Возвращения неотделимы от моей жизни

и от каждодневного моря —

в единый миг я впитал свет, землю

и некий поспешный покой. Луковицей

была луна, питательным шаром

ночи, а солнце —

апельсином погрузилось в море —

таким было пришествие,

которое я сносил и не выносил до сих пор,

пришествие, которое выяснил — и вот я здесь, —

отныне правдиво лишь возвращение.

Я ощутил его, как крушение, —

будто стеклянный орех

разбился вдребезги о скалу,

и грянул гром, и налетел свет,

свет побережья и усталого моря,

моря, добытого здесь, навсегда.

Я состою из множества возвращений,

сплотившихся в тревожную гроздь,

вот снова — прощайте! — я отправляюсь

в гибельное путешествие в никакие края,

единственный мой маршрут — возвращение.

В эту пору, влекомый соблазнами,

я боюсь ступить на песок, войти в сияние

этого раненого расплесканного моря,

но уже готов к связанным со мной несправедливостям,

решение упало со звоном

хрустального плода, который разбивается,

и в этом звонком взрыве я увидел жизнь,

землю, окутанную потёмками и зарницами, —

и коснулся губами чаши моря.