— Вас в этих деревьях ничего не удивляет? — спросил Хэрн.

Вроде бы ничего особенного в них не было. Мы проплыли под очередной раскдистой кроной, и Утенок начал перечислять:

— Тут растут дубы, вязы, ивы…

— Иди лучше поспи! — рявкнул Хэрн. — Танакви, ты же обычно замечаешь всякие штуки. Что ты скажешь про эти деревья?

Я присмотрелась повнимательнее. Дуб, под которым мы проплывали, был большим — но не каким-нибудь сверхъестественно большим. Он как раз начал покрываться листвой, словно пучками желтоватых лоскутков. Росшие за ним вяз и ивы были совершенно обычными; они уже успели зазеленеть вовсю.

— Но ведь дубы всегда отстают от других деревьев, — сказала я. — По весне деревья именно так и выглядят.

— Вот! — воскликнул Хэрн. — Вот именно! Когда мы подплывали к месту слияния рек, все деревья еще были голые!

Мы потрясенно уставились на молодую листву. Хэрн был прав. Я вспомнила, что сама же и говорила, что здесь, ниже по течению, мы как будто приплыли обратно в зиму.

— А теперь попробуйте вспомнить прошлую ночь, — сказал Хэрн. — Тогда была луна. А теперь, когда мы отплывали, никакой луны не было. Ведь так?

И снова он был прав.

— Как по-твоему, что же произошло? — содрогнувшись, спросила я.

Хэрн нахмурился.

— Прошло много дней. Я не знаю, сколько именно — а хотел бы знать. И еще мне хотелось бы знать, к чему все это было? Что затеял Танамил?

— Ты думаешь, он это сделал, чтобы мы не успели… не успели развести костер для Одного? — спросила я.

На тот случай, если кто-нибудь из тех, кто станет читать мою историю, не знает про Одного, я сейчас все объясню. Раз в год, когда разлив Реки начинает спадать, Одного нужно положить в костер — и он выходит оттуда обновленным. Это странный обычай, но Один — это Один, он не похож на остальных Бессмертных. Я не знаю, что может произойти, если Один пройдет через огонь не в надлежащее время. До сих пор никто не осмеливался это проверять.

Хэрн нахохлился и погрузился в раздумья. У него в глазах появился ледяной холод, который всегда меня пугал. Если мой брат Хэрн вырастет таким же яростным, как теперь, это будет страшный человек. Его ссутуленные плечь и выступающий нос напомнили мне ту тень дяди Кестрела у нас на стене. Хэрн уставился своим ледяным взглядом на белую воду и сказал:

— Нас учили, что Один — наш предок. Нам также сказали, что душу Гулла можно использовать для того, чтобы вытягивать силу нашего предка. Мы слыхали, что варвары это умеют. Мы встретились с варваром, и с нами произошли странные вещи. До сих пор мне казалось, что обычаи, связанные с Одним — полный бред. Но если я верю в то, что произошло с Гуллом у меня на глазах, почему я не должен верить, что опасность угрожает и Одному? Вопрос в том…

— Перестань, Хэрн, — сказала Робин. — Ты должен был заметить, что прошло много дней.

— …когда спадает наводнение? — договорил Хэрн.

— Мы ничего такого не заметили, — сказала я. — А ты что, знаешь, сколько мы там пробыли?

— Я не считала, — отозвалась Робин. — Пожалуй, дней десять.

— Десять дней! — вырвалось у меня. — Тогда не удивительно, что капуста испортилась!

— Ну так а что с половодьем? Оно спадает или нет? — спросил Хэрн.

Мы обеспокоенно посмотрели на раскинувшуюся вокруг нас водную гладь. Река, чья сила теперь удвоилась, несла между деревьями ветви, сучья, солому, листья и сорную траву.

— Ой, гляньте! — закричал Утенок, указывая на ближайший плавающий на воде предмет. Мы посмотрели и обнаружили, что он движется не вниз, а вверх по течению. Мы потрясенно уставились на него.

— Река течет не в ту сторону! — воскликнула Робин.

И битый час ветки, солома и листва продолжали медленно плыть против течения. А наша лодка, увлекаемая ветром, продолжала двигаться вперед. Но нам становилось все страшнее. Мы с Утенком торчали у бортов лодки, глазея на всякий хлам на воде. Мы не могли понять, что это должно означать: конец наводнения или проявление враждебной магии?

