Он заснул сразу. А она еще долго не спала. Все вглядывалась в его измученное, изукрашенное ссадинами и кровопотеками лицо, ободранные и исцарапанные плечи. И жалела его, даже всплакнула немного. Она думала — опять ему досталось в пьяной уличной потасовке, а может, опять он попал в вытрезвиловку или на пятнадцать суток. А еще вероятней, что связался с дурной компанией, они угробят его, доведут до ручки — и, так вон какой нервный стал, желчный, худой! Но даже такой, избитый, жалкий, дерганный, он был дорог ей. И другого она не хотела.

Во сне он все время вздрагивал, бил ногами. Кричал про какой-то список, квадратики, про какие-то гильзы. Кричал, что претендент, кандидат или еще кто-то там остался только один. Всего один! Она гладила его по лбу, шептала тихие успокаивающие слова. И он утихал. А потом и вовсе расслабился, стал дышать ровно, глубоко. Он спал, и ничего ему больше не снилось. Она видела по безмятежному лицу, что ему ничего не снится, что он наконец-то избавился от кошмаров. Тогда и она заснула.

Ему и на самом деле ничего не снилось. Не снилось до тех пор, пока откуда-то издалека, словно из-за стены, не прозвучал приторный вкрадчивый голос.

— Ну, вставайте же, вставайте, — упрашивал кто-то мягко и ненавязчиво, — вставайте, уже пора.

Сергей не хотел прислушиваться к этим словам, он отмахивался от них — кто это там еще осмеливается будить его! И вообще — какого черта! пошли они все вон! он у себя дома! он даже больше, чем у себя! он у нее! в единственном спокойном и надежном пристанище! и пусть убираются отсюда все, кем бы они ни были! пусть проваливают! обнаглели! пусть уматывают, даже если они обрывки сновидений, если их и нет на самом деле!

— Пора, молодой человек, пора, — сахарным сиропом лился в уши голос, — ну не хорошо же так долго заставлять себя ждать, вставайте, пойдемте, ну-у!

Сергей приоткрыл один глаз. Какой-то смутный силуэт маячил над ним. Ира спала, отвернувшись от него, уткнувшись лицом в стенку и заслонившись ладошкой. Он не стал ее будить. Он открыл второй глаз, чтобы получше разглядеть наглеца. Но в комнате было темно.

— Пора, — настаивал незнакомец, — вы же и сами понимаете, что пора. Вставайте!

Сергей почувствовал, что его тянут за руку. Еще чего не хватало! Он вырвался, сел на постели.

— Кто вы?! — спросил он шепотем.

— Я пришел за вами. Пойдемте! — отозвалась тень.

Что-то блеснуло. И Сергей разглядел, что на носу у тени сидят крошечные кругленькие очочки, этакое малюсенькое пенсне — его стеклышки-то и поблескивали.

— Как вы попали сюда! — прошептал Сергей строже. Он не хотел будить спящую. Но надо было и реагировать на все это. — Убирайтесь вон!

Ира шевельнулась, уткнулась носом в подушку и тяжело вздохнула. Худое плечо, выглядывающее из-под одеяла, торчало наружу беззащитным островком плоти. Сергей подтянул край, укрыл плечо.

— Пойдемте, пойдемте со мной, — позвала тень.

— Хорошо.

Он встал, натянул брюки, набросил рубашку. И они вышли.

Глаза сразу резануло от яркого света. Сергей прикрылся рукой. В прихожей стояли еще четверо. Были они какие-то странные, Сергей даже забыл про первого. Но разглядеть все получше не дали — грубая рука ухватила его под локоть, в спину толкнули.

— Нет, пускай он оденется! — проговорил сиропный голос.

Сергею набросили на плечи куртку, навесили через плечо сумку. И опять толкнули. Но не к входной двери толкнули, а к кухне.

— Не задерживайте, молодой человек, не задерживайте!

После третьего толчка он вышиб телом дверь, полетел на стол, но сумел притормозить, застыл у подоконника, обернувшись лицом к обидчикам.

— Вы, разумеется, догадываетесь, в чем вас обвиняют? — спросил обладатель приторного голоса.

