Доктор Рэнкин был крупным мосластым мужчиной, из тех, на ком даже новенький костюм кажется старомодным, – так выглядят костюмы на фотографиях двадцатилетней давности. Это объяснялось тем, что туловище у него было широким и плоским, будто составленным из упаковочных коробок. Лицо со взглядом деревянной статуи тоже было словно из-под топора; волосы, не ведавшие расчески, походили на парик. Огромные ручищи отнюдь не были изящными, такие записываются в плюс доктору небольшого провинциального городка, где жители и поныне сохранили типичную для селян склонность к парадоксам, полагая: чем больше твои лапы схожи с обезьяньими, тем легче тебе сделать какую-нибудь тонкую работу, например, удалить миндалины.

Доктор Рэнкин как раз и был прекрасной иллюстрацией данной теории. Скажем, в это конкретное ясное утро он просто цементировал большой кусок пола в погребе – не бог весть какая ювелирная работа, – но его огромные неизящные ручищи трудились размеренно и неторопливо, и было ясно: они никогда не оставят в теле пациентов тампон, а шрам на теле никогда не будет уродливым.

Доктор оглядел дело рук своих со всех сторон. Что-то подровнял тут, что-то пригладил здесь и, наконец, убедился, что заплата сработана на совесть, профессионал не сделает лучше. Он подмел остатки осыпавшейся земли, бросил в огонь. Уже хотел убрать инструмент, но еще раз прошелся по поверхности рукой мастера, то бишь мастерком, и заплатка стала совершенно заподлицо с остальным полом. В эту минуту высшей сосредоточенности хлопнула дверь веранды – будто выстрелила маленькая пушка, – доктор Рэнкин, вполне понятно, подскочил как ужаленный.

Он нахмурил брови, навострил уши. Две пары тяжелых ног затопали по вибрирующему полу веранды. Открылась дверь в дом, и посетители вошли в холл, с которым погреб был связан напрямую одним лестничным пролетом, к тому же весьма коротким. Он услышал посвистывание, потом Бак и Бад закричали: – Док! Эй, док! Клюет!

То ли доктор не был в тот день расположен к рыбалке, то ли, как свойственно людям крупным и грузным, от неожиданного испуга у него начисто пропала жажда общения, то ли ему просто хотелось спокойно довершить работу и посвятить себя делам более важным, нежели рыбалка, – так или иначе, на призывный клич друзей он не отозвался. Вместо этого он весь превратился в слух – друзья еще немного покричали, потом, естественно, оставили это занятие и перешли на диалог – в голосах зазвучали раздраженные и удивленные нотки.

– Наверное, куда-то смылся.

– Оставим записку – мы у ручья, приходи.

– Можно сказать Айрин.

– Но ее тоже нет. Уж она-то куда подевалась?

– По идее, должна быть дома.

– По идее! До чего ты, Бад, наблюдательный. Посмотри на этот стол. Столько пыли, что расписаться можно…

– Т-с-с! Смотри!

Видимо, последний из говорящих заметил, что дверь в погреб приоткрыта и внизу горит свет. В следующую секунду дверь широко распахнулась, и Бад с Баком глянули вниз.

– Док! Вон ты где!

– Ты что, не слышал, как мы тут глотки драли? Подслушанное не сильно обрадовало доктора, тем не менее он улыбнулся своей деревянной улыбкой, глядя, как его друзья спускаются по ступенькам.

– А я еще подумал – неужели кто-то пришел, – сказал он.

– Да мы орали как резаные, – возмутился Бак. – Думали, никого дома нет. uде Айрин?

– В гостях, – ответил доктор. – В гости уехала.

– Эй, а это что? – спросил Бад. – Чем ты тут занимаешься? Закапываешь одного из своих пациентов?

– Вода через пол сочится, – объяснил доктор. – Наверное, какой-нибудь ключ забил неподалеку.

– Не может быть! – воскликнул Бад, в котором тут же проснулся агент по продаже недвижимости с его высокоэтическими принципами. – Док, между прочим, этот дом тебе продал я. Не хочешь ли ты сказать, что я подсунул тебе рухлядь, из-под которой бьет источник?

– Вода была, это факт, – буркнул доктор.

– Док, можешь посмотреть на геологическую карту местности в клубе «Кивание». Лучшей подпочвы нет во всем городе.

– Похоже, он продал тебе товар с гнильцой, – вставил Бак, ухмыляясь.

– Ни в коем случае! – вскричал Бад. – Ты вспомни. Когда док сюда приехал, он в недвижимости ни черта не смыслил. Факт, разве нет? Тыкался, как слепой котенок!

– А какой драндулет он купил у Теда Уэббера! – заметил Бак.

– Он бы и дом Джессопа купил, если бы я ему позволил, – сказал Бад. – Но я не из тех, кто втирает очки клиенту.

– Даже последнему лопоухому обормоту-горожанину, – уточнил Бак. – Кто другой обязательно его надул бы, – продолжал Бад. – Может, кто-то и надул. Только не я. Я рекомендовал им этот дом. Он и Айрин въехали сюда сразу, как только поженились. Разве я стал бы селить дока в рухлядь, у которой под фундаментом бьет ключ?

– Ладно тебе, – отмахнулся доктор, придя в смущение от такой совестливости. – Наверное, сильные дожди прошли, вот и все.

– Ух ты! – воскликнул Бак, глядя на вымазанный конец кирки. – Глубоко копнул! До глины добрался?

– До глины четыре фута, – сказал Бад.

– Восемнадцать дюймов не хочешь? – спросил доктор.

– Четыре фута, – повторил Бад. – Могу показать карту.

– Ладно. Хватит спорить, – остановил их Бак. – Так что, док? Как насчет порыбачить, а? Клев нынче что надо.

– Не могу, ребята, – сказал доктор. – К больным надо идти.

– Э-э, док, живи и жить давай другим, – процитировал Бад. – Пусть отдохнут от твоего лечения, глядишь, выздоровеют. Или ты весь город решил уморить?

Всякий раз, когда на свет божий извлекалась эта шутка, доктор опускал глаза долу и с улыбкой бурчал себе под нос: – Извините, братцы, но не могу.

– Ну, что ж, – с разочарованием в голосе проговорил Бад. – Коли так, мы, пожалуй, пойдем. Как Айрин?

– Айрин? – переспросил доктор. – Лучше не бывает. Уехала в гости. В Олбени. Поездом, в одиннадцать часов.

– В одиннадцать часов? – повторил Бак. – В Олбени?

– Я сказал Олбени? – удивился доктор. – Я имел в виду Уотертаун.

– У нее там друзья? – спросил Бак.

– Миссис Слейтер, – ответил доктор. – Мистер и миссис Слейтер. Айрин девчонкой жила с ними по соседству, на Сикамор-стрит.