Некоторые источники[157] дополняют рассказ о последних днях Будды следующим эпизодом: вернувшись в Вайшали, Благословенный в обществе Ананды отдыхает в священном лесу Капалы и трижды возносит хвалу расстилающейся перед ним местности и разнообразной красоте Индии, заканчивая каждый раз словами: "Если бы меня об этом попросили, Будда мог бы дожить до конца кальпы".[158] Ананда трижды отмалчивается после этих слов, и Учитель просит его удалиться. Появляется Мара и напоминает Будде о его обещании уйти в паринирвану, когда сангха утвердится. "Не хлопочи, хитрец, — отвечает ему Благословенный, — ждать осталось недолго". Он отрешается от всего, что оставляет, и в этот миг Земля вдруг содрогается. "Отчего такой странный звук?" — спрашивает Ананда Учителя. И, поняв в чем дело, умоляет того повременить — дожить до конца кальпы. Но Будда не может нарушить обещание, только что данное Маре. "Твоя ошибка, Ананда… Попроси ты об этом Избранного, он бы отказал тебе в первый и во второй раз, а на третий бы согласился. Твоя ошибка, о Ананда!".[159]

Будда просит Ананду объединить монахов из Вайшали, и вдвоем они направляются в Папа, где Будда получает приглашение в гости к кузнецу Гунде. На обед подают "свиное лакомство": то ли блюдо из свинины, то ли грибы, которыми кормят свиней.[160] Еда вызывает у Будды новый приступ желудочного кровотечения — видимо, рецидив недавней болезни, едва его не погубившей. Тем не менее, Будда отправляется в Кушинагар, главный город народа малла. Ослабленный мучительным переходом, Будда ложится на правый бок в роще между двумя деревьями, лицом к западу, головой к северу, вытянув ноги, левая на правой. Ананда не сдерживает рыданий, но умирающий утешает его: "Не плачь, Ананда… Не стоит огорчаться и стонать… Разве можно, чтобы родившийся на свет не умирал? Это совершенно невозможно".[161] Он во всеуслышанье воздает хвалу Ананде и обещает: "Ты обретешь святость".

Предупрежденные Анандой, монахи окружают Первоучителя. Тем временем тот приобщает к учению еще одного адепта, Субхадру, просит своих последователей подойти к нему ближе и спрашивает, есть ли у них еще сомнения в Законе и Учении. Все молчат, и Будда произносит свои последние слова: "Я обращаюсь к вам, о странствующие монахи! Послушайте: все вещи преходящи. Не ослабляйте усердия!" Следует третье, и последнее, ночное, бдение Благословенного, он проходит четыре стадии медитации и угасает — в Карттике, в ноябрьское полнолуние 478 г. до н. э. (или, по другой традиции, в 487 г.).

Как бы в противовес такой «человеческой» смерти Будды, вокруг его похорон возникли многочисленные легенды. Согласно преданию, в течение семи дней маллы музыкой и танцами прославляли усопшего, обернутого полотнищами ткани и помещенного в гроб с благовониями: именно так хоронят царя-чакравартина.[162] Перед сожжением на костре из ароматного дерева похоронная процессия про следовала по улицам Кушинагара. Нельзя было зажигать костер до прибытия ученика Будды, Махакашьяпы: тот следовал по стопам Будды, выйдя в путь на восемь дней позже. Теперь он становился главой Общины и должен был присутствовать на кремации Первоучителя. Согласно легенде, ступни Благословенного чудесным образом показались из гроба, чтобы главный ученик смог почтить Учителя, коснувшись их лбом. Затем сам собой вспыхнул костер. Так как Благословенный умер на их территории, маллы забрали себе пепел и кости покойного, но соседние народы потребовали передать им часть останков, чтобы воздвигнуть ступы. Маллы сначала отказали им в этой просьбе, однако, столкнувшись с единодушным напором соседей, разделили прах на восемь равных частей. Ступы были установлены в местах захоронения останков Будды, над урной с его прахом, над углями погребального костра.

