– Я никогда и не ожидала, что Ллойд уволит вас, – мягко произнесла Донна. – Вы будете повышены. Станете главным редактором-консультантом. За вами сохранят этот офис…

– Я знаю, как это делается, Донна, – отрезала Корал. – Я представила все это Мэйнард Коулз точно таким образом. И вы знаете не хуже меня, что, как и она, я не останусь на таких условиях. Я лучше уйду к врагам, в «Вог» или «Базар»…

– Я думаю, что они вполне счастливы со своими нынешними редакторами, – со сладенькой интонацией сказала Донна. – Диана Вриланд особенно уважает…

Они на мгновение замолчали. Корал оглядела кабинет, в котором последние годы она безраздельно правила. Королевство моды в Манхэттене – миллионы квадратных футов торговых помещений, бутиков, магазинов, студий дизайнеров, демонстрационных залов, студий фотографов. И сдать такое роскошное королевство! Она взглянула в окно на фасады ближайших зданий, на прекрасную, позеленевшую медь крыш.

Потом снова посмотрела на Донну, сознавая, что за ней внимательно наблюдают, и громко рассмеялась:

– Боишься, что я выброшусь в окно, как бедняжка Мэйнард?

Донна подняла бровь:

– Я знаю, как много значит для вас «Дивайн».

– Почти так же много, как для тебя, Донна, – согласилась Корал. – Но все же не настолько, чтобы из-за этого выйти замуж за босса. Или позволить ему трогать меня своими маленькими влажными руками.

Улыбка не сошла с лица Донны.

– Ллойд настоящий мужчина, Корал, каким бы он вам ни казался. На мой вкус, это много лучше, чем те неудачники, с которыми имели дело вы…

Корал едва не задохнулась.

– Да, у меня есть несколько очень дорогих мне друзей среди тех талантливых людей, которые обеспечивают «Дивайн» превосходство над конкурентами. Если ты думаешь, что твои спортсменки – ключ к творчеству, то знай, что это не слишком хорошо отражается на твоем представлении о моде.

Они смотрели друг другу в глаза, пока Донна, наконец, не спросила:

– Значит, вы не принимаете предложения стать редактором-консультантом?

– Можешь подтереть им свою нантакетскую задницу, – ответила Корал.

Донна покачала головой.

– Вы делаете глупость. Вам не следовало бы так разговаривать со мной.

Корал взяла увеличительное стекло и начала разглядывать стопку отпечатков.

– По контракту у меня есть пять месяцев редакторства, – сказала она. – Я уйду первого сентября. А до этой даты не смей сюда и ногой ступать, если тебе дорого твое здоровье, Донна.

Донна встала, стиснув губы.

– Вы были излишне и безрассудно грубой, – сказала она Корал, – я могла бы заставить Ллойда уволить вас уже сегодня за все то, что вы сказали мне, но я сочувствую вашим переживаниям. Мне искренне жаль вас, Корал.

Когда Донна вышла из кабинета, Корал выудила из ящика своего стола джойнт, закурила и зажгла две свечи, чтобы перебить запах.

– Я считаю, мне повезло, что она не рассчитывала на редакторство сразу после возвращения из свадебного путешествия, – говорила вечером Корал в своей квартире Колину. Он делал все, чтобы успокоить ее. На льду стояла бутылка шампанского, и крекеры с икрой лежали на блюде, рядом с вазочкой сметаны. Покусывая губы, она наблюдала за ним. – И все эти амбиции замаскированы нантакетской насмешливой искренностью, которая доводит меня до бешенства! И эта забота о моем здоровье! Ха! – Она чокнулась с ним. – Давай лучше выпьем за щедрую пенсию от «Дивайн»!

– Ты шутишь? – спросил Колин и нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку. – Другие журналы будут драться, чтобы заполучить тебя!

– Ты в самом деле так думаешь? – В голосе ее слышалась нотка сомнения. – Я хотела бы иметь достаточно денег, чтобы уйти в отставку.

За вечер они выпили бутылку, и Колин рассказал ей свои новости.

– Я планирую свое увольнение из мира моды, – сказал он. – Никто сегодня не хочет помещать много рисунков. Все художественные редакторы обращаются к фотографии.

