Не такие уж чурки они оказались. Были среди них нормальные пацаны. Хотя, говорили, все чурки нормальные, пока в меньшинстве.

Первая зарядка прошла на удивление легко, без потерь.

Впереди, как лоси на гону, мощно ломились Рыцк и Зуб. Гашимов чабанской собакой сновал взад-вперед, не позволяя строю растягиваться.

Бежали природой — вдоль озера и через лес.

Утро солнечное, но прохладное.

Кросс три километра и гимнастические упражнения на стадионе.

Сдох лишь Мишаня Гончаров, горбоносый парнишка из Серпухова. Его полпути тащили по очереди то я, то Макс Холодков.

Бегущий сбоку Гашимов ловко пинал Мишаню по худосочной заднице.

Мишаня беспомощно матерился и всхлипывал.

Почти все после зарядки решили бросить курить.

Некоторые умудрились не курить аж до обеда.

К вечеру привезли партию молдаван.

Чернявые и зашуганные, они толпятся на конце взлетки, у стендов с инструкциями и планам занятий. Со страхом и любопытством разглядывают нас. Мы принимаем позы бывалых солдат.

Привез молдаван сержант по фамилии Роман. С ударением на «о». Тоже молдаванин. Или цыган. Разница, в общем, небольшая.

Нам он сразу не понравился. Глумливо улыбается как-то. В темных глазах — нехороший огонек. Привезенные им парни вздрагивают от одного его голоса.

Роман стал нашим четвертым сержантом.

— Неважно, как вы служите. Главное — чтоб вы заебались! — представляясь, объявил он нам.

Мне все больше начинает нравиться краткость и прямота воинских высказываний.

Так, наверное, говорили в фалангах Александра Великого.

Так, возможно, изъяснялись римские легионеры.

Строевая. Опять строевая.

— Раз! Раз! Раз-два-три! Рота!

Мы переходим на строевой шаг.

— Кру-го-о-ом! Марш!

Налетаем друг на друга. Треть колонны продолжает куда-то шагать.

Идет второй час строевой подготовки. Рыцк удрученно чешет подбородок.

Внезапно его осеняет:

— Роман! Ну-ка, бери своих земляков в отдельный взвод!

Молдаване, понурые, уходят на другой конец плаца.

— Равняйсь! Смирно! Ша-а-гоо-о-ом! Марш!

Дело значительно налаживается.

Через полчаса Рыцк объявляет перекур.

Мы сидим, вытянув гудящие ноги и наблюдаем за упражнениями молдавского взвода. Тех уже мотает из стороны в сторону. Озираясь, Роман отвешивает нескольким бойцам подряд оплеухи. Пара пилоток слетает и падает на плац.

К землякам своим сержант Роман относится пристрастно.

Одно из его высказываний звучит так: «Земляка ебать — как на Родине побывать!»

В армии немало шуток про молдаван. И почему они соленые огурцы не едят, и как они ботинки надевают… Но я никогда не задумывался, с какой стати именно им приписываются такие вещи. Ведь о ком угодно таких анекдотов налепить можно.

Но именно тут постигается смысл выражения: «В каждой шутке лишь доля шутки».

Наблюдал однажды, как рядовой Вэлку мыл пол в штабе части.

К делу он подошел ответственно: налил воды в ведро, взял швабру, намочил тряпку… И пошел тереть. Перед собой.

Идет и усиленно трет. Через несколько метров оборачивается и грустит — на чистом и влажном линолеуме отпечатки его грязных сапог.

Рядовой Вэлку решительно разворачивается и отправляется вытирать следы. Шваброй, естественно, он орудует перед собой. Доходит до того места, откуда начал, довольно улыбается, переводит дух, оборачивается…

Мне показалось, он искренне негодовал. Даже сжал ручку швабры до белизны пальцев…

Если ты чего-то не понимаешь, «тормозишь» или делаешь какую-нибудь глупость, вначале вкрадчиво интересуются:

— Ты что, молдаван?

Хотя «тормоза» встречаются среди всех.

