Он, Серега и на рынок и по магазинам и на дачу и по другим нашим общим делам мотается. И работает он у черта на рогах – на

Толмачевском шоссе. Кроме того, не меньше двух раз в неделю он к

Ирке на Затулинку ездит – продукты, деньги ей отвозит. Дочери нашей родной ведь даже за деньгами лень к нам, к старикам ездить. Я уже не говорю про тяжелые сумки… Не любит она, видите ли, общественный транспорт. А коли машина есть – будьте любезны, привезите. С доставкой на дом, так сказать. А я буду лежать на диване и "Дом-2" смотреть. Все на блюдечке подай… с голубой каемочкой. А получит передачку – ни спасибо, ни насрать! Словно, так оно и должно быть…

– Так купи и ей машину, – предложил я, – будет сама к тебе за баблом и картошкой приезжать.

Борька косо посмотрел на меня:

– А на что? На что я ей машину куплю? Я же не Рокфеллер какой-нибудь! В последнее время в фирме дела не очень идут. Продажи упали. – Он глубоко вздохнул: – Да и нельзя ей за руль. Сядет и в тот же день расшибется к чертовой матери. И машину и себя угробит.

Она внешне на Маришку похожа, а так – прям, как я. Неуклюжая, реакция нулевая. Все роняет, все бьет, все у нее из рук валится…

За всю жизнь даже на велосипеде ездить не научилась. В детстве все время падала с него. Коленки постоянно в зеленке были. Потом я этот велек взял и соседскому пацану подарил…А машина – не велосипед.

От нее не только коленки в зеленке будут. Техника в руках папуаса…

Борька замолчал, сидел грустный и какой-то покинутый. Сидел и ничего не ел, даже его любимая кабачковая икра, переложенная мною из банки в вазочку, стояла перед ним не тронутая.

– …Квартира в свинарник превратилась, – задумчиво продолжал

Борька. – Она же, Ирка, собаку себе завела, представляешь?..

– Да ну?

– Ага. Сенбернара. Бароном назвала. Башка, как телевизор. Жрет – ведро каши с мясом каждый день, за два присеста – утром и вечером. А на обед – две пачки творогу и пакет молока. Вот… Пока песик маленький был – плюшевая игрушка, да и только. А потом эта плюшевая игрушка выросла и стала много места занимать, мешать он Ирке стал.

Завести-то завела, а потом… В общем…, теперь Барон у нас живет.

Мы с Серегой им занимаемся. Кормим, вычесываем, гуляем по три раза на дню. Ирка ведь с ним практически не гуляла, чуть мочевой пузырь собаке не испортила. Мы когда Барона к себе привезли, у него цистит был, мочился, когда приспичит и где попало. Всю квартиру зассал.

Квартиру отмыли, собаку вылечили. Теперь Барон нормальный здоровый пес…, но проблем все равно хватает. Что не прогулка – то скандал с соседскими бабками. То кошечек их на березы загонит, то гавкнет на какую-нибудь старуху, которая ему не понравилась. Та чуть не помирает со страху. А то кучу во дворе навалит. Мы с Серегой и так с собой на прогулку полиэтиленовые пакетики и совок специальный берем.

Но бабкам это все равно. На асфальт если Барон отложит, чисто ведь не убрать…

Собака – друг человека, чуть не брякнул я, но вовремя себя одернул. Это напоминание тоже сильно попахивало морализаторством, и на него я вполне мог бы услышать от Бориса: у тебя, Женька собаки нет, потому ты так и говоришь.

Действительно, у меня нет собаки, у меня нет семьи, у меня нет детей, и как следствие – у меня нет проблем, связанных со всем этим.

У меня вообще нет никаких проблем. Хорошо это или плохо? Борька, наверное, думает – хорошо. Зря, если конечно он вообще так думает.

Мне бы хоть горсточку его проблем…

Борька снова налил в наши рюмки коньяку. Выпив, зачерпнул ложечкой кабачковой икры и наконец-то закусил. Но, наверное, не почувствовал вкуса, потому что даже не крякнул. Он всегда крякал от удовольствия, когда ел свою любимую закуску.

– Собака ей не нужна стала… А мне значит она нужна? Не понимаю… Иногда даже не верится, что это все со мной происходит.

Может, Ирка так мстит мне?..

– За что?

– Ну, ты знаешь за что. А что, не за что? Я же ее на руках не качал, когда она маленькой плакала, песенки колыбельные ей не пел, у кроватки ее ночами не сидел, когда она болела. Над Серегиной кроваткой сидел. И на руках его таскал и пел… Ну я ладно, а

Маришка-то при чем? Ей-то за что? Хотя… И она Ирке в детстве внимания не могла много уделять. Надо было институт заканчивать, потом работа. Ирка все детство с бабушкой и с дедушкой провела. А тут вдруг папа нашелся, о котором она и знать ничего не знала столько лет. И папа сказал: теперь будем жить вместе, одной семьей.

И забрал Ирочку от бабушки с дедушкой. А мама стала не только

Ирочке, но и папе внимание уделять. А потом и братик родился, который Ирочке совершенно не нужен был. А бабушка с дедушкой совсем старенькими стали, а потом и вовсе умерли. И показалось девочке, что бабушка с дедушкой ее любили, а папа с мамой не любят…

– Вот видишь, – сказал я, – ты сам себе все и объяснил. А ты пробовал с Ириной по душам поговорить?

– Пробовал. Неоднократно.

– И что?

– А ничего. Не понимаем мы друг друга. Словно чужие. Сначала еще какое-то понимание было, а сейчас… – Борька помотал головой.

– Попробуй еще раз поговорить.

– Да сколько можно разговаривать! Скоро язык отсохнет.

– Вот пока не отсох, и говори. Каждый раз говори. Непонимание возникло – поговори.

– Да у нас с ней сплошное непонимание! – Борька взмахнул ложкой, которой зачерпывал икру, оранжевые капли упали на скатерть, Борька облизнул ложку.

– Думаешь, обо всех своих бедах рассказал? – спросил он меня, машинально положив облизанную ложку обратно в вазочку. Борька не ждал моего ответа, но я сказал:

– Думаю, о самом страшном ты мне еще не рассказал.

– Я тебе о вчерашнем скандале не рассказал.

– И что было вчера?

– Вчера я узнал от дочурки радостную новость. – Слово

"радостную" прозвучало безрадостно. -…А началось все не вчера.

Завела себе Ирка дружка, гражданского мужа, как это теперь называется. Собаки-то у нее уже нет. Видать скучно стало в одиночестве "Дом-2" смотреть. Пацан. Шестнадцать лет. Представляешь?

Я кивнул головой, представил мол.

– Нет, ты не представляешь. Ирке моей тридцать скоро, а мужу ее гражданскому чуть не вдвое меньше. Детский сад! Ни образования, ни профессии. Трахаться умеет, а больше ничего… Полгода вдвоем на моей шее сидели. Да не вдвоем! Ели, пили, друзей к себе приглашали, вместе с ними гужбанили. Даже не задумывались бездельники, за чей счет жизни радуются… А недавно этот комсомолец исчез. То ли Ирка его за дверь выставила, то ли он сам к другой тетке ушел, почуял, что жареным запахло.

– А что, запахло?

– Запахло, еще как… Ирка беременная от этого… пионера!

Борька вытаращил свои глаза, ожидая моей реакции.

Если он продолжит свой рассказ о несостоявшемся зяте, то скоро станет называть его октябренком, подумал я. Но сказал другое:

– Ты радоваться должен, что скоро дедушкой станешь.

– Радоваться? Чему радоваться? Мужа у Ирки нет, а если и объявится этот… – вот сейчас Борька назовет этого паренька, любителя взрослых дам октябренком, подумал я, но Борька решил нарушить логическую цепочку, -…этот молокосос, я его лично с лестницы спущу. На фиг мне такой зять нужен?!

– Ты помнишь Шурика Ивченко?

– Тот, с которым ты… "кровь кружками проливал" за рубежами нашей родины?

– Тот самый. Он был у меня два дня назад. Про внуков своих рассказывал. У него два пацана, двойняшки, а зятя у Шурика тоже нет.

– Да ну?

– Ага. Сообща, всей семьей внуков воспитывают. Ты знаешь, Борька,

Шурик тоже хорохорился, но мне показалось, что внуки для него значат очень много. Внуки, это радость, Борька! Вот родится у тебя внук или внучка, все изменится. Увидишь, увидишь, как все изменится. Некогда скандалить будет, а общие заботы вас объединят. И найдете вы с

Ириной общий язык, обязательно найдете.

– Ты так думаешь?..

– Я в этом уверен.

На самом деле я ни в чем не был уверен. Не всегда получается так, как мы хотим, чаще получается еще хуже… Но, стоп! Опять прорвался в мои мысли черный пессимизм, прихватив с собой зануду-обреченность.