Мистер Спирс пришел домой поздно ночью. Он тихохонько прикрыл за собой дверь, включил свет и долго стоял на коврике в передней.

У мистера Спирса, преуспевающего доверенного, было длинное, худое и неизменно бледное лицо, холодный взгляд и плотно сжатые губы. Под челюстью у него все время что-то подрагивало, как у рыбы жабры.

Он снял котелок, осмотрел его снаружи, заглянул внутрь и повесил на обычное место. Затем стащил шарф из темного материала в горошек подобающего размера, тщательно его оглядел и повесил на другой крючок. Пальто, изученное с еще большей дотошностью, повисло на соседнем крючке, а сам мистер Спирс быстро поднялся наверх.

В ванной он долго-долго разглядывал себя в зеркале, вертелся так и эдак, откидывал голову назад и склонял набок, чтобы рассмотреть шею и нижнюю челюсть. Он отметил, что с воротничком все в порядке, убедился, что булавка в галстуке на месте, осмотрел запонки, пуговицы и наконец принялся раздеваться. Каждый предмет туалета он опять-таки инспектировал самым пристальным образом – и благо, что миссис Спирс при сем не присутствовала, а то бы она решила, что он проверяет, не осталось ли на костюме женского волоса или следов пудры. Но миссис Спирс спала вот уже добрых два часа. Исследовав одежду до последнего стежка, ее муж прокрался за платяной щеткой, которую он после всего употребил и как сапожную. Наконец он осмотрел руки и ногти и тщательно вымыл их с помощью губки.

Затем мистер Спирс уселся на край ванны, оперся локтями о колени, подпер подбородок ладонями и погрузился в глубокое раздумье. Время от времени, покончив с очередной мыслью, он отводил палец и снова прижимал его к щеке, а иногда и к тому месту, где у него что-то подрагивало, как у рыбы жабры.

В конце концов мистер Спирс, судя по всему, пришел к удовлетворительному выводу. Он выключил свет и направился в супружескую спальню, выдержанную в кремовых и розоватых тонах с отделкой под старое золото.

Утром мистер Спирс встал, как обычно, и со свойственной ему миной спустился к завтраку.

Жена, полная во всех отношениях его противоположность (каковой, по убеждению многих, и надлежит быть жене), уже хлопотала за кофейником. Она была пухленькой, белокурой, добродушной и беззаботной, короче, обладала всем тем, чем должна обладать хозяйка за семейным столом, и, быть может, даже в избытке. Двое малышей уже завтракали, двое старших еще не спускались к столу.

– Ага, вот и ты, – приветствовала мужа миссис Спирс. – Ты вчера поздно вернулся.

– Около часу, – заметил мистер Спирс, раскрывая газету.

– Да нет, пожалуй, попозже, – сказала она. – Я слышала, когда часы пробили час.

– Ну, значит, в полвторого, – сказал он.

– Тебя подвез мистер Бенскин?

– Нет.

– Не сердись, дорогой, я ведь просто так спросила.

– Где кофе?!

– Я не против, если ты отужинал с друзьями, – сказала она. – Мужчине иной раз нужно провести вечерок в своей компании. Но тебе и отдыхать надо, Гарри. Я, кстати, этой ночью совсем не отдохнула. Ох какой страшный сон мне приснился! Мне снилось…

– Если я, – обрезал ее муж, – ненавижу что-нибудь еще больше, чем помои у себя на блюдце, – полюбуйся на эту пакость…

– Прости, дорогой, – сказала миссис Спирс, – но ты так резко потребовал кофе, что…

– А папочка пролил кофе, – пискнул малыш Патрик. – У него рука дернулась – вот так.

Мистер Спирс посмотрел на своего младшего сына, и младший сын прикусил язык.

– Я повторяю, – продолжал мистер Спирс, – что если я ненавижу что-нибудь еще больше, чем эту пакость у себя на блюдце, так это дурочек, которые за завтраком трещат про свои сны.

– Дался тебе этот сон! – ответила миссис Спирс с величайшим добродушием. – Не хочешь слушать, дорогой, и не надо. Я потому только хотела его рассказать, что он был про тебя.

С этими словами она вернулась к прерванной трапезе.

– Или рассказывай свой сон, или не рассказывай, что-нибудь одно, – сказал мистер Спирс.

– Ты же сам заявил, что не желаешь о нем слышать, – небезосновательно заметила миссис Спирс.

– Самая гнусная и отвратительная порода кретинов – это те, кто сперва напускает тайны, а потом…

– При чем тут тайна, – сказала миссис Спирс. – Ты заявил, что не хочешь…

– Послушай, будь добра, прекрати все эти штучки и в двух словах изложи, что за чепуха тебе приснилась. На том и покончим, ладно? Представь, что ты даешь мне телеграмму.

– «Мистеру Теодору Спирсу-вилла „Нормандка“ – Рэдклифф-авеню – предместье Рекстон-Гарденз, – выпалила миссис Спирс. – Мне приснилось ты умер на виселице тчк».

– На виселице, мамочка, – сказала крошка Дафна.

– Здравствуй, мать! – сказала ее старшая сестра, появляясь в столовой. – Здравствуй, папка! Простите, что опоздала. Доброе утро, дети. В чем дело, папа? У тебя такой вид, будто ты только что спровадил налогового инспектора.

– За убийство, – продолжала миссис Спирс, – что ты совершил темной ночью. Я так ясно все это видела во сне! У меня камень с души свалился, когда ты сказал, что пришел вчера в полвторого.

– В полвторого, держи карман шире, – перебила ее старшая дочь.

– Милдред, – заметила мать, – не говори, как в кино.

– Папуля у нас старый повеса, – сказала Милдред, разбивая яйцо. – Вчера мы с Фредди вернулисьс танцев в полтретьего, так на вешалке не было ни его шляпы, ни пальта.

– Ни пальто, – сказала крошка Дафна.

– Если этот ребенок еще раз поправит тебя или свою старшую сестру в моем присутствии… – начал мистер Спирс.

– Помолчи, Дафна! – сказала миссис Спирс. – Вот и все, дорогой. Мне приснилось, что ты совершил убийство и тебя повесили.

– Папулю повесили?! – воскликнула Милдред е оживлением. – Ой, мамочка, а кого он убил? Расскажи нам со всеми леденящими душу подробностями.

– По правде сказать, они таки и были леденящими, – ответила мать. – Я утром встала совсем разбитая. Это был несчастный мистер Бенскин.

– Что?! – переспросил мистер Спирс.

– Ну да, ты убил беднягу Бенскина. Хотя не могу взять в толк, зачем тебе убивать своего компаньона.