Но самым выдающимся, о ком впоследствии слагались легенды, был тихий, щупленький и неприметный паренек из Орловской области Андрюша Торопов.

Пожалуй, ему в карантине тяжелее всех.

Пять часов ежедневных индивидуальных строевых занятий способны из кого угодно сделать идиота с оловянными глазами, четко и тупо, на одних рефлексах, выполняющего получаемые команды.

Но только не Андрюшу Торопова. Применительно к нему поговорка про зайца, которого можно научить курить, дает сбой.

Для понятий «лево», «право» в его голове места не находится. Текст присяги дальше слов «вступая в ряды» объем его памяти усвоить не позволяет.

Сержанты работают с ним испытанным, казалось бы, ежовско-бериевским методом — конвейером, сменяя друг друга каждый час. Капитан Щеглов приказал любым способом подготовить бойца к присяге.

Зуб фломастером нарисовал Андрюше на кистях рук буквы «Л» и «П». Этакие «сено-солома» на современный лад. При команде, например, «Нале-во!» предполагалось, что боец посмотрит на свои руки, увидит, на какой из них буква «Л», соответствующая понятию «лево» и повернется в требуемую сторону.

Андрюша же угрюмо рассматривает свои руки и затравленно двигает губами.

Потом поворачивается кругом.

Роман на второй уже день отказался его бить, сославшись на бесполезность метода и полученную травму руки.

Последним сдалась даже такая глыба, как сержант Рыцк.

Занимаясь как-то с Андрюшей поворотами на месте в ленинской комнате (снаружи шел сильный дождь), Рыцк заявил, что у него поседели на заднице волосы, сплюнул на пол, и уже выходя, в сердцах бросил, указывая на огромный гипсовый бюст Ленина в углу:

— Если ты, Торопов, такой мудак, подойди и стукнись головой о Лысого! Может, поумнеешь хоть чуть-чуть после этого.

И, собираясь хлопнуть дверью, в ужасе обернулся.

Чеканным строевым шагом рядовой Торопов подошел к гипсовой голове вождя, отклонился чуть назад…

Два лба — мирового вождя и орловского паренька, соединились.

Удар был такой силы, что вождь развалился на две половины, каждая из которых разбилась потом об пол на более мелкие части.

Рыцк перепугался тогда не на шутку.

Замполит полка, подполковник Алексеев, долго выискивал подоплеку антисоветского поступка солдата. Вел с ним задушевные разговоры. Угощал чаем. Потом кричал и даже замахивался.

Андрюша хлопал глазами. Обещал, что больше не повторится.

Самые нехорошие слова замполит уже произносил не в его адрес, а врачей призывной комиссии.

На стрельбище, зная успехи Андрюши в изучении матчасти, народ ждал зрелища.

Андрюша не подвел.

Автомат ему зарядил лично начальник полигона, заявив, что до пенсии ему год, и поэтому «ну его на хуй!».

Бойца под белы рученьки уложили на позицию, и с опаской подали оружие.

С двух сторон над ним нависли Щеглов и Цейс. Помогли справиться с предохранителем.

Тах! Тах! Тах!

Тремя одиночными Торопов отстрелялся успешно, запулив их куда-то в сторону пулеулавливающих холмов.

Дитя даже улыбнулось счастливо.

Следующее упражнение — стрельба очередью по три патрона. Всего их в магазине оставалось девять. Три по три. Все просто.

Потом Щеглов и Цейс долго еще спорили до хрипоты, кто из них прозевал.

Андрюша решил не размениваться. Выпустил одну длинную. Все девять.

Причем при стрельбе он умудрился задрать приклад к уху, а ствол, соответственно, почти упереть в землю.

Земля перед ним вздыбилась пылью.

Народ оторопел.

Упасть догадался лишь начальник полигона. Остальные тоже потом попадали, но когда все уже закончилось.

Чудом рикошет не задел никого.

Визгливо так, истерично посмеивались.

Сдержанный ариец Цейс оттаскивал от Андрюши капитана Щеглова.