Но в том, что люди заняты, есть свое преимущество, мрачно решил про себя Хорнблауэр: с тех пор как началась работа, про чуму не говорили совсем. Место, где стояла «Каролина», не было защищено от северо-восточных ветров, и Хорнблауэр счел необходимым вывести ее в открытое море, пока они не задуют. Он собрал своих людей и поделил их на вахты; поскольку он был единственным навигатором, ему пришлось назначить рулевого и младшего рулевого, Джордана, вахтенными офицерами. Кто-то вызвался быть коком, и Хорнблауэр, обведя собравшихся взглядом, назначил Таплинга помощником кока. Тот открыл было рот, но, увидев выражение хорнблауэрова лица, предпочел промолчать. Ни боцмана, ни плотника… врача тоже нет, как мрачно заметил про себя Хорнблауэр. С другой стороны, если потребность во враче и возникнет, то, надо надеяться, ненадолго.

– Левая вахта, отдать кливера и грот-марсель, – приказал Хорнблауэр. – Правая вахта, на шпиль.

Так началось путешествие Его Величества транспортного брига «Каролина», ставшее (благодаря сильно приукрашенным байкам, которые матросы травили долгими собачьими вахтами в последующих плаваниях) легендарным во всем Королевском Флоте. «Каролина» провела свои три недели карантина в бездомных странствиях по западной части Средиземного моря. Ей надо было держаться ближе к Проливу, чтобы западные ветры и преобладающие течения со стороны океана не отнесли ее слишком далеко от Гибралтара. Она лавировала между испанскими и африканскими берегами, оставляя за собой крепнущий запах коровника. «Каролина» была старым, потрепанным судном: в любую погоду она текла, как решето; у помпы постоянно стояли матросы, то откачивая воду, то поливая водой палубу, чтоб ее очистить, то качая воду животным.

Верхний рангоут «Каролины» делал ее неуправляемой в свежий бриз; ее палубные пазы, естественно, текли, и вниз постоянно капала неописуемо мерзкая жижа. Единственным утешением было обилие свежего мяса. Многие матросы не ели его последние месяца три. Хорнблауэр щедро жертвовал по бычку в день: в таком жарком климате мясо долго не хранится. Так что его люди пировали, ели бифштексы и языки; многие из них ни разу в жизни не пробовали бифштекса.

Но с питьевой водой было плохо – это тревожило Хорнблауэра даже сильнее, чем обычного капитана: бычки постоянно хотели пить. Дважды Хорнблауэру приходилось высаживать на заре десант, захватывать какую-нибудь деревушку и наполнять бочки речной водой.

Дело это было опасное. Когда после второй вылазки «Каролина» торопилась прочь от берега, из-за мыса на всех парусах вышел испанский люггер береговой охраны – guarda-costa. Первым его заметил Максвелл. Хорнблауэр увидел люггер раньше, чем Максвелл успел доложить о появлении неприятеля.

– Очень хорошо, Максвелл, – сказал Хорнблауэр, пытаясь не выдать волнения. Он направил на люггер подзорную трубу. Тот был в милях в трех, не больше, с наветренной стороны, и «Каролина» оказалась заперта в бухте. Пути к спасению были отрезаны. За то время, что они сделают два фута, люггер сделает три, а неуклюжий рангоут «Каролины», не позволял ей идти круче восьми румбов к ветру. Хорнблауэр смотрел, в нем вскипало накопленное за последние семнадцать дней раздражение. Он злился на судьбу, впутавшую его в глупую историю. Он ненавидел «Каролину», ее неуклюжесть, ее вонь и ее груз. Он негодовал на свою неудачливость, загнавшую его в это безнадежное положение.

– Черт! – произнес Хорнблауэр, от гнева буквально топая ногами по мосткам. – Тысяча чертей!

«Надо же», – с любопытством подумал он, – «я пляшу от гнева». Но эта боевая лихорадка означало, что так просто он не сдастся. План действий созревал. Сколько человек в команде испанского guarda-costa? Двадцать? Это – от силы, ведь задача подобных люггеров – бороться с мелкими контрабандистами. Поскольку внезапность на его стороне, у него есть шанс, несмотря на четыре восьмифунтовки, которые нёс люггер.

– Пистолеты и абордажные сабли, ребята, – сказал он – Джордан, выбери двух матросов и встань с ними тут, на виду. Остальные, спрячьтесь. Спрячьтесь. Да, мистер Таплинг, вам можно с нами. Не забудьте вооружиться.

Никто не будет ожидать сопротивления от нагруженного скотом транспортного судна; испанцы думают, что на борту не больше двенадцати человек, а там дисциплинированный отряд из двадцати. Главное – подманить люггер достаточно близко.

– Круто к ветру, – сказал Хорнблауэр стоявшему внизу рулевому. – Приготовьтесь прыгать, ребята. Максвелл, если кто-нибудь, высунется до моего приказа, застрели его собственной рукой. Это приказ, если ослушаешься, тебе будет плохо.

– Есть, сэр, – сказал Максвелл.

Люггер приближался к ним; несмотря на слабый ветер, под его острым носом пенилась вода. Хорнблауэр посмотрел вверх и убедился, что «Каролина» не несет флага. Это делало его план допустимым с точки зрения морских законов. Раздался выстрел и над люггером поднялось облачко дыма: стреляли по курсу «Каролины».

– Я лягу в дрейф, Джордан, – сказал Хорнблауэр. – Грот-марса-брасы. Руль под ветер.

«Каролина» привелась к ветру и лежала, покачиваясь: казалось, самое беспомощное на свете судно сдается на милость победителя.

– Ни звука, ребята, – сказал Хорнблауэр.

Животные жалобно мычали. Вот и люггер, отчетливо видна вся его команда. Хорнблауэр видел офицера, тот стоял на грот-вантах, готовясь перепрыгнуть на «Каролину». Все остальные беззаботно посмеивались над уродливой «Каролиной» и доносившихся из нее мычанием.

– Ждите, ребята, ждите, – сказал Хорнблауэр. Люггер подошел к борту. Кровь прихлынула Хорнблауэру к щекам, когда он спохватился, что безоружен. Он велел своим людям взять пистолеты и сабли, он посоветовал Таплингу вооружиться, а сам совершенно забыл, что ему тоже понадобятся шпага и пистолет. Исправлять это было поздно. Кто-то с люггера окрикнул его по-испански, и Хорнблауэр жестами показал, что не понимает. Люггер коснулся «Каролины» бортом.

– За мной, ребята! – закричал Хорнблауэр. Он побежал по мосткам, и, сглотнув, прыгнул на державшегося за ванты офицера. В воздухе он снова сглотнул; обрушившись всем телом на несчастного, он обхватил его за плечи и с ним рухнул на палубу. Позади слышались громкие крики: команда «Каролины» прыгала на люггер. Топот ног, треск, грохот. Хорнблауэр поднялся. Максвелл только что зарубил офицера саблей. Таплинг впереди матросов бежал на нос; он размахивал саблей и вопил, как сумасшедший. Через мгновение все было кончено. Изумленные испанцы не успели шевельнуть пальцем в свою защиту.