Мне представляется, что в юридическом плане аргументы Израиля наивны и уязвимы. Но дело не в этом. Вопрос о поселениях будет решаться не в юридической, а в политической плоскости. Туг разворачиваются основные баталии.
Правительство Рабина-Переса проводило линию «замораживания» поселений. То есть их окончательная судьба будет решаться на финальной стадии переговоров, а пока новых поселений не создаем, старые не расширяем. Сократились ассигнования на поселения. В принципе эта линия выдерживалась. Хотя под давлением самих поселенцев, под давлением оппозиции правительство иногда отклонялось от своего же курса.
Правительство Нетаньяху сделало упор на «неприкосновенность» поселений, на их развитие, но не за счет расширения площадей, а за счет строительства и обустройства в имеющихся границах.
Отчаянно борются за существование сами поселенцы. Не потому, что они сионисты. А потому, что трудно покидать места, где прожита жизнь, где все вокруг сделано своими руками, где выросли дети и растут внуки.
Позиция палестинцев остается прежней: ликвидация всех поселений. Но, как мне представляется, никакое израильское правительство на это не сможет согласиться. Тут — один из наиболее острых углов «бермудского пятиугольника». Единственно, что возможно, — притупить его немножко. То есть ликвидировать мелкие, стоящие «на отшибе» поселения, при сохранении их основного массива…
Несколько слов об уровне и качестве жизни в Израиле. По данным Центрального статистического бюро, в 1996 году 17 % населения относилось к «бедным»: ежемесячный доход семьи с двумя детьми ниже 500 долларов в месяц. Доходы верхних 10 % семей превышали доходы 10 % нижних в 10.8 раз. А жизнь дорогая. По этому показателю Израиль находился тогда на 28 месте в мире. Тель-Авив входил в десятку самых дорогих городов мира. В Нью-Йорке или Пекине жить дешевле, а в Москве или в Токио дороже.
Однако магазины и лавки, коим несть числа, кафе, всякие забегаловки набиты битком. На рынках не протолкнешься. Каждый израильтянин употребляет в среднем 3242 калории в день. Из 100 израильтян 68 имеют автомобили. На каждую семью приходится 2.3 телефонных аппарата. И так далее…
Самый распространенный вид преступлений — угон автомашин. В 1996 году их было угнано 36 809. Тут все отлажено. Переправляют на территории, а там не найдешь.
По числу убийств Израиль на предпоследнем месте в мире.
Больше всего людей гибнет на дорогах. С мая 1948 по июль 1996 года в результате дорожно-транспортных происшествий погибли около 19 тысяч человек. Почти столько же, сколько во всех войнах, которые вел Израиль. По числу погибших на дорогах в расчете на 100 тысяч машин (45 человек) Израиль занимает 1 место в мире в списке «автомобилизированных» стран (в США — 20, на последнем месте Норвегия — 15). Хотя по количеству автомашин на 1000 человек (268) Израиль заметно уступает Америке (765).
По числу самоубийств на 100 тысяч населения Израиль занимает 41 место в мире (Россия — 5-е, США — 31-е).
Много всяких других болячек. Но большинство израильтян, вот тут уместно сказать — «подавляющее большинство», довольны своей жизнью. Несмотря на плохое качество воды. Несмотря на то, что жарко. Несмотря на «пятна социализма». Несмотря на террор. Они — в своей стране, которую они любят. И хотя, если верить институту Геллапа, по показателю «оптимистичности» (предощущение жителями международных конфликтов) Израиль соскользнул с 3 места в 1995 году на 41-е в 1996-ом, эта пессимистическая оптимистичность как-то незаметна в русле повседневной жизни и повседневных настроений. Поэтому израильтяне и живут так долго: по продолжительности жизни (75 лет для мужчин в 1993 году) Израиль на одном из первых мест в мире.
Раздел политического отчета, повествующий о российско-израильских отношениях, мы озаглавили: «ни шатко, ни валко». Делался вывод, что в конце каденции правительства Аводы динамика наших взаимоотношений становилась все более вялой, накапливался негатив, нарастало ощущение застоя, топтания на месте. Нетаньяху заявил о намерении улучшить отношения с Москвой. Но пока заявления о намерениях еще не трансформировались в конкретные дела.
Из МИДа пришло вежливое порицание. Посольство упрекали в том, что оно «излишне пессимистично» оценивает состояние и перспективы российско-израильских связей. Я не стал спорить.
Выставка картин Эдуарда Хорошего. Социалистический реализм в хорошем смысле этого слова…
На вернисаже запомнился Михаил Гробман в больших сапогах и с большой собакой, которую звали Тимур. Пока публика смотрела картины, Тимур поедал скудную закуску, лежавшую на презентационных столах.
С Гробманом и его женой Ирой (вполне самостоятельная суверенная личность, выпускающая интересный журнал «Зеркало») мы дружили, как говорится, «домами». В их доме, битком набитом картинами, книгами и часто — интересными людьми, можно было забыть о «российско-израильских отношениях». Миша — из московского «второго авангарда»… Его полотно «Генералиссимус» (1964, Сталин изображен) явилась, по утверждению знатоков, предтечей соцарта и русского концептуализма.
В Израиле с 1971 года. Вокруг Гробмана, который не стеснял себя в суждениях о коллегах, кипели страсти.
«И снова Гробман, господа, — восклицал Савелий Кашницкий по поводу эссе Гробмана «Цветочки в баночке» (это он так о художниках-репатриантах. — А.Б.). — Тот самый поэт — художник — критик — публицист, да никак не через запятую, а все разом. Неистовый Микеланджело нашей эмигрантской Тосканы. Увы, лишенный первополосной удали. Но столь же непреклонный к коллегам-провинциалам, заброшенным «колбасной ностальгией» из Москвы, Петербурга, Риги и прочих задворков Европы на наш левантийский Монмартр. Стесненный в газетных дунамах, но по-прежнему грозный судия и наставник алии. Жив, жив, курилка».
Да, курилка был жив. Эпатировал публику. Много работал. Надоедал сам себе и становился другим. «Когда я смотрю на свои старые работы, — признавался Гробман в одном из интервью, — мне кажется, что это уже прожитая жизнь, которая имеет отношение только к тем временам, идеям, событиям. Я ощущаю себя как бы стоящим перед огромным неизвестным пространством — то ли это джунгли, то ли Северный полюс и не известно, что меня в процессе освоения этого нового пространства ждет. Во всяком случае, я знаю, что тот путь, который я прошел, никак не поможет мне в последующих пространствах. И всякий раз я психологически становлюсь начинающим, двадцатилетним художником, и этот возраст бесконечно повторяется».