Стоит ему просчитаться и развернуть «Кэтлин» бортом к фрегату, а французам суметь должным образом использовать пушки «Белетты», то Рэймиджу повезет, если куттер не отправится на дно. Никому не придет в голову считать маленький куттер, вооруженный десятью карронадами, способным атаковать фрегат с двадцатью шестью двенадцати- и шестью шестифунтовыми орудиями. Это означает самоубийство, и капитан куттера, уклонившийся от схватки будет оправдан, а возможно, заслужит похвалу. Но если этот фрегат сидит на скалах… Это другое дело: потерпевшие крушение суда принято считать беззащитными.

Но «Белетта» вовсе не беззащитна — Рэймидж знал, что если «Кэтлин» войдет в зону поражения, французы обрушат на нее полный залп орудий левого борта: тринадцать ядер, каждое диаметром в четыре с половиной дюйма и весом двенадцать фунтов, и еще три весом по шесть фунтов. Они также могут использовать картечь: двенадцатифунтовки в состоянии выплюнуть более 150 картечин — железных шаров весом около фунта каждый, а шестифунтовки — еще восемнадцать массой по полфунта.

«Вы все еще под трибуналом…» — фраза Пробуса всплыла в его памяти. Допустить, чтобы потерпевший крушение корабль потопил куттер — все равно что вынести себе смертный приговор, подумал Рэймидж. Он станет посмешищем для всего флота: «Вы слышали? Развалина потопила сына старины Пали-без-Передышки!»

Глядя в подзорную трубу, он, как показалось, различил лица, осторожно выглядывающие из нескольких пушечных портов «Белетты». Французы рассчитывают, что он не догадывается об их присутствии на борту — они подстроили хитрую ловушку и ждут, когда англичане окажутся на дистанции выстрела. Но им неизвестно, что его уже предупредили. Более того, он знает, на какой угол в сторону кормы могут быть довернуты орудия «Белетты», так что если куттер будет держаться под определенным углом по отношению к фрегату, ему ничего не грозит. Наглядно это можно представить как веер, раскрытый от центра корабля. Но если «Кэтлин» окажется внутри веера, трех точных попаданий будет достаточно, чтобы разнести крошечный куттер в щепки.

Рэймидж попытался произвести в уме приблизительные расчеты: если пушки «Белетты» будут довернуты на максимальный угол на корму, а «Кэтлин», делая семь узлов, пройдет ярдах в ста от нее под углом в сорок пять градусов к осевой линии фрегата, а затем повернет…

Он выругался, проклиная себя за слабость в математике, и бросил считать. Если не удастся отвернуть вовремя, огонь их все равно достанет. И все же ему надо подойти ближе, пусть и это и рискованно — если он хочет, чтобы залп картечи из его карронад дал результат. С дистанции более сотни ярдов разлет железных шаров слишком велик; чтобы быть уверенным, что картечь проломит корму «Белетты» и порубит, будем надеяться, французских солдат в капусту, нужно подойти ближе.

Рэймидж ощутил, что его недавнее воодушевление исчезло — предстоящее задание оказалось намного труднее, чем можно было представить: если бы куттер встретился с фрегатом в открытом море, то мог был использовать свою лучшую маневренность для уклонения от мощного бортового залпа фрегата, в то же время всегда остается небольшой шанс, что один удачный выстрел с куттера может повредить рангоут фрегата, позволив маленькому кораблику ускользнуть. Но у «Кэтлин» такого шанса не было — сидящая на скалах «Белетта» представляла собой не что иное, как крепость, и французские артиллеристы, обученные стрелять по движущейся цели, получали другое серьезное преимущество: у них есть неподвижная платформа для стрельбы, в то время как куттер раскачивается на волнах.

Рэймидж посмотрел через левый борт «Кэтлин»: с их теперешний позиции «Белетта» казалась укороченной — видна была только корма и часть борта. Самое время лечь на другой галс, взяв курс, аналогичный тому, которым следовала «Белетта», когда наскочила на камни.

— Мистер Саутвик, мы ложимся на другой галс.

Штурман прокричал серию команд, и матросы побежали к кливеру, стакселю и парусам грот-мачты, другие встали наизготовку у снастей подветренного борта.