— Наверное, этот волшебник, который сидел у моря, теперь повернул Реку вспять, — предположила я.

— Если этот волшебник вообще существует, — сказал Хэрн. — Вспомни, кто нам о нем сказал.

Хэрн смотрел туда, где вода шла легкой рябью, как будто настоящее течение Реки пробивало себе дорогу через этот противоестественный поток.

— Душа Гулла — это одно, — продолжал Хэрн. — Она не может быть такой уж тяжелой. Но чтобы развернуть всю эту прорву воды, нужна такая сильная магия, что я просто не могу в нее поверить. Этому должно быть какое-то другое объяснение.

К нашему изумлению и облегчению, к середине дня ветки и листья развернулись и двинулись в правильном направлении.

Мы плыли целый день. Из-за этих полос воды, протянувшихся за деревьями, нам негде было высадиться. Но к вечеру нам всем уже осточертело есть всухомятку. Когда спустились сумерки, мы увидели, что наша лодка подплывает не то к невысокому острову, не то к небольшой горе. Мы поставили киль и осторожно направились туда. Оказалось, что это крыши какого-то огромного дома, — не особенно высокого, но зато на его месте вполне поместилось бы несколько амбаров. Некоторые крыши были старые и соломенные, некоторые же, новые и крутые, были крыты скользкой черепицей; гребни их украшали раскрашенные резные фигуры, а скаты покрывало множество высоких труб.

— Спорим, что тут когда-то жил король! — воскликнул Утенок.

Мы подумали и согласились с Утенком. Но все обитатели этого дома ушли на войну и не вернулись оттуда. Мы привязали лодку к оконной решетке и выбрались на плоскую черепичную крышу, прихватив с собой наших Бессмертных. Хэрн решил, что мы должны развести для Одного его костер в любой момент, как получится — главное это все-таки сделать. Я еще долго не могла заставить себя прикоснуться к Гуллу, потому взяла Младшего. А когда я поставила его, меня поразило, насколько они с Гуллом похожи. Казалось, будто Гулл сделан из точно такого же зернистого розоватого камня. Но я точно знала, что изваяние Младшего было вырезано много поколений назад.

Единственным источником света было мерцание углей в горшках. Мы содрали с крыши позолоченные фигуры и красно-синие перила, и притащили для растопки охапку соломы. Наш костер, разведенный на черепице, дымил и вонял, и дым стелился над водой.

После ужина мы оставили Робин у костра — она сидела, обхватив колени руками, и на ней была все та же кошмарная синяя юбка, — а сами, хотя уже почти стемнело, полезли по крышам. Мне очень хотелось взглянуть, что там, под этими крышами. Но мне оставалось лишь воображать себе это великолепие. Мы с Хэрном столкнулись нос к носу, когда бродили среди высоких каминных труб, почти прямо над нашей лодкой. Пока мы смеялись, послышался всплеск и поскрипывание нашей лодки, разворачивающейся по течению.

— Опять! — воскликнул Хэрн.

Мы съехали по крутому скату и, конечно же, увидели, что лодка развернулась, а мусор, оставшийся после нашего ужина, плыет в неправильную сторону. Мы опустились на колени и перегнулись через край крыши, пытаясь сообразить, насколько же быстрое это течение. Хэрн взял палку и опустил ее так, чтобы его пальцы оказались над самой водой.

— Это не может быть конец половодья, — сказал Хэрн. — Пальцы у меня намокли.

Тут сзади нас, на крыше, раздался чей-то смех. Я подумала, что это Утенок, и обернулась, чтобы сказать ему про течение. Но это оказалась девушка-варварка. Несмотря на сумерки, я разглядела, что у нее светлые волосы, и что это не Робин. Я ткнула Хэрна локтем в бок, и он тоже обернулся.

— Э-э… добрый вечер, — сказали мы. Не знаю, что в этот момент чувствовал Хэрн, но я от всей души надеялась, что эта девушка подумает, что мы тоже варвары.

— Привет, — сказала она. — А чего вы устроили такую суматоху из-за прилива?

— Прилива? — переспросили мы, моргая, словно сова на свету.

— Ну, вы же должны знать, — сказала девушка. — Море дважды в день поднимается, и его вода идет в Реку.