Сергей рассмотрел его. Это был человек среднего роста, весь затянутый в черную кожу: и куртка у него была кожаная, и сапоги, и портупея с двумя висящими на ней кобурами, и фуражка, и даже штаны. Над крохотным пенсне торчали клочковатые вздернутые брови, нос был широк и крут, губы извивисты, казалось, ироническая улыбочка навечно поселилась на них, черные усики, черная бородка клинышком довершали портрет «тени».

За черным стояли какие-то помятые одутловатые личности — небритые, явно похмельные, мутноглазые. Одеты они были по-разному, но очень небрежно, если не сказать более. Сергей невольно взглянул вниз, на линолиум — он был весь затоптан и заплеван семечной шелухой, видно, гости гостевали тут давненько. В углу, возле перекособоченной колонки, пирамидой стояли четыре винтовки. Это было что-то новое.

Сергей раскрыл было рот. Но не успел ничего сказать.

— Не волнуйтесь, юноша, — мягко пропел черный, — мы вас сейчас расстреляем. Прямо тут!

— Кокнем, стало быть, — растолковал подробнее один из мутноглазых.

Сергей понял — гости не шутят.

— А на каком, собственно, основании?! — попробовал возмутиться он.

Черный ехидно засмеялся ему в лицо — усы встопорщились, губы расползлись чуть не до ушей, из-за белесых стекол высверкнули желтыми огоньками черные умные глаза.

— Заявление делали? В милиции?

— Какое еще заявление? — не сообразил Сергей.

— А по поводу убиенного вами, там, у сугроба?!

— Ну делал.

— Вот вам и основание! А вот документ! — черный достал из кобуры свернутую вчетверо бумагу, протянул. — Читайте, читайте, юноша, все по закону!

Сергей дрожащими пальцами развернул листок. На том было выведено лиловыми чернилами: «На основании заявления обвиняемого, показаний свидетелей и с санкции прокурора обвиняемого следует расстрелять не позднее, чем через четыре минуты после оглашения данного приговора. Члены следственного комитета. Подписи.» Ниже стояла круглая неразборчивая печать. Сергей сумел прочитать только «минбытхоз», все остальное было смазано.

— Это липа! — заявил он.

— Какая же это липа! — искренне удивился черный. — Глядите, с водяными знаками!

На бумажке и впрямь были водяные знаки — просвечивал знакомый профиль. Но Сергея и это не убедило.

— А чего с ним говорить! — процедил один из мутноглазых. И взял из пирамиды винтовку. Другие последовали его примеру.

— Погодите, товарищи, — остановил их черный. — Стрелять только по моей команде! Законность должна быть во всем!

Сергей поверил — сейчас его расстреляют. Прямо здесь! Три минуты прошло. Осталась минута. Мутноглазые поднимали стволы винтовок, плевали шелуху на пол. Проснулся висящий на стене приемничек-репродуктор. И объявил хрипато:

— Но от тайги до британских морей

Красная армия всех сильней…

И спекся. Заглох.

Черный поглядел на Сергея как-то отечески, любя. Потом скосил глаз назад и проинструктировал:

— Как взмахну платочком, так и палите!

— Не боись, не промажем, — заверили его мутноглазые хором.

Винтовочные дула смотрели в лицо Сергею. Оставались секунды.

— Стойте! — жалобно попросил он, цепляясь пальцами в подоконник. — Стойте!

— Чего еще, юноша? — полюбопытствовал черный. И принялся протирать вынутой из кармана красной тряпочкой свои очочки.

— Последнее желание!

— Вот как?! — черный удивился, брови поползли вверх по морщинистому лбу.

— Мировым паразитам последних желаниев не дается, — зло выговорил крайний мутноглазый. — Мировых паразитов давят как клопов, на месте!

— Пора кончать! — брякнул средний.

— Ну почему же, — показал свою власть черный. — Давайте послушаем. Чего же, интересно, вы желаете, юноша, папироску, рюмочку водки и ложечку икорки, женщину?

Сергей надулся и выпалил:

— Я желаю в уборную!

— Чего?!

— Он говорит, в сортир хочет! — пояснил крайний.

Черный отмахнулся, наморщился.

— Странное у вас какое-то желание, — проговорил он в нос. — Я еще понимаю, если б, извиняюсь за выражение, сортир, стоял где-то на улице! Но как вы собираетесь бежать из этого, пардон, сортира?!

— Я не собираюсь бежать, — ответил Сергей, — брюхо чего-то скрутило. Боюсь, как бы конфузия не вышла — пальнете и…