— Избушка!

На большой поляне стояла крепкая островерхая изба с трубой. За ней разлеглась ухоженная и возделанная земля. Ступени крыльца вели на открытый добротный ярус, окружавший переднюю часть избы. На окнах резные наличники, под крышей узорчатые причелины.

— Курьих ножек нет, кольев с человеческими черепами тоже, — констатировал Данило. — Уже легче. Зайдем? Может угостят чем…

— А не опасно? Черный лес все-таки, — засомневался я.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Авось пронесет. Что скажешь, Всеслав?

Тот задумчиво грыз сорванную травинку.

— Думаю, зайти надо.

Пока совещались, на крыльцо вышел высокий, жутко худой старик в черной свитке, белой рубахе и черных портах. «Не Кащей ли?» — мелькнуло у меня. У старика были длинные густые волосы и такая же густая борода — и то, и другое даже не седые, а серебристо-белые. Морщинистое лицо с орлиным носом и чистые голубые глаза излучали спокойствие и уверенность.

— Я ждал вас, — невозмутимо сказал он, обращаясь в нашу сторону. — Добро пожаловать, гости дорогие.

Как это, интересно, он мог нас ждать, если мы сами не знали, куда идем и дойдем ли вообще. Мы робко — даже Данило! — поднялись в избу.

Внутри увидели чисто вымытые полы, добела выскобленный стол, лавки, побеленную печь. На стенах висели пучки высушенных трав и корешков, от которых в избе стоял свежий, чуть пряный запах.

— Что-то я не слыхал, чтобы здесь кто-нибудь обитал. Давно здесь живешь? — поинтересовался Данило.

— Годков триста-четыреста будет, — ответил хозяин.

«Точно он, Бессмертный!» Кроме меня, кажется, никто не удивился.

Старик вытащил из печи сначала горшок с ароматной кашей, двух зажаренных гусей, покрытых вкусной, хрустящей коричневой корочкой, потом сочащегося жиром поросенка, пудового сома в сметане, приправленного травами, сыр, яйца и каравай теплого, мягкого хлеба. Мы стояли вытаращив глаза — все это из такой маленькой печи.

Старик это заметил.

— У меня там скатерть-самобранка, — пояснил он так, словно говорил нечто само собой разумеющееся.

Из клети он принес корчаги с медом, брагой, квасом и сытой. Как по волшебству на столе появились кубки.

Увидев такое изобилие, я немного успокоился: зачем старику нас есть, если и так сытно кормится?

— Здорово вы, калики да отшельники, плоть усмиряете, коли ее требуется так восстанавливать , — заметил Данило и гулко сглотнул, в глазах Всеслава горело нетерпение, хоть он и старался его скрыть. Я завел глаза к потолку и старался не дышать, чтобы не чувствовать оглушительно вкусных запахов.

— К столу прошу, гости дорогие.

Я чуть не сшиб тяжелую лавку.

Некоторое время слышался лишь хруст разгрызаемых костей и сочное чавканье, нарушаемое лишь стуком кубков и громким бульканьем. Старик, оперевшись спиной о стену, наблюдал за нами, стараясь под седыми бровями скрыть в глазах улыбку.

Наконец Данило, имевший большое преимущество в скорости поглощения съестного, удовлетворенно рыгнул и откинулся от стола. Но недалеко. Подумав, он разочарованно потряс корчагу из-под меда, потянулся к пиву, налил себе остатки и одним махом опрокинул в себя. Только тогда окончательно расслабился. К нему вернулось его обычное нахальство.

— Здoрово живешь, дед, — сказал он.

Всеслав к этому времени тоже закончил трапезу.

— Спасибо, дедушка, — поблагодарил он старика.

— Ну вот, хоть один вежливый нашелся.

— Шпашибо, — прочавкал я, не отрываясь от гусиной ноги.

— На здоровье. Вам оно пригодится.

Я насторожился.

— Как это?

— Ведь тебе уже говорили, что дорога трудной будет, что испытания тяжкие выпадут, разве не так?

— Говорили-то говорили… А какие испытания?

— Сразу скажу: битва тебе предстоит жестокая. Победишь — силу большую получишь, в памяти народной жить останешься. Не победишь — восторжествует Зло на Русской земле. От тебя, Иванко, сейчас многое зависит.

— Смотри, сейчас скажет: «От кого, от меня?» — шепнул Всеслав Даниле.

— От кого, от меня? — вырвалось у меня. — С кем битва? Какое Зло? — в отчаянии воскликнул я, злясь на самого себя. — Не напрашивался я на эту битву! Лучше домой пойду.

— А еще говорил, что совсем взрослый… — разочарованно протянул дед. — Что ж, воля твоя.

Ему и это ведомо! На память пришли слова берегини об ответственности за свою землю и свои поступки. Может быть, я не прав? Может быть, не стоит думать о собственной шкуре, когда на карту поставлена судьба всей моей земли?

Старик словно прочитал мои мысли.

— Тебе помогут, сынок. Помогут силы Добра, помогут твои друзья.

— Мы так не договаривались, — буркнул Данило, — со Злом сражаться. Со степняками — куда ни шло…

— Учись у Данилы воинскому искусству, — не замечая его, продолжил старик, — учись у Всеслава волховству. Битвы все равно не миновать, они постараются не пустить вас в Киев.

— Да кто они?

— Силы темные, кто ж еще? — удивился дед. — Вы идете на правое дело, как же они могут вам не помешать?

— Кто ты, старик, — спросил Всеслав.

— Я последний из племени «золотых людей». — Он гордо выпрямился, глаза его залучились.

— Атлант! — ахнул Всеслав.

— Да, атлант. Мы живем долго, но скоро прилет и мой час, потому напоследок хочу, чтобы та земля, на которой жил, не попала в беду, пусть даже и земля эта уже не та, и народ не тот.

— Почему не тот? — возмутился Данило. — Мы испокон веков здесь жили.

— Не вы, — покачал головой старик. — Волшебный народ жил здесь с далеких, незапамятных времен. Когда пришли люди, то стали вырубать и жечь лес, вытаптывать конями и стадами степь, раскапывать горы — оттеснять тех, кто существовал здесь веками. Вот и не любят они вас, людей. Потому и стараются навредить, испугать, чтобы остаться там, где жили. К тому же, если в любом человеке есть плохие и хорошие стороны, то что же говорить о целом народе. Конечно, в нем есть плохие люди и хорошие, есть очень плохие, но есть и очень хорошие.

— Это кто же? — воспросил Данило.

— Эльфы или альвы, как вы их зовете. Феи, берегини, — он покосился на меня, — Деды Морозы, наконец.