Корал сочувственно положила ладонь на его руку.

– Какие они недальновидные, дорогой. До чего поглупел мир. Ладно, я полагаю, что шестидесятые уже заканчиваются. Что ты намерен делать, Колин?

Он смотрел на ее напряженное, усталое лицо.

– Когда я в последний раз был в Париже, то съездил в Прованс и огляделся там. Я вкладываю свои сбережения в самое очаровательное место, какое только видел когда-либо, с садом. Мне хочется пожить в согласии с природой, и я надеюсь…

– Я буду навещать тебя, – пообещала она, – и часто! Дай мне только оправиться от этой травмы. Господи, что за день выдался! Но больше этой ужасной Донны меня мучит кошмар, фокус, который разыграли со мной Уэйленд и Майя. Ты имел хоть какое-то представление о том, что это Майя автор всей коллекции Анаис Дю Паскье?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Он взял ее руки и серьезно посмотрел в глаза. – Да, я знал. И боюсь, что именно я несу ответственность за утреннюю встречу. Уэйленд позвонил мне и сказал, что ничего не вышло. Я сожалею…

– Почему ты ввязался в эту историю?

– Я подумал, что вы должны стать друзьями. С Уэйлендом так же, как с Майей. Зачем вам враждебность? Если ты в самом деле оставишь работу, то будешь нуждаться во всех друзьях, Корал. И твоя дочь нуждается в тебе.

– Похоже, она достигла вершины мира!

– О Корал, ты же знаешь, что Майя очень несчастная девочка…

– Хочешь сказать, что по моей вине? Наоборот, я отклонилась от своего пути, чтобы помочь ей, стать ее поддержкой… и что я получила за это? Она или творила за моей спиной такое, что едва не стоило мне моего положения, или швыряла тяжелые стеклянные предметы мне в голову.

Колин встал.

– У тебя был сегодня тяжелый день, я думаю, тебе следует лечь спать.

Она глядела, как он уходит, усталый и измотанный.

Она легла в кровать, но всю ночь не могла избавиться от мыслей о Донне Брукс. С этой женщиной она еще должна посчитаться. Позднее, когда уже нечего будет терять. Сначала она должна добиться высокого положения в другом престижном издании, а уж тогда плюнет ей в глаза, разумеется, сохраняя стиль, с шиком.

Новая фирма «Дэвид Уинтерс Инкорпорэйтед» в первый же год своего бешеного успеха стала легендой. Дэвид во всем доверился Эду Шрайберу в этой неправдоподобной, вроде сказки о Золушке, истории.

Байка о том, как они на тачке катили мешок со своими первыми образцами платьев и пальто по Восьмой авеню через весь город к «Блумингдейлу», «Бенделу» и «Саксу», а потом получили заказы от всех этих трех магазинов, вскоре стала мифом в мире моды.

Платья были признаны образцом блестящего дизайна, своевременной, высококачественной моды на рынке, насыщенном всякими дешевыми и причудливыми товарами.

Ткани, которые они использовали, не были дешевыми, не была такой и сама одежда, и все же они, начав с нуля, в первый же год достигли оборота в миллион долларов.

Рекламная кампания развернулась в новом направлении: двенадцатистраничная реклама в лучших журналах, с фотографиями мрачного, сексуального Дэвида, иногда без рубашки, на пляже, а на заднем плане девушка-модель, одетая в его платье.

Необычные фотографии создали имидж фирмы и обратили внимание восхищенных женщин на то, что этот очень привлекательный дизайнер-мужчина любит женщин и хочет, чтобы они носили его платья. Женщины откликнулись, они собирались на его персональные выставки в универсальных магазинах, просили автографы, спрашивали совета, даже назначали свидания. Дэвид совершил турне по Америке с хореографической шоу-группой, заключая каждое представление короткой речью и продавая платья покупательницам, которые становились его поклонницами и клиентками.

Эда и Дэвида видели в Нью-Йорке с самыми красивыми моделями. «Лейблз» и «УУД» фотографировали обоих с их новыми подругами на всех больших приемах, премьерах и в домашней обстановке. И все же оба мужчины рассматривали свой имидж плейбоев как шутку судьбы, каждый ждал сигнала от женщины, которую он любил и не мог заменить или забыть.