— И? — спросил король, протянув руку к Джею. — Это все?

— У нее, — отозвался Джей, кивком указав на Робин.

Кажется, Хэрн, едва лишь достав Одного из костра, тут же отдал его Робин. А Робин никого уже к нему не подпустила. Я не могла сообразить, зачем же Хэрн это сделал, пока Хэрн не сказал: «Иди глянь», — и не подозвал кивком еще и Утенка.

Робин высунула руку из-под накидки — накидка Джея была велика для нее, — и показала Одного. Он был золотым. Он весь лучился мягким оранжевым блеском, и казалось, будто он сделан из металла. Хэрн с Робин не больше нашего понимали, что же это значит. Хэрн сказал, что среди углей Один сверкал еще ярче. Сейчас, на воздухе, он немного потускнел. И еще Хэрн сказал, что на лицах у Джея и остальных была написана такая неприкрытая алчность, что он инстинктивно отдал Одного Робин, чтобы защитить его. Почему он решил, что несчастная Робин сумеет удержать Одного, если кто-нибудь попытается его отнять, я понятия не имею. Робин, кроме того, держала еще и Гулла, завернутого в ее собственную накидку, и никто, кроме нас четверых, о нем не знал.

Тут Робин доблестно оправдала возложенные на нее Хэрном надежды. Король подошел к нам, а Робин спрятала Одного и отказалась его показывать. На ее бледном лице проступил румянец — ей было неловко, что она так обходится с королем, — но Робин была непреклонна.

— Это не принято, чтобы его передавали из рук в руки и чтобы на него глазели все, кому не лень, — сказала Робин.

— А если вы все пройдете ко мне в шатер и после ужина мы посмотрим на него? — предложил король. — Я могу приказать развести огонь в очаге, чтобы он чувствовал себя как дома.

Наш король теперь сделался очень вежливым, но Робин посмотрела на него строго. Она не привыкла, чтобы люди непрерывно подшучивали, как это делал наш король. Но все-таки Робин согласилась.

Наш король настоял на изысканном и обильном ужине. Этот ужин превратился в настоящее испытание для меня и Утенка. А вот для Хэрна — нисколечко. Хэрн любит покушать, а манеры его не волнуют. Для Робин этот ужин тоже превратился в испытание, потому что она и вправду чувствовала себя неважно. Но я рада, что она там присутствовала. Робин верят все. Когда она сказала, что мы вовсе не варвары, король тут же заверил ее, что это была всего лишь прискорбная ошибка.

— А теперь можно мне взглянуть на Одного? — спросил король, когда мы съели рыбу и мясо. Образовалась пауза, потому что цыплят, яйца и засахаренные фрукты еще не успели принести. Неудивительно, что наш король такой полный.

Робин неохотно достала Одного и поставила его на стол, среди красивых королевских тарелок. Но он был красивее всего. Король протянул руку к Одному, лукаво взглянул на Робин, потом все-таки взял его. Видно было, что Один тяжелый. Робин говорит, что он сделался вдвое тяжелее.

— Чистое золото! — воскликнул наш король. — Клянусь! Это его последнее превращение, верно?

Мы кивнули. Наш король осторожно повернул Одного, так, чтобы свет лампы падал ему на лицо. Теперь, когда Один сделался золотым, рассмотреть его черты стало куда легче. У него был крупный нос, примерно такого типа, как у Хэрна или Гулла. Король увидел это. Я заметила, как он взглянул на Хэрна.

— И давно он хранится у вас в семье? — спросил он у Робин.

— Отец говорил, что никто уже не помнит тех времен, когда его у нас не было, ваше величество, — ответила Робин.

Король хмыкнул.

— Должно быть, когда-то ваша семья занимала очень видное положение, юная леди. Вам об этом известно? И вы действительно каждый год после половодья кладете его в костер?

— Да, каждый год, — ответила Робин. — Отец говорил, что мы никогда не пропустили ни одного раза.

— Это и есть знак, по которому я узнал его, — сказал наш король, вертя Одного в руках. — Вы были верны соглашению, которое заключили с ним ваши предки. Вам известно, кто он, этот золотой господин?

Он довольно-таки непочтительно помахал Одним у нас перед носом.

— Да, — сказала я. — Это Один.

— Экое дурацкое имя, — сказал наш королль. — Вот раньше вы назвали мне его настоящие имена. Моя пушистоволосая дева, он — это Река. Сама великая Река! Ну, что вы об этом думаете?

— Я думаю, что это неправда, — сказала я.

