И Николай понял — это наша, отмеченная особой печатью, а значит, и пыжиться перед ней не стоит — глаз был наметанный.

— Да так, ничего, Зиночка. Посидим, покумекаем. Мы тут с приятелем гоношим… Может, и ты в компанию войдешь?

— Еще чего?! — женщина отвернулась.

Витюня вытащил трешку и полпригоршни мелочи.

Тряхнул все это на ладони.

— Боюсь, самим многовато будет. Если чего — присоединяйся!

В глазах, почти прикрытых пухлыми верхними веками, блеснул интерес.

— Вам верить — себе дороже.

— Ну, как хочешь, нам больше достанется. У Коляньки вон еще рублец есть. Да и я недаром бегал — вон, взгляни, в ящичке, почти под тобой, левей, левей — шесть бутылок из-под портухи и пара с-под пива.

Женщина придирчиво осмотрела содержимое ящика. Сокрушенно покачала головой.

— Эх, раньше б знала…

Николай в разговоры не вступал. К чему эта лишняя обуза им? Да и, честно говоря, делиться предстоящей «покупкой» не особо хотелось. К чему? Но Витюня повел себя иначе.

— Зин, я ж тебя чую, доставай — чего там припасла. Да не боись — все честь по чести будет. Мне не веришь, вот Коляне поверь — да он прирожденный интеллигент. Такой не подведет.

Николай кивнул. Его не прельщало пить в обществе незнакомой грязной бабы. Но действовала мужская солидарность. Да и выпить хотелось очень сильно.

— А чего это у твоего интеллигента все ручищи в земле? Ой, да и кровь на них запеклася! Ты чего?

Николай смутился и спрятал руки за спиной.

— Сходил бы сполоснул, хоть в луже, — и то дело!

— Не графья! — вставил Витюня и выразительно уставился на сумку.

— А, была не была! — Женщина достала бутылку "Белого крепкого". — Но глядите!

После первого стакана она подобрела, разулыбалась:

— Пропади все пропадом, эх, мать ты моя. Давай по второму, чего тянуть?

Продавщица из магазина не подвела — ровно в тридцать пять минут третьего она уже была на месте. Общих денег хватало на бутылку водки и бутылку портвейна, черного, как смоль, девятнадцатиградусного. Все это перекочевало в Зинкину суму.

— С вами еще влипнешь. Пойдем ко мне — все равно украсть нечего.

И они пошли. Зинка чуть впереди. А они сзади, оглядываясь, шаря глазами по каждому кустику, будто ожидая, что оттуда вынырнет ни с того ни с сего фигура милиционера и сорвет им предстоящий праздник.

Идти было недалеко. Но у самого подъезда неизвестно кого дожидавшийся капитан Схимников остановил Зинку:

— Опять ты тут?!

— А где ж мне быть? Вы меня, товарищ участковый, не трожьте. Инвалид я, на законном отдыхе.

— Знаю я про эту инвалидность. И про то, чем ты себя до нее довела, тоже знаю! Твое счастье, что последние полгода от жильцов жалоб не поступало…

Зинка сделала вид, что хочет отпихнуть милиционера плечом. Тот невольно отшатнулся, и она прошла, помахав ручкой на прощание.

Схимников только головой вослед покачал, прошептал: "Дождешься ты у меня". И пошел своей дорогой, хлопот у него хватало.

Витюня с Николаем заблаговременно спрятались за углом дома, притихли.

Вся показная веселость и бесстрашие мгновенно слетели с Витюни. Он побледнел, челюсть затряслась. Николаю тоже было не по себе. Глаза его забегали и совершенно случайно остановились на коричневой доске объявлений, висящей тут же на стене. Обычно там красовались беленькие четвертушки листа, вещавшие о ремонте, отключении воды и злостных неплательщиках. Но сейчас Николаю в глаза бросился красный цвет, которым была выведена Витюнина фамилия.

— Гляди!

— Чего там еще? — Витюня с уходом Схимникова ожил, нахальство и безмятежность вернулись к нему.

Николай указал пальцем. Объявление гласило: "Четырнадцатого числа в ДЭЗ-37 состоится разбирательство антиобщественного поведения гр. Жбанова В. А. Явка…"

У Николая мурашки побежали по спине. Но все же он вздохнул с облегчением — мимо него прошли, есть еще время. Он затравленно оглянулся, вздрогнул от прикосновения к плечу Витюниной руки. Витюня стоял и чесал загривок, шумно, не щадя кожи.

— Что будешь делать? — спросил Николай.

Витюня расплылся, хлопнул себя по жирным бокам.

— А я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, — просипел он, безбожно коверкая какой-то знакомый мотив, — а от вас, дорогие общественнички, и подавно уйду!

Николай поежился, смолчал.

— Ну, чего вы там? — раздался тихий голос из окошка второго этажа. — Смелей давай.

Зинка жила в коммунальной квартире. Она и предупредила об этом сразу же, без намеков.

— Ежели чего — глядите!

Убранство в ее комнатушке было несравненно богаче, чем в квартире Николая. Особенно его поразил дешевенький электрофон с колонками. Под ним лежала куча пластинок. Лежала вповалку. Посреди комнаты стоял круглый стол, и бутылки уже покоились на нем, не откупоренные, но очень аппетитные. Витюня потер ладони. В углу примостился диванчик, а у стола стояли два обшарпанных стула и какое-то казенного вида кресло.

Зинка тщательно заперла дверь. Сдвинула занавески. И от этого Николаю стало как-то не по себе, он вдруг почувствовал себя взаперти, в клетке. Захотелось сбежать. Но бежать было некуда и поздно. И Николай взялся за бутылку.

— Не, мальчики, — вдруг сказала довольно-таки звонко Зинка, — начнем с беленькой. Ну, а не хватит — залакируем. И не спешите. Пускай сегодня все как у людей. — Она полезла под столик за пластинками, и Николай увидал ее еще совсем приличные, крутые даже ноги. — Ну вот. — Она помедлила. — А ты чего ошалел, милок? И не узнал, что ли?

Зинка смотала с головы платок, похожий скорее на помойную тряпочку, и по плечам ее рассыпались не очень чистые, но еще густые светлые волосы.

— Ты не смотри на лицо-то, Коленька ты мой Новиков, думаешь, старуха алкашка? — Она расхохоталась, действовало выпитое. — Да я же, отличничек ты мой, на класс моложе в одной школе с тобой училась!

Она снова засмеялась. А Витюня стал заговорщицки подмигивать, подтверждая Зинкины слова кивками.

— Это ж ты у нас один такой слепенький, ничего не помнящий. Тетерюшка ты наш. Весь двор, да и вся улица с прилежащими, все тебя знают. А ты крадешься все по закоулочкам, секретного агента из себя делаешь. А ты плюнь, голубь! Ты гордись и плюй в их поганые рожи. Ежели нам такая житуха нравится — наше дело. И стыдиться тут нечего. Понял?!