Изменить стиль страницы

Он по-испански сказала им, что к ним пришла дама, которая придумывает эту одежду.

– Привет! – закричала Маккензи. – Послушайте меня! Эгей! Я – Маккензи Брайерли. Раньше я была Маккензи Голд. Я придумываю эту одежду. Я из Нью-Йорка.

Я специально приехала, чтобы увидеть вас. Чтобы показать вам, что кто-то в администрации проявляет о вас заботу!

Кто-то закричал: «Нуева-Йорк!», и несколько женщин захлопали в ладоши. Они устало смотрели на Маккензи, многие из них продолжали свою работу, так что ей пришлось перекрикивать шум машин.

– Я приехала из Нуева-Йорка, чтобы увидеть вас! – еще раз сказала она. – Я хочу, чтобы вы знали, как высоко я ценю вашу работу! – Около нее встала молодая девушка и с восхищением дотронулась пальцем до ее туфель.

– Я только что услышала, сколько вам платят, и, честно говоря, я просто поражена! Мне не хотелось бы, чтобы фирма «Голд!» была из тех, что наживаются за счет своих работников – эти условия просто возмутительны. Я хочу делиться с вами своими доходами. Я вижу, что вам нужно платить больше. Мы также постараемся вложить некоторую сумму в улучшение условий работы. Я попытаюсь сделать это для вас. Я кое-что изменю здесь, это я вам обещаю. А пока я хочу дать вам кое-что, чтобы вам было полегче – надеюсь, вы не прочь получить по двести долларов?

Кто-то – возможно, единственный, кто ее понял, закричал и засвистел. «Двести долларов», – прошел по комнате шепот, и они с новым интересом воззрились на нее. Заплакал ребенок, но его быстро успокоили. Стук машин постепенно замолк, и они с искренним изумлением смотрели на нее.

– Я хочу, чтобы вы выстроились здесь в очередь… Я каждой из вас выпишу чек, – сказала Маккензи, слезая с табуретки и открывая сумочку, чтобы достать чековую книжку.

Флорес нервно откашлялся.

– Э… мисс Маккензи, пожалуйста… чек для них не очень удобен. Они вряд ли смогут его предъявить. Если уж вы решили это сделать, то может быть, лучше заплатить им наличными?

– Ну конечно. Пересчитайте всех здесь.

– Сегодня здесь сто двадцать один человек…

Она быстро сделала расчеты на обратной стороне записной книжки.

– Получается двадцать четыре тысячи двести долларов. Я выпишу этот чек на ваше имя, мистер Флорес, и доверю вам получить по нему деньги и раздать их работницам – по двести долларов каждой, хорошо?

Она помахала улыбающимся женщинам на прощанье, пожала руки некоторым девушкам, мимо которых проходила, и вернулась в кабинет.

Усевшись за свой стол, Флорес с любопытством посмотрел на нее.

– А ваши братья – они об этом знают? Они это одобрили?

– Мне не нужно их одобрения, чтобы осуществить свои планы, – сказала она, выписывая чек.

– Но вы понимаете, что некоторые из этих девушек, если они вот так получат двести долларов – они просто не вернутся на работу. Нам необходимо выполнить большой заказ – вы должны это понять!

– Да, конечно… – Маккензи нахмурилась, покусывая кончик ручки. – Позвольте мне еще раз поговорить с ними?

Она оставила его в кабинете и вернулась в мастерскую; тем временем Флорес поспешно схватил трубку и набрал нью-йоркский номер.

Она широко распахнула дверь в цех, в котором теперь взволнованные женщины обсуждали необыкновенное событие.

– Эй, послушайте меня, – крикнула Маккензи. Они прекратили работу и посмотрели на нее. – Ваша работа очень важна для меня! Без вас я не могу ничего сделать, я не могла бы без вас создавать новые модели одежды. Без вас не могут работать магазины и склады. Мы очень рассчитываем на вас! Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что будете продолжать свою работу, даже после того как получите эти дополнительные деньги. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы улучшить условия вашей работы. И пожалуйста, не подведите меня, хорошо? Ведь вы все вернетесь сюда на работу, правда? У нас очень много заказов, которые необходимо выполнить в срок, и я хочу, чтобы наша фирма стала одной из самых крупных фирм по производству готовой одежды, и если мы сможем дружно работать…

Они улыбались ей и махали, и она почувствовала, как здесь невыносимо жарко, и единственное, чего ей в данную минуту хотелось – это оказаться у себя в гостинице со стаканом чего-нибудь холодного в руках.

