Изменить стиль страницы

Я была слишком потрясена, и не очень хорошо управлялась с лодкой, а отлив был против нас. Утенок взялся за весло и принялся помогать мне, но нас все равно сносило вбок. Мы видели, как мимо один за другим проплывают рукава Реки, отделенные от нас огромной черной сетью. В конце концов черный корабль остался далеко позади. Тогда нас наконец-то прибило к сети. В ней, высоко у нас над головами, билась пара душ — и мы тоже бились, только с другой стороны.

Над водой разнесся рокочущий голос Канкредина.

— Давайте! Проходите через сеть!

Мы поняли, что он играет с нами, как кошка с мышкой.

— Он сейчас потащит нас обратно, — сказал Хэрн. — Нам не удастся пробраться на ту сторону.

— Ну, можно попробовать еще так, — сказал Утенок. Он отложил весло и осторожно извлек из-за пазухи свирель, которую сделал для него Танамил. Утенок заметил, как я на него посмотрела, и сказал: — Я почти уверен, что Танамил не из их числа. А попробовать все равно стоит — в худшем случае мы используем против них их же заклинание. Правь на сеть.

Утенок поднес свирель к губам и заиграл. Его музыка совершенно не походила на мелодии Танамила. Она была дерзкой, отрывистой и полной благоухания. Утенок сыграл лишь половину мелодии, но я, подняв голову, обнаружила, что чернота сети развеивается вместе с туманом.

Тут опять раздался голос Канкредина.

— Утенок! Оставь эту дурацкую свистульку! Прекрати играть!

Утенок сбился с мелодии. Сеть снова повисла перед нами, черная и прочная.

— Продолжай! — крикнула я. — Оно действует!

— Я не могу, — отозвался Утенок. — Не могу играть, когда он так кричит на меня.

Хэрн поднял взгляд.

— Он кричит не на тебя. Тебя зовут Маллард. Продолжай играть и не будь дураком. Он забеспокоился, потому что мы уходим.

Хэрн был прав. Двое магов в душелодке изо всех сил гребли в нашу сторону.

Утенок снова принялся играть, яростно и пронзительно — из-за спешки. Лицо его покраснело. Сеть из черной сделалась серой, а потом и вовсе исчезла. Мы двигались навстречу белой пелене. Мгновение спустя нас, как и прежде, окружили незримые для наших глаз птицы. И на этот раз мы обрадовались им от всего сердца. Утенок играл и играл, пока мы плыли через эту пелену. В конце концов он опустил свирель и, тыжело дыша, привалился к борту лодки. И оказалось, что сеть находится позади, а впереди раскинулось песчаное устье Реки.

— Получилось! — воскликнула я. — У тебя получилось! Откуда ты узнал, что нужно делать?

Утенок вытер свирель и осторожно спрятал.

— Когда я играю, часто получается, что все вокруг исчезает, — сказал он. — В первый раз я вообще думал, что сейчас задохнусь. Знаешь, я думаю, что когда я вырасту, то стану волшебником. И я буду лучше Канкредина.

— Эй, Танакви! Смотри куда правишь! — прикрикнул на меня Хэрн.

Вообще-то он немного запоздал с этим окриком. Я засмотрелась на Утенка. И мы с разгона врезались в тростниковую отмель и там застряли. Так и случилось, что нас взяли в плен наши же соплеменники. Возможно, это были происки Канкредина. Но я уверена, что это все из-за меня — из-за того, что я оставила Одного в костре.

Я дошла до заднего края накидки. Места осталось совсем мало: я смогу только расказать, как обстоят дела сейчас. Гулл по-прежнему остается глиняной фигуркой. Робин больна. Я боюсь, что она умрет. Я сижу с ней на старой мельнице неподалеку от Шеллинга, только на другом берегу, а мои братья впали в уныние и ничем мне не помогают. Даже если бы Робин чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы убежать отсюда, Звитт нас убъет, если обнаружит в своих владениях. Нехорошо, конечно, желать убежать от собственного короля, но мне все равно хотелось бы удрать. Но мне остается лишь ткать эту накидку и надеяться, что нас поймут. В этой накидке сейчас все значение нашего путешествия. Я, Танакви, закончила работу.