§ 151. Религиозная среда. Аскеты-странники

К началу VI в. до н. э. лежащие в бассейне Ганга индийские царства переживали яркий расцвет религии и философии, тут справедливо сравнение с духовным расцветом Греции того же периода. Наряду с религиозными мирянами и мистиками — последователями брахманической традиции, существовали бесчисленные сообщества шраманов ("те, кто пытаются"; палийское "самана"), бродячих аскетов (парив раджака) и среди них — йогины, маги, диалектики ("софисты", даже материалисты и нигилисты, предшественники чарваков и локаятиков. Некоторые бродячие аскеты возродили ведическую и поздневедическую традиции. О большинстве из них мало что известно, разве только имена. Фрагменты их учений упоминаются в буддийских и джайнских текстах; но там они подвергались нападкам и чаще всего умышленно искажались и высмеивались.

Все эти шраманы, вероятно, так и покинули мир, испытывая отвращение к тщете человеческого существования и к доктрине брахманического ритуализма. Они пытались осознать и освоить трансмиграции и их таинственный двигатель, действие (карму), используя для этого многочисленные и разнообразные средства — от строжайшей аскезы, парайогического экстаза или эмпирического анализа материи до самой темной метафизики, оргиастических практик, экстравагантного нигилизма или вульгарного материализма. Средства выбирались в зависимости от того, что именно подлежало перевоплощению согласно закону кармы: бренный психический организм или нерушимое и бессмертное истинное Я. Этот вопрос, в сущности, ставился еще в первых упанишадах (§ 80) и всегда оставался в центре индийской мысли.

Тексты буддизма и джайнизма сохранили ссылки на учения безымянных авторов. Длинный перечень таких учений дает «Брахмаджала-сутта»: "Кто-то размышляет о прошлых временах и убежден в том, что истинное Я (атта, санскр. атман) и мир вечны, что вечное существование достигается самодисциплиной (тождественной йоге с самадхи) и необычными способностями, например, памятью о прошлых жизнях. Иные сомневаются: то ли они вечны, то ли — не вечны, и приводят в пример вечного Брахмана и его преходящие творения. Кто-то принимает Себя за тело и поэтому отказывает себе в вечном существовании. Один твердит: мир конечен, а другой: он бесконечен […] Агностики вообще уклоняются от ответов. Есть и такие, кто говорят: Я и мир возникли без причины. Некто рассуждает о грядущих циклах, о Себе после расставания с телом. Я может иметь сознание и даже форму, или не форму и не не-форму, и будучи вне конечного либо бесконечного мира форм, обреченного на страдания. Истинное Я либо бессознательно, либо ни бессознательно, ни не-бессознательно, т. е. отрицает все, что не Я" (цитируется по: J. Filliozat. L'Inde classique, II, р. 512). Этот перечень тем более ценен, что некоторые его положения будут позднее усвоены и развиты разными школами буддизма.

Помимо упомянутых выше анонимных доктрин, источники донесли до нас названия некоторых школ. Назовем самые значительные: адживики с их первоучителем Машкарином Госала; нигрантхи (те, кто "без места"), иными словами, джайны, последователи Махавиры. Что касается наставников Готамы,[163] Арада Каламы и Рудраки, то, хотя Будда превзошел их в понимании и силе йогической концентрации, их вклад в методу его медитации был значительным.

"Саманнапхаласутта" (Digha, 1, 47 sq.) называет имена шести оппонентов Будды. Каждый, говорит этот источник, является "главой общины", знаменитым "основателем школы", почитаемым в качестве святого, уважаемого людьми, и дожившим до преклонного возраста. Пурана Кассапа проповедовал бесполезность действия; Аджита Кешакамбала — материализм, схожий с учением чарваков;[164] Какуда Катьяяна — вечность "семи тел" (кайя, т. е. «тела» земли, воды, огня, ветра, удовольствия, боли и жизни) и Санджая — род скептицизма, так как уходил от участия в спорах. Последние в списке — Машкарин Госала и Нигантха Натапутта, или Махавира. Махавира редко упоминался в буддийских текстах, хотя был наиболее крупным религиозным деятелем среди современников Будды.