Она с трудом дотащилась до душного кабинета как раз в ту минуту, когда Флорес повесил трубку. Он странно взглянул на нее.

– Но ваши братья – они ничего не знают об этой премии, – сказал он ей. – Вы сделали это без их согласия…

Маккензи засмеялась.

– Мне не нужно их разрешение! Это мои собственные деньги, это не их деньги. Если я хочу отблагодарить работников, которые помогают мне получать прибыль – это мое личное дело, разве не так? Понимаете, мистер Флорес, моим братьям и дела нет до условий, в которых работают ваши люди. А мне есть! В этом и состоит различие между нами. И я очень рада, что смогла хоть в чем-то им помочь. – Флорес без всякого выражения смотрел на нее. Она подписала чек и протянула ему. – Я знаю, что могу вам это доверить. Выдайте всем работникам по двести долларов, хорошо?

Он взял чек и, нахмурившись, прочитал, что там написано, шевеля губами. Вдруг он улыбнулся.

– Это чек на большую сумму, мне такого не приходилось видеть, – удивленно произнес он. Затем опять помрачнел.

– И это только начало, – сказала ему Маккензи. – Мне бы хотелось улучшить внешний вид помещений, повесить вывеску, так, чтобы здание имело приличный вид.

– Мисс Маккензи, – перебил ее Флорес, – вы не дадите мне взглянуть на номер вашей кредитной карточки, чтобы я указал его на чеке? Иногда они в банке требуют это…

– Да? Ну конечно. – Она пошарила в сумочке и протянула ему карточку «Америкен Экспресс». Он взял ее, внимательно прочитал, затем взял большие портновские ножницы, лежавшие на столе, и разрезал карточку пополам.

– Какого черта вы сделали это? – закричала Маккензи, вырывая из его рук обрезки карточки. – Вы что, с ума сошли?

– Нет, я не сошел с ума, мисс Маккензи, – сказал Флорес. – Я это сделал, потому что мне так приказали ваши братья. Только что, когда я позвонил им в Нью-Йорк. Они сказали мне, что вы больше не работаете на фирму «Голд!» А когда я сказал им, что вы собираетесь заплатить каждой работнице по двести долларов, они велели уничтожить вашу кредитную карточку – они сказали, что считают вас сумасшедшей!

– Но это моя единственная карточка – как вы посмели это сделать! – возмущенно закричала она. – И мне принадлежит четверть акций «Голд!» – и никто не имеет права отобрать их у меня. Теперь я не смогу ни за что расплатиться! Что мне теперь делать?

Он пожал плечами.

– Я вынужден просить вас уйти отсюда, это все, что я знаю. Пожалуйста…

Она взглянула на него, чувствуя обиду и, совершенно неожиданно для себя самой, страх. Он взял ее за руку и попытался вывести из кабинета. Она выдернула руку.

– Я сейчас вернусь сюда вместе с полицией! – пообещала она. – Эта карточка – моя собственность. Вы не имели права уничтожать ее – никакого права!

Она вышла, и двери закрылись за ней. Полуденное солнце нещадно пекло, казалось, оно выжгло эту безликую улицу.

Она не имела представления, где находится. Ее шофер стоял, облокотившись на машину, и болтал с каким-то человеком.

Маккензи дотронулась до его плеча.

– Отвезите меня в «Беверли-Хиллз Отель». Он покачал головой.

– Теперь я должен стоять здесь, леди. Извините…

– Это же идиотизм какой-то… – Она порылась в сумочке. – Я заплачу вам двадцать долларов. – Но тут она поняла, что у нее нет двадцати долларов. Она собиралась сегодня днем получить деньги по чеку. Теперь у нее не было ни наличных, ни кредитной карточки.

– Эй, – сказала она, показав ему чековую книжку. – Я выпишу вам чек – это не просто бумажка, это настоящие деньги…

Он покачал головой и опять повернулся к своему приятелю.

Ее охватил страх. Неужели Реджи и Макс действительно выкинули ее из фирмы? Но каким образом? И каким образом, черт возьми, она сможет выбраться назад к цивилизации? Пока она стояла, щурясь на солнце и глядя на водителя, появился Флорес и что-то крикнул ему по-испански, после чего водитель скрылся в дверях.