@PART = 2

Второе одеяние

@GLAVA = 1

Я — Танакви. Мне пришлось начать вторую накидку, потому что на меня наконец-то снизошло понимание, и, возможно, мне больше нет нужды винить себя.

После того, как я закончила первую накидку, ночью мне снова приснился тот сон про маму. Я забеспокоилась. О чем мама велела мне подумать? О чем я должна думать, кроме того, что я уже дважды неправильно поступила с Одним? Я начала первую накидку из-за этого сна, но когда он повторился, я заподозрила, что моего тканья недостаточно. Хорошо, что дядя Кестрел привез мне всю мою пряжу, даже ту, которую нашел под обрушившейся частью крыши. Мне все еще немного горько думать об этом. Звитту совершенно незачем было ломать наш дом. Но шерсть уже высохла, и мне кажется, что тут ее достаточно, чтобы сделать еще одну накидку.

Сперва я расскажу, как я еще раз неправильно поступила с Одним. Нас поймали, когда мы застряли на отмели, потому что мы еще не до конца поняли тамошнюю грязь. Хэрн выскочил из лодки, чтобы столкнуть ее на воду, и увяз глубже коленей. Он был так слаб после нашей встречи с Канкредином, что еле-еле сумел забраться обратно в лодку. И он очень рассердился на меня. Я сказала ему, что все это произошло из-за того, что я заставила из оставить Одного в костре.

— Не мели всякую чушь! — рявкнул Хэрн. — Ничего бы не случилось, если бы ты не направила лодку прямиком на отмель!

Мы принялись раскачивать лодку в надежде сдвинуть ее с места. Сквозь грязь постоянно сочилась вода, и киль увяз. Когда мы это заметили, нам следовало бы сообразить, что грязь становится тверже. Но мы не сообразили. Мы были заняты тем, что обеспокоенно смотрели назад, на туман, в котором скрывалась душесеть. Мы думали, что Канкредин погонится за нами. Но никаких волшебников не появилось. Наверное, Канкредин решил, что мы того не стоим, чтобы из-за нас столько возиться. Но зато нас застали врасплох наши же соотечественники. Они подобрались к нам сзади, по грязи, и выволокли нас из лодки, потому что приняли за варваров.

Мы принялись кричать, что никакие мы не варвары, но они нам не поверили, и протащили целую милю по грязи и песку. И все это время они приговаривали что-нибудь вроде: «Я с удовольствием послушаю, как они будут визжать!» или «Я их прикончу в отместку за Литу, медленно и со вкусом». Кажется, к тому времени, как они пинками загнали нас на песчаную дюну, а оттуда — в лагерь, мы все уже плакали. Мы были в отчаяньи, потому что не знали, как им объяснить, что мы не варвары.

Кто-то увидел, как нас волокут, и сказал:

— Что, вам, никак, удача привалила? Вам всем причитается вознаграждение. Тащите их дальше, и посмотрим, что с ними можно сделать.

Они вытолкнули нас на площадку, на которой лежало большое дерево, мертвое и серебристое. Человек, произнесший те слова, уселся на дерево, а из шатров набежало множество других людей, посмотреть на нас. Я услышала чей-то возглас:

— Джей, поторопись! Тут варвары на обед!

Человек, который держал меня — его зовут Сард, и я до сих пор его не люблю, — встряхнул меня и сказал:

— Стой тихо. Это король. Король. Поняла? Он вас, варваров, ест на завтрак. Он такой.

Хоть мне и не верилось, но это и вправду оказался наш король. Я была так потрясена, что не решалась на него посмотреть. Это не был мальчишка, да к тому же еще и варвар, как Карс Адон. Это был настоящий король. Я метнула на него взгляд из-под спутанных волос. И увидела невысокого полного человека средних лет. Наверное, когда-то он был толстяком, но, говорят, за время войны он похудел. Однако же, лицо у него по-прежнему оставалось круглым, а пухлые губы были слегка изогнуты, словно от привычки весело усмехаться. Под глазами у него были мешки, а сами глаза были темные, яркие и блестящие.

— Где вы их нашли? — спросил наш король у Сарда.

— Они шлялись вокруг мели Карне, ваше величество, — ответил Сард, ухмыляясь. — Я думал, даже у варваров все-таки должно быть побольше мозгов.