Саутвик посмотрел сначала через палубу вперед, потом наверх, чтобы убедиться, что все в порядке.

— Готовсь!

— Переложить руль! — бросил он рулевым.

Нос куттера стал уклоняться под ветер, в направлении берега. При прохождении линии ветра кливер и стаксель заполоскали, поскольку поток воздуха обдувал их с обеих сторон. Затем над головами у них повернулся гик грота.

— Руль под ветер! Трави снасти… Крепи шкоты!

Моряки, хлопотавшие у шкотов штирборта переместились неторопливо — или, скорее, так казалось, поскольку на самом деле двигались они быстро, но, благодаря хорошей тренировке, использовали минимум усилий, — к шкотам бакборта и стали выбирать их. Передние паруса снова надулись, едва ветер вдохнул в них жизнь.

— Поживей, там, — рявкнул Саутвик. — Увалиться, — приказал он двум рулевым. Те немного повернули румпель, чтобы корабль немного увалился под ветер и мог набрать ход, а волны не били прямо в нос судна.

— Спасибо, мистер Саутвик, — сказал Рэймидж. — Берите круче к ветру.

— Выбрать кливер- и стаксель-шкоты, — прокричал Саутвик, — выбрать грота-шкот! Квартирмейстер — немного на штирборт!

Рэймидж наблюдал, как заостренный нос «Кэтлин» разворачивается к ветру. Разница составляла лишь несколько градусов, но сказалась мгновенно. С момента выхода из Бастии до поворота на другой галс куттер шел бортом к ветру и волнам, почти не подвергаясь качке — валы, набегавшие с бакборта, проскальзывали под корабль и разбивались о его массивный киль, ветер, надувавший паруса, компенсировал их удары, так что куттер мчался вперед легко и грациозно.

Но теперь, повернув круто к ветру, «Кэтлин» врезалась в волны под острым углом, нос ее взлетал и опускался по диагонали при встрече с каждым валом, рассекая его гребень и поднимая из под наветренной скулы сверкающий фонтан брызг, намочивший все до самой мачты.

Не сознавая что делает, Рэймидж балансировал на ногах, мышцы которых то напрягались, то расслаблялись, стараясь удержать его прямо.

Он посмотрел на «Белетту» — она теперь была прямо с правой скулы, а курс «Кэтлин» медленно приближал ее к берегу. Подсознательно Рэймидж прикинул снос корабля, отметил, что он слишком велик, и приказал:

— Квартирмейстер, круче к ветру, пока паруса не заполощут… Вот, так держать.

— Зюйд-вест-тень-вест, сэр, — механически отозвался рулевой.

— Отлично, мистер Саутвик. Прикажите обтянуть паруса, если вас не затруднит.

Теперь почти как надо, подумал Рэймидж: «Кэтлин» нацелилась на «Белетту», словно намеревалась вонзить бушприт в ее капитанскую каюту. Теперь от него требуется точно рассчитать тот последний момент, когда нужно отвернуть, ведь если он хочет дать шанс своим канонирам, то не должен отворачивать слишком рано.

По счастью, корма — самое уязвимое место больших военных кораблей: ее большой транец гораздо менее прочен в сравнении с бортами. Если картечь с «Кэтлин» пробьет его доски, то пронижет насквозь оставшуюся часть судна. Эффект, который это произведет на французских солдат, должен быть ужасен: факт, что он не привыкли к полутьме и тесноте главной батарейной палубы фрегата, еще более его усилит. Когда они услышат, как трещат доски транца, и увидят, как их цель, развернувшись на пятачке, снова уходит в море, не попав в зону досягаемости их орудий, солдаты начнут нервничать. А беспокойство от страха, как и страх от паники, отделяет лишь один шаг…

— Помощник боцмана! Передай помощнику плотника, что мы, возможно, окажемся под огнем со штирборта меньше чем через пять минут.

Это позволит команде плотника, вооруженной деревянными затычками, парусиновыми, кожаными и медными пластырями, а также большим количеством жира, приготовиться заделывать любые пробоины. Учитывая продольную качку, вероятность того, что ядро попадет в подводную часть носа во время подъема на волне, довольно высока. А при ветре с берега «Кэтлин» накренилась на бакборт, являя взорам большой участок медной обшивки уязвимой части днища штирборта.