При великом сегуне Иэясу окончательно сложился кодекс чести самураев БУСИДО (“путь воина”: “буси”-воин, “до”-путь). Тогда же был принят кодекс “ста статей” — основные гражданско-уголовные установления сегуната. Одна из ста статей гласила:

“Простые люди, которые ведут себя недостойно по отношению к представителям военного сословия, могут быть зарублены на месте”.

Сегун Иэясу говорил: “Когда я был молод, много времени уделял военному делу. На науки времени не оставалось, и вот теперь на старости лет я довольно невежественен”. Это говорит человек, который читал исторические сочинения в перерыве между боями, любил литературные диспуты и споры буддийских богословов, вел беседы о китайской философии, не забывая о журавлином супе. У него хватило эрудиции, у этого “невежественного” правителя, изучить все философские школы и выбрать для своих подданных конфуцианскую школу Пэйсю в качестве официальной идеологии. Суть ее можно передать словами: “лояльность, сыновняя почтительность, человечность, справедливость, учтивость, знание, искренность”.

Иэясу собирал библиотеки, привлекал ученых к изучению древних рукописей. Его последователи продолжали собирать библиотеки из книг и синтоистских, и буддийских храмов. И чуть позже издали историю Японии “Дай Нихон-си” в 240 томах.

Конфуцианство, пронизанное терпимостью и здравым смыслом, крепко держало японцев на грешной земле. Разум почитался единственным путеводителем как в духовных делах, так и в практической жизни.

Конфуцианство было, по нынешним понятиям, центристским началом. Справа — синтоизм, природная и древняя религия японцев, основанная на культе предков, и бусидо, кодекс воинов. Слева — созерцательное учение секты дзэн. Бусидо, синто и дзэн составили сплав, который создал неповторимый духовный облик японца.

Трезвые и энергичные конфуцианцы теснили, отвергали и высмеивали буддизм за бездеятельность, праздность, расслабленность и “бабьи” одеяния. Средоточие конфуцианской морали можно выразить одним словом — “долг”. Это находило отклик в сердце воинов с их бусидо. Долг повелевал, чтобы человек не юлил, подобно буддисту, и не уклонялся от возложенного на него небом долга перед родителями, обществом, друзьями и детьми.

В конце концов национальная религия синто победила и конфуцианство, и буддизм. Япония вызвала к жизни все дремавшие национальные духовные ресурсы. Закрыла границы. Ввела суровую дисциплину нравов, поставила долг превыше всего и пережила расцвет.

Великий Иэясу, первый сегун династии Токугава, умер в 1616 году. Говорят, он ценил литературу выше воинского искусства. Литература была тогда не в нашем понимании, состоящая из романов с вымыслом, а сочинения по истории, философии, праву, богословию.

Первая полная история Японии, названная “Хонто цуган”, состояла из 300 томов и охватывала период от эры богов до 1600 года, закончена в 1635 году.

Всего этого не было бы, не выгони великий сегун иностранцев и не закрой Японию.

Четвертый сегун из династии Токугава Иэцуна продолжил традиции Иэясу. Он правил с 1642 по 1680 год. Иэцуна твердо был убежден, что основным занятием самураев и аристократов, т. е. воинского сословия, должно быть воинское искусство и литература. Сына своего Цунаеси, современника Петра I, он заставил выучить досконально всю классику. На эти же столетия приходится расцвет японской литературы, театра, живописи. Знаменитую “Волну” Хокусая можно воспринимать как символическое воплощение подъема японского духа в XYII веке. Тогда же возникло философское течение “Кокугаку” — японизм. Яркий представитель этого течения Норинага еще в XYIII веке утверждал, что синтоизм — самая совершенная религиозная система в мире. Норинага доказывал, что Япония дала Вселенной Бога Солнца Аматэрасу-омиками — предка японских императоров, и это дает ей право господства над миром, пользующимся благами жизни, дарованными солнцем. Мы в это время читали полуграмотные опусы Радищева и таскали из Европы Вольтера и энциклопедистов, учивших, как разрушить свой дом. В культурной Австро-Венгрия эта литература была строго запрещена и появилась только после разгрома страны и оккупации Вены Наполеоном — почти на полвека позже, чем в “передовой” России.

Все эти идеи входили в воинский кодекс бусидо и становились плотью и кровью самураев. Античные греки тоже считали себя потомками богов, и римляне обоготворяли императоров, но античные народы не жили на далеких островах, и потому, смешавшись с соседями, исчезли, а для японца император и сегодня — такое же божество, как и тысячу лет назад.

И сегодня самый крупный японовед Куроки убежден, что “синтоизм — есть сверхрелигия, он выше буддизма, христианства, конфуцианства и ислама”.

Он объявляет японскую культуру культурой Солнца, в отличие от христианства — религии страдания. Синтоизм, по Куроки, выше других религий, ибо в синтоизме наука и вера не противостоят друг другу, а развиваются вместе.

Пушкинской порой, когда мы, забыв истоки, офранцуживались, японский мыслитель Ацутанэ из синтоизма выводил превосходство Японии над всеми странами мира из божественного происхождения японской нации, необходимость подчинения всех народов японскому императору.

Подумать только — в запертой, казалось бы, наглухо стране развиваются идеи мирового господства, и, как скоро увидит мир, у этих идей явились фанатичные и одаренные носители. Ни один человек в мире даже не догадывался тогда об этой интенсивной и таинственной духовной жизни народа, философия которого внедрила идею “сто миллионов — одно сердце”.

Окава Сюмая был самым видным идеологом “японизма” в последнюю войну. Был осужден как военный преступник. Умер в 1957 году. Окава считал, что Японии предначертано “написать первую страницу будущей мировой истории, в центре которой будет возрожденная Азия под управлением Японии”. Он уверял, что Запад враждебен глубинным основам народов Востока. “Японизм” был завершен как морально-политическая и религиозная доктрина. У японцев идеология не была кабинетными умствованиями интеллигенции. “Японизм” предлагался как национальный кодекс бусидо для всех. 10 августа 1945 года военный министр призывал: “Довести до конца священную войну в защиту земли Богов… В смерти заключена жизнь — этому учит нас дух великого Нанко, который семь раз погибал, но каждый раз возрождался, чтобы служить родине.”