• «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

ЧАРЛЗ ШЕФФИЛД

Леди исчезает

В чем абсурдность картины?

Полковник Уолкер Брайнт стоит в дверях Отдела конечного хранения. Он улыбается и держит под мышкой книгу.

Ответ: картина абсурдна в целом. Полковник Брайнт - именно тот человек, кто назначил (вернее, сослал) меня в Отдел конечного хранения по причинам, которые он счел убедительными и достаточными. Но сам он никогда здесь не бывал. Его можно понять: отдел расположен на шестом подземном этаже под зданием Разведывательного управления Вооруженных сил на военно-воздушной базе в Боллин-ге, в подвале, куда можно попасть только пешком и которого, если верить пульту управления в лифте, вообще не существует. Здесь обитают крысы, пауки и я.

Кроме того, Уолкер Брайнт улыбается лишь тогда, когда что-то обстоит не так; и я ни разу не видел, чтобы он читал что-либо, кроме разведывательных донесений и спортивных страничек газет. Полковник Брайнт с книгой - примерно то же самое, что мать Тереза с автоматом АК-47.

- Доброе утро, Джерри, - сказал он, бросил в рот мятный леденец, положил на стол книгу и уселся. - Я только что прикатил из Пентагона. Наверху чудесный весенний день.

- Откуда мне об этом знать! - Я вложил в свой ответ максимальный заряд сарказма, но у Брайнта непробиваемая носорожья шкура. Он всего лишь крякнул.

- Ты сам знаешь, Джерри, что тебя перевели сюда не для того, чтобы испортить жизнь. Я сделал это для твоего же блага: пользуйся простором и полной свободой. В общем, я узнал кое-что небезынтересное для тебя.

Проработав с человеком достаточно долго, учишься улавливать скрытый смысл его речей. «Кое-что небезынтересное для тебя» означало: «Я понятия не имею, в чем тут дело. Может, хоть ты разберешься?»

Я подался вперед и взял со стола его книгу. Это был «Человек-невидимка» Герберта Уэллса.

- Вы это читаете?

Я не называю Уолкера Брайнта «сэр», хоть режьте меня, и он, как ни странно, не протестует.

- Конечно, - кивнул он.

- Прямо так и читаете, сами?

- Пока только пролистал. На первый взгляд, не больно интересно, но я все равно собираюсь прочесть книгу толком, как только выкрою время.

Я подметил, что книга библиотечная и взята три дня назад. Если она имела отношение к нашей встрече, то полковник Брайнт владел новостью, представляющей для меня интерес, уже не меньше трех дней.

- О книге мне сказал генерал Аттуотер, - продолжил он, неодобрительно поглядывая на цитату из Суинберна, которую я повесил на стену своего кабинета: «Сюда уходят годы, отмирая, в лохмотьях бед». Я решил, что это подходящий девиз для Отдела конечного хранения, все равно что «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

- Генерал у нас эрудит, вроде тебя. Я подумал, что уж ты-то непременно читал «Человека-невидимку». Ты ведь все время читаешь.

Смысл последнего высказывания гласил: «Ты слишком много читаешь, Джерри Маседо, потому твоя башка и набита всякой чепухой вроде этой надписи на стене».

- Читал, - сознался я.

Наш разговор принимал чудной оборот. Генерал Джонас Аттуотер принадлежал к военно-воздушным силам и возглавлял целых три из числа крупнейших «черных» программ - тайных разработок с собственным колоссальным бюджетом, о которых понятия не имел американский налогоплательщик.

- Тогда ты знаешь, что тут рассказано о парне, который что-то принимает и становится невидимым, - сказал Брайнт. - Трое ученых из светил, работающих на генерала Аттуотера, сегодня утром на совещании утверждали, что с точки зрения науки это невозможно. Мне стало любопытно, что скажешь ты.

- Я согласен с учеными.

