Боцмана удалось найти практически сразу. В пентхаусе у Петирима. Оркестр козлоногов-дударей наяривал что-то среднее между русской плясовой и эйси-джазом, кимор в красном балахоне стучал по электрическому там-таму всеми четырьмя лапками. Девки визжали, купцы, не успевшие удрать, мрачно сидели по углам. Петирим столь же мрачно торчал у стойки, за его спиной на зеркальных полках громоздились бутыли, большая часть которых была разбита. Деревянная люстра, сделанная из цельного куста увлапонской чернявки, валялась на полу. Серебристые сапоги Боцмана безжалостно давили тонкие пластины бесценного черного дерева.

— Значит, так, — вещал Боцман, почесывая бороду, — с каждого барыги — по два платиновых куба. Теперь ясно? — он кивнул в сторону музыкантов. Под сценой валялись грудой тела трех вольных рыцарей и одного местного гвардейца. Голова гвардейца была повернута под таким странным углом, что сомнений не оставалось: Боцман измельчил в крошку все шейные позвонки. Капитан, только что вышедший из стеклянных дверей лифта, решил подождать — пусть приятель покуражится. Купцы молча выкладывали монеты из сафьяновых шитых золотом кошельков. Боцман прошелся вдоль столиков, собирая дань. Потом остановился возле стойки, схватил двумя пальцами Петирима за нос и резко дернул:

— Что, крыса, будешь еще гвардию вызывать?

— Уже вызвал, — подал, наконец, голос Капитан, — я видел отсюда.

Действительно, со стороны лифта было хорошо видно, как Петирим лихорадочно давит кончиком хвоста на скрытую под стойкой педаль.

— Ах, ты… — Боцман двумя быстрыми ударами кулака выбил эквапырю передние зубы. Вопль Петирима смешался со звуками непрекращающейся музыки.

— Ладно, выпить не успеем. Пошли через стену. — Капитан потянул Боцмана за собой.

— Гвардия, что ль? — Пьяно умилился Боцман, — да мы их в понос размесим!..

— Пошли, говорю! — Настаивал Капитан, — просто дело есть.

— Врешь.

— Нет.

И Боцман поверил.

По задней стене здания оба бандита спустились меньше, чем за минуту — по сравнению с тренировками это было даже не развлечением, а совсем уж полной ерундой. Капитан повел Боцмана через темные дворы.

Вечернее фиолетовое небо тонуло в ломаных дырах, ограниченных плоскими крышами. Юная шпана, завидев серебристые камзолы, бросала карты и старалась забиться в окна полуподвальных этажей. Домохозяйки, возившиеся с развешанным на веревках бельем, подбирали юбки и с тихим писком катились к уютному свету полуоткрытых дверей. Пьяный Боцман порывался шалить, но Капитан волок его за собой все дальше. Наконец, за стрельчатой аркой показался Грибной бульвар. Усеченные пирамидки фонарей на гибких стеблях, чириканье хомяков, тяжелое дыхание кастрированных швабов… Нет, не только кастрированных. Вон несутся вереницей швабы самые что ни на есть свирепые — гвардейский патруль, расшвыривая на своем пути прогуливающихся чиновников, купцов, спешащих в дорогие кабаки, и вольных девок в желтых сарафанах, мчится на помощь Петириму… Поздно, однако.

— Эй, герои! Пару палок за пару кубов!

— Пшла вон, курва! — Капитан плечом отпихнул слишком настырную вольную девку. Он сейчас, наверное, выглядел пострашнее гвардейского шваба. С неба лился колокольный звон, и монотонный бесполый голос повторял:

— Посетите арконское отделение Всемирной Церкви Скопцов. Посетите…

Голосу вторил ангельский хор:

— Скоп-цы! Мо-лод-цы! Скоп-цы!..

На темных газонах, освещенные бликами витрин, валялись монахи-лентяи вперемежку с совокупляющимися парочками. Сегодня вечером Аркона выглядела особенно сумасшедшей. Или просто Капитан отвык, заторчался в виртуалке? Нет, действительно: даже атсаны ходят, приплясывая. Вечно суровые и вечно сварливые атсаны… Конечно! Атсанов на улицах полно, а лусын — хоть бы один попался!

Бон Рог что-то говорил об атсанском празднике. Как это у него называлось? Тычинки-пестики… Неделя Приплода! Арконцам, ясное дело, пофигу, что праздновать. А лусынам в это время лучше с атсанами не встречаться — обязательно морду набьют. Традиция такая. Праздник, можно сказать, уже на кончике корешка. Или уже начался?.. Все верно, народ гуляет — весь, кроме желудей: у лусынов совершенно другой цикл размножения, во время Недели Приплода этих горных потомков жень-шеня почему-то неудержимо тянет во всякую грязь. Поэтому им поручают следить за жрутерами.

— О! Это настоящая оргия на целую неделю! — Мелко подпрыгивая, говорил бон Рог. — Мы становимся совершенно сумасшедшими! Полный экстаз!

Атсаны — основные техники при жрутерах, в том числе и при Клае Бонифации. Семь дней будут беситься. А полковника придется отключить!

Бон Рог уточнил:

— Перед началом праздника мы скормим всем жрутерам норму дня на три, от лусынов все равно толку мало, и спокойно пойдем предаваться плотским утехам.

Значит, полной отключки не будет. Но все равно. Теперь ясно, почему полковник не мешал Капитану действовать. Полковнику не до того: он экономит энергию.

Капитан прибавил шагу. Какой сегодня день праздника? Не важно. В любом случае надо все провернуть за ближайшие часы.

Улица Покорителей Черного Замка тоже ломилась от толпы и экипажей. Здесь, правда, преобладали не швабы, а летучие каноэ — в квартале жило много гельвенцев. Одно из этих каноэ, не дававшее Капитану пройти, он пихнул так, что гельвенцы, обмотанные ремнями и шкурами, посыпались на мостовую. С ходу врезав кому-то по скуле, кого-то пнув сапогом, Капитан расчистил путь к широкой лестнице, поднимавшейся к стальным дверям Школы Благородства. Эти двери толпа обходила, опасаясь даже касаться ногами лестницы.

Капитан запустил руку по локоть во влажный рот мелкого беззубого жрутера, росшего в хромированной кадке возле дверей. Потом то же самое сделал и Боцман. Двери приоткрылись, пропуская курсантов. В Школе было тихо. Курсанты в кабаках бузят, даже техники бузят в подвальных пивнушках. А всемогущий хозяин на другом конце Арконы дремлет, тихонько переваривая трехдневный паек.

Капитан и Боцман шли быстрым шагом вниз по винтовой галерее. Столовая, жилые отсеки, пьютерная. Всюду пусто. Взгромоздив Боцмана на кадку, Капитан залез на свою и, перед тем, как нырнуть в бутон, коротко бросил: