Выступление Лепешинского окончательно расставило все точки над «и»; газопровод Уренгой — Помары — Ужгород и переименованный в БАМ бывший БАГ ждали своих первостроителей. Ожидание было недолгим: после очередного съезда комсомола, по призыву ЦК ВЛКСМ многочисленные студенческие строительные отряды ринулись в Сибирь и на Дальний Восток. Энтузиазм комсомольцев своими многочисленными публикациями подогревала и пресса, уделявшая, правда, большее внимание БАМу. На теме БАМа сосредоточились, в основном, и мастера искусств: песня из репертуара ансамбля «Самоцветы» во второй редакции стала не менее популярной, чем ее первоначальный вариант. Преимущественное положение БАМа вполне объяснимо: люди, журналисты и артисты тянулись туда прежде всего потому, что строительство железной дороги было для них делом знакомым, надежным и привычным, что же касается ГУПУ, то многие еще просто не понимали, что же такое газопровод вообще; кроме того, к аббревиатуре ГУПУ было очень сложно подобрать рифму. Единственный вариант, предложенный поэтом О.Ошаниным: «Сквозь дожди и непогоды и сквозь снежную крупу мы идем походкой твердой, чтобы строился ГУПУ», — был немедленно забракован. (Уже много позже Ошанин предложил заменить слово «крупу» на «пургу» — но момент был упущен).

К. Аксенов. Плакат «Даешь магистраль века». Версии «БАГ» и «БАМ».

Литература о БАМе огромна — газеты, статьи, кинофильмы, песни, воспоминания самих бамовцев…

Относительно малоизвестен, пожалуй, лишь случай с Дином Ридом, популярным в те годы американским актером и певцом (неоднократно впоследствии гастролировавшим на БАМе), который был приглашен на церемонию открытия стройки в качестве почетного гостя. Дело в том, что первым человеком, попавшим на предполагаемое место строительства Байкало-Амурской магистрали за месяц до начала работ был не кто иной, как Дин Рид.

Импрессарио певца Дитер Эгню (Dieter Agnue), получив 7 февраля приглашение от Госконцерта, тут же дал согласие, и вечером того же дня Дин Рид вылетел из Восточного Берлина в Москву. В аэропорту Шереметьево, холодным воскресным утром, певца встречал работник Госконцерта Б. Бачурин. Информацией о последнем заседании Штаба (и, соответственно, о принятом на нем решении о переносе начала стройки на середину марта) Б.  Бачурин по малопонятным причинам не располагал. Ничего не подозревающий Рид вылетел вместе с Бачуриным в Красноярск, а оттуда вертолетом в район Тынды.

Несколько часов вертолет кружил над заснеженной тайгой в поисках людей.

В конце концов, пилоту удалось сесть на заснеженную поляну, окруженную огромными кедрами. Вечерело. Вокруг не было ни души. Находясь в полном недоумении, Бачурин предложил подождать. Прошло несколько часов. Попавший в условия суровой русской зимы Дин Рид чувствовал себя дискомфортно: в руках у него находилась дорогая акустическая гитара немецкой фирмы «Музима» в матерчатом чехле, которая при минусовой температуре могла в любой момент треснуть. Бачурин, находившийся какое-то время в прострации, постепенно начал осознавать всю конфузность положения и, повернувшись к замерзшему Дину Риду, с трудом выдавил из себя:

— Something went wrong, sir.[28]

Обескураженный Рид в ответ лишь пожал плечами и, не говоря ни слова, двинулся к вертолету. Через несколько минут незадачливый артист уже летел в сторону Краснаярска.

В 1979 году Дину Риду все же удалось выступить перед БАМовцами. На снимке: импровизированный концерт в таежном лагере проходчиков.

Не менее нелепая история произошла и на строительстве ГУПУ. Вскоре после того, как ветка газопровода достигла окресностей Помар, в район стройки из Москвы вылетела контрольная комиссия. Московских гостей в Помарах встречали радушно: после краткой экскурсии по городу в местном ресторане «Лебедь» должен был состояться банкет. На следующий день планировался осмотр помарского участка газопровода. Члены комиссии с интересом осмотрели город и его немногочисленные достопримечательности, в часности, крупнейший в Европе тир. В краеведческом музее председателю комиссии О. Егорову был вручен подарок — выполненное в натуральную величину чучело помарского ежа.

Гости из Москвы, сопровождаемые представителями городской администрации, уже садились в автобус, готовясь направиться в ресторан, но тут профессор Лепешинский, входивший в состав комиссии, спросил у одного из помарцев:

— Ну, а где же здесь у вас находится ГУПУ?

Этот, казалось бы, невинный вопрос застал местных руководителей врасплох. Председатель горисполкома И.Е. Завадский, мыслями находившийся уже на банкете, долго мямлил что-то невразумительное. Лепешинский, заподозрив неладное, начал настаивать на отмене банкета и немедленном выезде в район газопровода. Завадский пытался переубедить профессора, расписывая ему все прелести фирменного блюда «Жаркое из лося», но Лепешинский был непреклонен. Тогда Завадский, поддержанный Егоровым и другими членами комиссии, предложил компромиссный вариант.

— Ян Яковлевич, — обратился он к профессору, — я Вам дам вездеход и своего шофера. Думаю, Вы не будете возражать против предварительного осмотра трассы? Сами знаете, глаз специалиста может увидеть многое… А мы с товарищами завтра же продолжим работу, исходя из ваших замечаний.

— А зачем, собственно, вездеход? — спросил все еще полный сомнений Лепешинский.

— Без вездехода никак не добраться — бездорожье, — ответил кто-то из помарцев.

После долгих размышлений Лепешинский согласился и, попрощавшись со своими коллегами, остался на площади ждать вездехода.

Завадский сдержал слово — вездеход прибыл через 40 минут. За рулем сидел незнакомый Лепешинскому человек с усами, назвавшийся Ашотом. Лепешинский сел в кабину, и машина вскоре покинула город, направляясь на север.

Ашот молчал, крепко сжимая в руках руль. Они ехали сквозь какой-то кустарник, слева и справа простирались бесконечные болота. Часа через полтора профессор решил нарушить молчание:

— Скажите, любезный, — обратился он к Ашоту, — долго ли еще до ГУПУ? Товарищи ждут меня в «Лебеде», и не хотелось бы…

— Да, — сказал Ашот.

Тем временем в ресторане «Лебедь» продолжался банкет. После шестого тоста Завадский склонился к сидевшему во главе стола Егорову и прошептал ему:

— Олег Александрович, тут такое дело… В общем, Лепешинского можете не ждать.

Со слов Завадского озадаченный Егоров понял, что у геодезистов, размечавших в свое время трассу магистрали, перекосило теодолит, и в результате трасса прошла почти в ста пятидесяти километрах севернее Помар, неподалеку от хутора Лесистое. К Помарам же газопровод, в сущности, никакого отношения теперь не имеет, и буква «П» в аббревиатуре ГУПУ сохраняется лишь из уважения к традиции.

Слова Завадского заставили Егорова надолго задуматься.

— А знаете, Игорь Евгеньевич, — наконец проговорил он, — давайте оставим все как есть. Ведь работы идут, ГУПУ строится, а направление подкорректируем. Вот вернусь в Москву — займемся этим вплотную!

С тех пор прошло много лет. Давно уже забит на БАМе последний костыль, а на ГУПУ повернут последний кран. В этих краях, доселе диких, появились люди, выросли новые города, растут дети, а значит усилия, затраченные на строительство двух грандиозных объектов, не пропали даром.