Видя его разочарование, я взялся объяснять:

- Поразмыслите об этом минуту-другую - и сами поймете, почему это невозможно. Тут даже не надо вдаваться в физику. Лекарство должно так изменить ткани человеческого тела, чтобы коэффициент отражения у него стал таким же, каким обладает воздух. Тогда ваше тело не будет поглощать и рассеивать свет. Свет начнет проходить сквозь вас, не отражаясь, не преломляясь, вообще никак не изменяясь. Но если ваши глаза не поглощают свет, вы становитесь слепцом, потому что зрение - результат воздействия света на сетчатку. А пища, которую вы съели и которой надо перевариться? Было бы видно, как она претерпевает изменения в вашем пищеварительном тракте, попадая из пищевода в желудок, а оттуда в кишечник. Увы, полковник, все это - фантазии чистой воды.

- Видимо, да. - Мои слова его не очень расстроили. - Я тебя понял: невозможно, и точка. - Он встал. - Поднимемся ненадолго ко мне в кабинет. Я тебе кое-что покажу - если ты, конечно, не слишком занят.

Смотря что понимать под словом «занят»… Как всегда по утрам, я просматривал готовящиеся к печати данные по физическим наблюдениям. С конденсатами Бозе-Эйнштейна и макроскопическими квантовыми системами творилось что-то странное, но процесс протекал так стремительно, что мне пока было трудно в нем разобраться. Каждый день происходило что-то новое. Через неделю-другую должна была появиться обобщающая статья, после которой многое встанет на свои места. Я не питал надежд сказать свое слово в этой сфере, поэтому мог отложить чтение и проследовать за Брайнтом на верхний этаж. «Я тебе кое-что покажу» прозвучало почти как «Эврика!». Я терялся в догадках.

Подчиненные полковника не обратили на меня внимания. Сам Брайнт никогда ко мне не спускался, но довольно часто вызывал к себе наверх. Как ни страшно об этом подумать, полковник, кажется, питает ко мне симпатию. Что еще хуже, я тоже ему симпатизирую. По-моему, в глубине его души кроется печаль.

Мы прошли к нему в кабинет. Он запер дверь и жестом предложил сесть. Можно было подумать, что мы по-прежнему находимся на одном из подвальных этажей: в этом кабинете проводились совещания настолько секретные, что ни о каких окнах не могло идти речи.

- Что ты можешь сказать мне о Луизе Берман?

То, что я мог и что хотел сказать, - две разные вещи. Брайнту было известно, что, поступив в Управление, доктор Луиза Берман сначала работала под моим руководством в научно-исследовательском подразделении. Потом она стремительно взлетела вверх, тогда как я опускался вниз, хотя и не столь резко.

- Ее послужной список, - стараясь придерживаться фактов, начал я, - звание доктора после окончания Лос-Анджелесского университета, потом два года у Беркнера в «Карне-ги-Меллон». К моменту прихода в Управление имела двадцать восемь патентов. Одному богу известно, сколько их у нее теперь. Специализируется в областях материаловедения и оптики. Не знаю, над чем она работает в настоящий момент, но это - умнейшая женщина, с какой мне доводилось знаться.

Поразмыслив над своей последней фразой, я внес редакторскую правку:

- Умнее человека я вообще не встречал.

- Тебя можно упрекнуть в необъективности. Есть данные, что вы с ней в свое время встречались.

- С тех пор прошло уже около года.

- Ходят также настойчивые слухи, что вы были любовниками, но подтверждений этому не получено.

Я ничего не ответил. Он продолжал:

- Происходило это в нерабочее время, у вас одинаковая форма секретности, поэтому никто не забеспокоился. Теперь сотрудники генерала Аттуотера считают, что тебе больше, чем кому бы то ни было, понятны мотивы ее поступков. Это важно.

- Что-то я не пойму… Наши с ней жизни больше не пересекаются.

- С ней вообще никто больше не пересекается. В том-то и беда. - Я озадаченно уставился на него, не в силах расшифровать последнее высказывание. - Неделю назад Луиза Берман куда-то исчезла.

Я начал приподниматься.

- Ты сиди, Джерри. Она не просто пропала из дому или что-нибудь в этом роде. - Он стоял у демонстрационного проектора. - Во вторник двадцать пятого июня она, как обычно, явилась на работу. Луиза занималась проектом, для которого требовались особые условия. Единственное подходящее для этого место - Рестон. Там строжайшие меры безопасности, круглосуточная охрана, непрерывное видеонаблюдение. Единственный вход-выход, за исключением пожарных. Каждый, кто переступает порог здания, немедленно регистрируется, процедура повторяется на выходе. Все это фиксирует видеокамера.