— Ага, — подтвердил Кац, хлебая пиво прямо из бутылки, — мерность не выше, чем у картошки.

— Что ты знаешь про мерность? — Насторожился Капитан.

Фима откинулся на деревянную спинку скамьи, покрытую розовым банным полотенцем:

— Все абсолютно. Мы с Кацем про нее книжку написали. Вот это — Эммануил Кац, философ-космист…

— Мокрокосмист, — поправил Кац, — а это — Ефим Хуман, писатель-дебилетрист…

— Чушь, — проворчал Капитан. Он был уже одет, Боцман тоже застегивал последние пуговицы. Форма на Боцмане сидела как влитая, а сухопарому Капитану пришлось заворачивать манжеты. Протянув руку, он взял у философа-мокрокосмиста бутылку и допил до конца. Рыгнул, огляделся. Стол, скамья, мягкие диваны вдоль стен… Все это он уже видел — не очень давно.

— Пошли, — позвал Боцман.

Из предбанника вверх вела узкая лестница. Лишь поднявшись по ступенькам, бандиты поняли, что действительно бывали в этом месте.

Наверху лестницы стоял Андрей, старый знакомый, хозяин магазинчика, располагавшегося над сауной, тот самый, что сдал бандитам Фленждера. Он непонимающе моргал и не нашел ничего лучшего, чем спросить:

— М-мужики… В-вы откуда?

— Снизу, — содержательно ответил Боцман. — Посторонись-ка.

— Там внизу твои гаврики парятся. — Капитан с выработанным годами прищуром, от которого у неподготовленных моментально начиналась медвежья болезнь, посмотрел на Андрея. Тот затрепетал. — Похорони с музыкой. И телефон не лапай. Этим, философам, тоже скажи, чтобы не рыпались.

— Тачка есть? — Боцман, взяв Андрея за отворот кожанки, деловито обшаривал карманы.

— Синяя «восьмерка». Во дворе стоит.

Бандит обнаружил ключи и театрально подкинул их на ладони:

— Временно конфискуется.

— Но…

— В ушах говно! Как понял, а если не понял, то как?

— Понял… Как… — у Андрея подкосились коленки, и он осел на пол, привалившись к крашеной стене.