У войны — не женское лицо…

Страниц: 91
Символов: 429095
В избранное добавлена 125 раз
Прочитали: 81
Хотят прочитать: 95
Читают сейчас: 7
Не дочитали : 3
ID: 85502
Язык книги: Русский
Оригинальный язык книги: Русский
Книга закончена
Год печати: 2004
Издательство: Пальмира
Город печати: Москва
Создана 26 марта 2009 20:00
Опубликована
Нет доступа к чтению
Нет доступа к скачиванию

Оценка

9.43 / 10

65 56 6
Ваша оценка книги:
Ваш статус прочтения

Самая известная книга Светланы Алексиевич и одна из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. «У войны — не женское лицо» переведена на 20 языков, включена в школьную и вузовскую программу.

На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. Это была величайшая жертва, принесенная ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами мирной жизни постигаем.

Lisa_Lisa
9 мая 2016 10:24
Оценка: 10
Читала эту книгу более 20 лет назад. Книга основана на интервью, воспоминаниях, письмах женщин-фронтовичек. Читать про войну не художественную литературу всегда страшно, а здесь воспоминания женщин, некоторые из них были еще совсем девочками, когда им пришлось убивать, выносить раненных, самим быть раненными.
 
Мне высказывания автора безразличны, ее дружба или не дружба с теми или иными политиками, ее взгляды. Для меня эта книга ценна своей документальностью, тем что на бумаге, на нескольких языках мира остались жить слова женщин о войне, о них самих. А те кто прочитают эту книгу будут помнить не автора, а истории этих женщин.
Claire Noir
27 июля 2017 11:53
Оценка: 10
В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью  За боевые заслуги  и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали:  А за что ты получила свои медали?  или  А была ли ты в бою?  Пристают с шуточками:  А пули пробивают броню танка?  Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом... У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит:  Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…

    При всем моем, мягко говоря, неоднозначном отношении к личности автора, я всегда знала, что настанет момент, и я обязательно прочту эту книгу.
    Потому что это - не вымысел. Это - дословные свидетельства тех, кто был там.
    Все это было. И никуда от этого не деться. И мне глубоко параллельна нынешняя политическая возня и участие в ней автора. Мне важно, что эти маленькие истории, рассказанные женщинами войны, не канули в лету, и у нас есть возможность их прочесть.
 
Мужчина, он мог вынести. Он все-таки мужчина. А вот как женщина могла, я сама не знаю. Я теперь, как только вспомню, то меня ужас охватывает, а тогда все могла: и спать рядом с убитым, и сама стреляла, и кровь видела, очень помню, что на снегу запах крови как-то особенно сильный… Вот я говорю, и мне уже плохо… А тогда ничего, тогда все могла.

    У нас есть возможность еще раз вспомнить, задуматься, переоценить свое отношение к современным трудностям и радостям жизни. Еще раз осознать, в каком мы долгу перед уже почти ушедшим навсегда поколением.
 
На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была!

    Это реальные воспоминания переживших Великую Отечественную женщин. Это их жизнь. Это их война.
    А война - это не только героизм и подвиги, патриотизм и бравада. Война - это горько. Это боль, это несправедливость... Это труд. Это грязь. Это страх.
 
Сначала боишься смерти… В тебе соседствует и удивление, и любопытство. А потом ни того, ни другого – от усталости. Все время на пределе сил. За пределами. Остается до конца только один страх – быть некрасивой после смерти. Женский страх… Только бы не разорвало на куски снарядом… Я знаю, как это… Сама подбирала…

    Война - это не только солдаты и их командиры. Не только врачи и медсестры. Это еще и шоферы, повара, прачки, токари, трактористы... Тысячи профессий. И исконно женских там почти нет. Но кому еще оставалось пахать поля и лить металл, когда все мужчины ушли защищать Родину? И каждое занятие достойно уважения, каждое внесло свой вклад в общее дело. В общую Победу.
 
Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила:  Кто вы? Откуда?  Подошла ближе, ахнула и говорит:  Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет . Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится:  Скорей! Быстрей!  И опять —  Скорей! Быстрей!  Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь.

    Война - мужское дело... Но был ли выбор у них, у этих девочек?
 
Мы были такие девчонки, как и вы, не думайте, что мы были другие. Дисциплина, уставы, знаки различия — вся эта военная премудрость не давалась нам сразу. Стоим, охраняем самолеты. А в уставе говорится, что если кто идет, надо останавливать:  Стой, кто идет?  Подружка моя увидела командира полка и кричит:  Стойте, кто идет? Вы меня извините, но я буду стрелять!  Представляете? Она кричит:  Вы меня извините, но я буду стрелять!

    Это война их глазами. Потому что именно женщины способны разглядеть полутона, запомнить на первый взгляд никому не нужные вещи. Мелочи. Но именно благодаря этим мелочам перед глазами возникает полноценная картина. Иногда очень страшная картина. Которую уже не выкинуть из головы...
 
Я думала, что когда мы войдем в Германию, то у меня ни к кому пощады не будет. Столько ненависти скопилось в груди! Почему я должна пожалеть его ребенка, если он убил моего? Почему я должна пожалеть его мать, если он мою повесил? Почему я должна не трогать его дом, если он мой сжег? Почему? Хотелось увидеть их жен, их матерей, родивших таких сыновей. Как они будут смотреть нам в глаза? Все мне вспомнилось, и я думаю: что же будет со мной? С нашими солдатами? Мы все помним… Пришли в какой-то поселок, дети бегают – голодные, несчастные. И я, которая клялась, что всех их ненавижу, я соберу у своих ребят все, что у них есть, что осталось от пайка, любой кусочек сахара, и отдам немецким детям. Конечно, я не забыла, я помнила обо всем, но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла.

    Женщины порою не могут замкнуться и молчать. Как мужчины, стойко перенесшие однажды, и на всю жизнь запершие где-то глубоко в душе пережитое. Наверное, такова наша сущность, нам иногда очень надо выговориться.
    Женщины могут себе позволить не прятаться за громкими словами, не бравировать, а рассказать все, как есть. Как было... "Слабый пол", какой с него спрос...
 
И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье — то появится, то скроется, — я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело — ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…

    Господи, сколько же пришлось им пережить! Этим девочкам, едва покинувшим школьную скамью, едва выпорхнувшим из-под крыла матерей! Вмиг повзрослевшим, но все же, несмотря на все лишения и горести, остающимися девочками.
 
Я очень боялась, что если меня убьют, то буду лежать некрасивая. Я видела много убитых девочек… В грязи, в воде… Ну… Как это… Мне не хотелось так умереть… Другой раз прячешься от обстрела и не столько думаешь о том, как бы тебя не убило, а прячешь лицо. Руки. Мне кажется, все наши девчонки об этом думали. А мужчины над нами смеялись, им это казалось забавным. Мол, не о смерти думают, а черт-те о чем, о глупом. О женской чепухе.

    Книгу читала долго. Несколько недель, делая перерывы. Было тяжело. Сердце разрывалось от этих коротеньких историй-свидетельств. Да, не скрою, иногда возникала мысль "а надо ли?" Надо ли нам знать эту сторону войны, горькую, страшную, несправедливую?
 
    Надо! Они, как никто другой, достойны, чтобы их знали, помнили! Каждая... Их тысячи!
    Рядовые и офицеры, врачи и медсестры. Партизанки и подпольщицы. Простые рабочие. Чьи-то матери, дочери, сестры, подруги.
    Низкий поклон и вечная Вам Память!
 
Дошла до Берлина. Расписалась на рейхстаге: “Я, Софья Кунцевич, пришла сюда, чтобы убить войну”.
Увижу братскую могилу, я перед ней на колени становлюсь. Перед каждой братской могилой… Только на коленях…