— О, нет, это чистая правда, — сказал король, продолжая помахивать Одним. — У нас, у королей, жизнь тяжелая, и нам приходится постоянно улаживать всяческие дела с нашими подданными — например, среди всего прочего, спорить с маленькими девочками, — но зато нам, в качестве вознаграждения, рассказывают куда больше, чем большинству людей. Я знаю про вашего Одного. По правде говоря, именно его я и искал, когда пришли варвары. Если бы только Джей нашел его тогда, когда наведывался в Шеллинг, я не оказался бы теперь в столь неприятном положении. Он мог бы вытащить нас из него. Подумать только, во что он превратился! Этак хочешь не хочешь, а подумаешь, что он сделал это нарочно! Ну что за игру ты затеял, золотой плут? — поинтересовался король, обращаясь к Одному. — Это было нехорошо с твоей стороны — так запрятаться!

Он вовсе не шутил — ну, разве что в том смысле, что в устах короля все звучало как своего рода шутка. Я видела, что Робин шокирована.

— Откуда вы знаете, что он — Река? — напрямик спросил Хэрн. Я могла бы сказать, что из-за обрушившихся на нас за сегодняшний день неприятностей Хэрн устал, и это было бы правдой. Но, с другой стороны, я так никогда и не слыхала, чтобы он говорил с нашим королем почтительно.

— Это знание передавалось от короля к королю, — сказал наш король. — Когда наш народ пришел в эту землю, здесь правила королева по имени Кенблит. Возможно, она приходится вам пра-пра-пра и так далее бабушкой. А возможно, и мне. Она изыскала способ заставить Реку послужить людям. Говорят, будто она была ведьмой. Я думаю, вполне возможно, что она просто была очень красивой, и Река влюбился в нее без памяти. Кк бы то ни было, он подчинился и согласился, чтобы на него наложили узы. И среди прочего он согласился поддерживать наш народ в битве, всей своей немальенькой силой, каковую силу он любезно позволил вложить в свое небольшое изваяние — что Кенблит и сделала. Но он поставил одно условие: раз в год его нужно помещать в костер. Когда вся окалина выйдет из этого изваяния и он превратится в золото, это будет означать, что он достиг наивысшего своего могущества. И вот он здесь, золотой, как и обещал. Но уже поздно!

Глаза короля подозрительно заблестели — можно было даже подумать, будто они увлажнились, — и он посмотрел на Одного, которого так и не выпустил из рук.

Я помню, как смотрела на Одного и думала про великое половодье, и про то, как Канкредин боролся с Рекой. Мне до сих пор не верится, будто Один и Река — одно и то же. Ну, или почти одно и то же.

— Он здорово сглупил, что позволил себя связать, — сказал Утенок.

— Согласен, — отозвался наш король и поднес Одного поближе к цветной крыше шатра, — но я очень рад, что он это сделал. Теперь мы вместе преуспеем и достигнем процветания. Наконец-то я тебя заполучил, ты, скользкий золотой плут!

— Ваше величество, — подала голос Робин, — Один — наш.

— Конечно-конечно, юная леди, — сказал наш король. — Вы останетесь со мной и будете хранить его для меня.

Он передал Одного Робин.

— Вот. Возвращаю его законному хранителю. Берегите его. Теперь, когда половодье спало, нас ждет дальняя дорога.

И на следующее утро мы отправились в путь. Потому-то Робин и разболелась еще сильнее. Ее гоняли с места на место, и ей пришлось сидеть под дождем, пока король собирался. После первого дня пути наш король прислал к Робин врача. Врач сказал, что это речная лихорадка, и что раз Робин уже болела ею, она вскоре поправится и сможет спокойно продолжить путь. Это был тот самый врач, который отрезал Джею руку. Джей говорит, что если бы не этот врач, у него до сих пор было бы две руки. Я с ним совершенно согласна. Робин не стало лучше, даже после отдыха.

Хэрн пришелся королю по душе. Король дал ему пони, и Хэрн ехал верхом, а мы тем временем тряслись в груженых повозках. Мне каждый вечер приходилось заниматься растерыми при езде ногами Хэрна, и лишь после этого я могла отправиться к Робин. Теперь я понимаю, почему Робин так часто восклицала: «Ну почему мне никто не помогает?!» Все легло на мои плечи. Король большую часть дня держал Хэрна при себе. Хэрн говорил, что из него сделали мальчика на побегушках. Он не испытывал ни малейшей благодарности по отношению к королю. Одна беда: нашему королю нравились люди, которые обращались с ним грубо и фамильярно. Потому-то ему так пришелся по душе Джей. И чем больше Хэрн сердился, тем больше он нравился королю.