Обида росла, словно сугроб в хороший буран, и все же Гаврила смотрел на него, ожидая что рассмеется колдун, хлопнет его по плечу и пойдут они… Не знал он еще куда они пойдут, да это было и не важно, главное, что пойдут вместе. Однако Митридан и не думал об этом, уже забыв про Масленникова, уже оставив его в своем прошлом. Гаврила почувствовал себя безштаным ребенком, которого взрослые походя обидели и даже не обратили на это внимания. Он все смотрел на колуна, ожидая, что что-то само собой изменится, но… И тут на него снизошло горькое откровение.

- А ведь это ты мою тень забрал! - озарило Масленникова.

- А хоть бы и я, - ответил колдун. - Я ж говорю, что дураку тень только в обузу. Так что ты теперь уж сам как-нибудь.

Наверное, разговор с Гольшем не пропал для Гаврилы даром - он все это время тяжело продирался к истине, и вот теперь, когда все стало ясно он, потеряв голову от обиды и гнева, рванулся к Митридану. Скоморохи больше не держали его за руки, но колдуну все подмога. Веревка, словно ожившая змея, оплела Гавриловы ноги, и он повалился на доски. Колдовство держало, не давая сдвинуться с места, но злость подсказала, что нужно сделать. Со всей силы, собрав горькую слюну, он плюнул на сапог колдуна. Разбойники засмеялись. Митридан рассмеялся вместе с ними. Он не поленился подойти к ближнему тюку и рогожкой стер плевок с голенища.

- Вот если отпустят тебя добрые люди, то и пойдешь свою тень искать. Только вряд ли они тебя отпустят, даже если слезами изойдешь.

Он поставил мешок на борт и покачал головой, словно сокрушался о человеческой неблагодарности.

- Прощай, Гаврила. Лихом не поминай…

Гаврила поперхнулся обидными слезами, промолчал, но у вожака нашлось что сказать.

- Подожди, - остановил он колдуна. - Куда это ты мешок потащил? Ты ведь отдал нам все.

Не оборачиваясь, Митридан ответил:

- Все вещи, кроме этого мешка и всех людей, кроме себя.

Разбойник насмешливо прищурился. Нож в руке давал ощущение почти божественной власти над окружающими.

- А вот об этом разговора не было. Откуда мне знать, что ты не обманываешь нас? Может быть, то, что лежит в твоем мешке, ценнее того, что ты оставил нам?

Люди, сгрудившиеся за его спиной, загудели. Потрясенный предательством Гаврила услышал, как кто-то из разбойников крикнул атаману:

- Не вяжись с колдуном!

Но атаманские глаза уже застлала жажда наживы.

- Вот, - показал он себе за спину. - Вот и товарищи мои тоже честью тебя просят показать, что там у тебя.

- Показать? - улыбнулся Митридан. - Вот значит как?

- Значит вот так, - отчеканил вожак. В его руке был уже не нож, а топор. - Покажи нам, что у тебя там, а потом поглядим, как дальше жизнь пойдет.

Митридан пожал плечами. Приглашающий жест заставил атамана сделать шаг вперед. Отходя от мешка, Колдун коснулся человека рукой, и тот застыл, так и не дотянувшись до неведомых колдовских сокровищ.

Чудо было быстрым, как смерть.

В один миг только что живой человек стал снежно-белым. Целиком, словно его окунули в сметану или вываляли в снегу. Все-все - одежда, волосы, кожа, сапоги… Все стало белым.

Мгновение Митридан стоя рядом с ним, а потом легонько ударил того по плечу, и грозный воин, громко треснув, обратился в кучу то ли соляной, то ли мраморной крошки.

Кто стоял на палубе, тот так и застыл. Тишина, обрушившаяся на корабль, объединила и торговцев и разбойников.

- А ведь говорил я ему, что зря он с колдуном связался, - сказал, наконец, кто-то. Митридан услышал, кивнул.

- Умный. Быть тебе тут следующим атаманом.

Никто в ответ слова не сказал. Все молчали, ожидая исхода волшебника, и только Гаврила не сдержался.

- Гад же ты, - горько сказал он. - Подлая гадина! Я тебе твое вернул, а ты - нет…

Митридан, уже собравшийся перелезть через борт, остановился. Задержка была мгновенной, но в Гавриле вдруг опять ожила, всколыхнулась безумная надежда, что колдун усовестился и вот прямо сейчас, махнув на все рукой обнимет его, и пойдут они за Гавриловой тенью, круша нечисть разную направо и налево…

Но ошибся Гаврила. По-другому Судьба повернулась.

Из-за пазухи вытащил колдун сложенный в несколько раз кусок пестрой материи. Повернувшись так, чтоб Масленников ничего не упустил, развернул его и направил его по ветру. Легчайший (из паволоки что ли?) платок колыхался в воздушных струях.

Кто на корабле мог еще стоять или говорить - стоял и молчал. Даже разбойники, и те прекратили ругаться, понимая, что творятся тут дела редкие, колдовские. А Митридану ни до кого и дела не было. Знал, собака, что поперек теперь никто слова сказать не решится.

Шепча, он отпустил края платка и тот, никем не удерживаемый все так же лениво колыхаясь застыл в воздухе, никуда, тем не менее, не улетая. Закатив глаза колдун несколько раз резко взмахнув руками и из платка полетела на палубу легчайшая черная пыль. Неподвластная ветру, она падала на доски, обретая очертания человеческой фигуры. Гаврила понял, что это, и в безумной надежде обрести утерянное рванулся к своей тени, но веревка не пустила.

Несколько мгновений порошок лежал неподвижно, а потом разом, словно каждая крупинка получила приказ, взвихрился дымками и разлетелся в разные стороны. Колдун на виду у всех отряхнул одну руку о другую.

- Все, Гаврила! Веришь или нет - твое дело, а только ничего твоего у меня теперь нету. Что было - то отдал, - с горькой усмешкой сказал он. - Теперь только ты мне должен!

Журавлевец заревел от обиды и злобы, но Митридан, уверенный в своем колдовстве и в веревке даже не повернулся посмотреть на него, пошел к борту. Поставив ногу на него, оглянулся.

- Не стоишь ты хорошего совета, ну да ладно. Поймешь - твое счастье, не поймешь - туда тебе и дорога. Когда совсем плохо будет - в ладоши хлопай. Авось и выйдет из этого для тебя что-нибудь полезное.

Он смотрел на Гаврилу, но ближние разбойники от этого взгляда попятились. Остановить его никто не посмел. Смельчаков среди разбойников хватало, однако безрассудных в этот раз не нашлось.

Потеряв к ним интерес, Митридан прыгнул за борт.

Гаврила злорадно подумал, что так ему и надо - вдруг да утопнет, но всплеска не услышал. Сбросив с ног в одно мгновение ослабевшую веревку, Гаврила приподнялся над бортом и увидел, как колдун преспокойненько шлепает по воде, оставляя за собой разбегающиеся во все стороны круги. Он шел легко, словно не оставил за спиной невыполненного обещания.