Существует неоспоримая связь между боговдохновенностью Библии и установившимся каноном Библии. Как последователи иудаизма, так и христиане традиционно считают инспирацию (боговдохновенность) неотъемлемым внутренним качеством Писания, на котором зиждется его авторитет. И хотя раздаются голоса, отрицающие всякую связь между инспирацией и канонизацией[1], противоположная точка зрения является гораздо более распространенной[2].

В нашем столетии в особенности, начиная с 1960-х годов, дискуссии относительно библейского канона разгорелись с новой силой[З]. Отчасти они подогревались находками Мертвого моря[4], и в результате новых исследований, касающихся вопроса о каноне, были сделаны выводы, что прежняя критическая концепция имеет серьезные изъяны. Дискуссии продолжаются до сих пор[5]. И в ходе этих споров вырабатывается новая концепция канона.

Одним из главных пунктов, вокруг которого развернулась борьба, был вопрос о том, является ли концепция «канона» и канонизации Библии совершенно отдаленной от концепции «Писания»[6], а не только от концепции инспирации. Что касается Ветхого Завета, то, по мнению некоторых исследователей, канон был зафиксирован лишь в период, начавшийся примерно с 90 г. после Р. X. и затянувшийся до IV века[7].

Что касается Нового Завета, то тут все более доминирующими становятся внешние критерии канонизации, такие как: апостольство, ортодоксальность, древность, универсальность, духовная ценность и степень принятия Церковью[8], и намечается тенденция сделать процесс канонизации и его авторитета прерогативой Церкви.

Человеческий или Божественный фактор? Невозможно переоценить всю важность тех сил и источников, которые дают право библейским Писаниям обрести статус канона. Человечеству сегодня предстоит решить вопрос о том, является ли Библия продуктом человеческих умозаключений, основанных на социокультурном окружении и исторических событиях прошлого, облик которых мы можем воссоздать, или авторитет Писания основан на уникальности природы Библии, на утверждающемся на своем собственном авторитете Слове Божьем?

Являлся ли человеческий фактор, такой, как авторитет раввинов, епископов, соборов и церковного сообщества, «определяющим» в том, какие книги Библии принадлежат к канону (что, по сути дела, превращает их в Священное Писание)? Глагол «определять» в данном случае используется нами в значении формального решения, принятого на основе присущих тому времени социокультурных норм и лишенного сверхъестественного элемента. Другими словами, действительно ли определенные личности и сообщества «признали», в силу внутренней природы и качеств, какие из книг являются каноническими?

Исторически протестантизм придерживался того взгляда, что канонизация Библии (как Ветхого, так и Нового Завета) не являлась делом рук человеческих, но была совершена Духом Святым, при участии Которого и были созданы книги Библии. Благодаря своей боговдохновенности и, как результат, наличию собственного, внутреннего авторитета библейские книги были «признаны» в качестве канонических.

Глагол «признавать» (или «узнавать») по своему значению совершенно противоположен глаголу «определять». Первый утверждает сверхъестественное происхождение, природу и авторитет книг Библии как причину их канонического статуса, в то время как второй означает придание канону сугубо человеческого авторитета посредством религиозных, социологических и исторических сил. Возникает также вопрос: являлась ли канонизация Библии процессом, продолжающимися в течение многих лет и даже столетий? Был ли Ветхий Завет сформирован в три различных этапа, как многие полагают, с тех самых пор, как иудаизм эпохи после Нового Завета предложил деление Ветхого Завета на три части? Был ли канон Ветхого Завета раз и навсегда установлен тогда, когда в 90 г. н. э. за него проголосовал еврейский Синод?

Является ли Библия порождением Церкви[9]? Обязаны ли мы закрытием библейского канона Тридентскому собору Римско-католической церкви, состоявшемуся 8 апреля 1546 года? Если это так, то, следовательно, Церковь может и «открывать» канон, точно так же, как она его некогда «закрыла», она стоит выше канона и может последовательно включать и исключать из него определенные книги.

Инкарнационный взгляд на Писание и канон. Реформатор Мартин Лютер (1483 — 1546) говорил о «Слове Божьем [Писании]» как о том, что «сохраняет Церковь Божию»[10], и, таким образом, ставил авторитет Библии выше авторитета Церкви. С точки зрения реформации, всякий авторитет должен проверяться его соотнесенностью с Писанием.

В самом деле, Библия провозглашает воплощение (инкарнацию) Слова Божия в письменном виде: «Священное Писание есть Слово Божие, записанное или, можно сказать «вмещенное в буквы», подобно тому как Христос, вечное Слово Божие, воплотился в одежды Своего творения. И как Христос был в мире, имея с ним дело, так же и написанное Слово Божие»[11]. Очевидно, что Лютер придерживался инкарнационого взгляда на Писание, взгляда полного воплощения. Библия есть Слово Божие, «вмещенное в буквы». Более точно терминологически можно выразить эту идею, говоря об «инскриптурации» Слова Божия.

Взгляд на полную инкарнацию Писания выражен в следующих словах: «Божественность и сила Божия влиты в сосуд Христова воплощенного тела, и также Божественность и сила Божия влиты в Писание, сосуд, соделанный из букв… Для того чтобы понять библейское откровение во всей его полноте, необходимо рассматривать Писание в терминах Богочеловеческой природы Иисуса Христа»[12]. Подобный подход к Писанию имеет в своем основании инкарнационный взгляд, когда земной Иисус Христос стал воплощением неделимого Божественного и человеческого. По аналогии с Иисусом Христом, воплощенным Словом Божиим, Библия также является неделимым единством Божественного и человеческого, открытого в Сыне Божием.

Елена Уайт придерживалась взгляда о полной инкарнации Писания. Она говорила о том же «союзе Божественного и человеческого» в Библии, что и в Сыне Божием. Она писала: «Библия, представляющая собой Божественные истины, выраженные на языке людей, свидетельствует о союзе между Божьим и человеческим естеством. Подобный союз существовали в естестве Христа, Который был Сыном Божиим и Сыном Человеческим. Таким образом, библейский текст: «И Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1:14), говорящий о Христе, верен и в отношении к Библии»[13]. «Союз Божественного и человеческого» в Библии оказывает влияние и на понимание природы канона. Из этого следует, что канон не может рассматриваться как результат человеческих действий. Процесс канонизации неразрывно связан с «союзом Божественного и человеческого» в Священном Писании.