Фрэнклин Флетчер мечтал пожить красивой жизнью: тигровые шкуры, прекрасные женщины. Правда без шкур он, пожалуй, мог бы и обойтись. Но, увы, прекрасные женщины тоже были недосягаемы. И на службе, и в доме, где он снимал квартиру, все девушки напоминали ему то мышей, то котят или кошек и, как правило, не очень стремились соответствовать рекламным образцам. Другие никогда ему не встречались. В тридцать пять лет он покончил с бесплодными мечтаниями и решил, что пора поискать утешение в хобби, в этом жалком подобии счастья.

Он с хищным видом слонялся по глухим закоулкам, высматривая в витринах у старьевщиков и антикваров, что бы ему, черт возьми, эдакое поколлекционировать. На одной захудалой улочке он набрел на невзрачный магазинчик, в чьей пыльной витрине одиноко красовалась бутыль с великолепной моделью парусника внутри. Было в этом паруснике нечто родственное самому Фрэнклину, и ему захотелось узнать, сколько эта бутыль стоит.

Магазинчик показался ему тесным и голым. Вдоль стен ютились несколько обшарпанных полок, сплошь уставленных бутылками самой разной формы и величины, внутри которых можно было разглядеть множество вещиц, интересных лишь тем, что их упрятали в эти бутылки. Пока Фрэнклин их изучал, отворилась боковая дверца, и, шаркая, вышел хозяин, морщинистый старичок в старомодной шляпе. Появление покупателя, похоже, удивило его и обрадовало. Он показал Фрэнку несколько букетов, райских птиц, панораму Геттиебергской битвы, миниатюрные японские садики, даже высохшую человеческую голову-все, все в бутылках.

– А что на той дальней полке? – спросил Фрэнк.

– Так, кое-какие безделицы. К обитателям тех бутылок принято относиться весьма скептически. Но мне они нравятся.

Он извлек несколько из пыльного полумрака. В первой оказалась дохлая муха, в других не то конские волосы, не то соломенные стебли, а в прочих и вовсе ни на что не похожие клочья.

– Милости прошу, – предложил старик, – на любой вкус джинны, духи, сивиллы, демоны и тому подобное. Полагаю, многих из них упрятать в бутылку куда труднее, чем ваш парусник.

– Но позвольте! Джинны в Нью-Йорке… – перебил его Фрэнк.

– Именно. Именно здесь можно обнаружить бутылки с самыми незаурядными джиннами. Минуточку терпения. Пробка очень тугая…

– Тут что, действительно один из… этих? – осторожно спросил Фрэнк. – Вы хотите выпустить его?

– А почему бы нет? – сказал старик и, оставив в покое пробку, перенес бутыль ближе к свету. – Ну да, один из «этих»… Силы небесные! Гм, «почему бы нет»! Глаза у меня совсем уже не видят. Ведь чуть не откупорил. Здесь обитает пренеприятнейший субъект, да-да! Надо же! Как хорошо, что я не сумел вытащить пробку. Поставим его обратно. Так, в нижнем углу справа. Не забыть бы сделать наклейку с надписью. Ну, а этот образчик уже не так опасен.

– И что там? – спросил Фрэнк.

– По моим данным, самая прекрасная девушка в мире, – ответил старик, – не знаю, насколько это вас заинтересует. Сам я ни разу не выпускал ее из бутылки. Давайте поищем что-нибудь более привлекательное.

– Почему же, с научной точки зрения, довольно любопытно… – попробовал возразить Фрэнк.

– Наука наукой, а что вы на это скажете? – Старик вытащил пузырек с крохотным, напоминающим насекомое существом, почти незаметным под слоем пыли. – Послушайте.

Фрэнк приложил пузырек к уху. Кто-то слабеньким голоском шептал: «Луизианец-Саратога, четыре-пятнадцать. Луизианец-Саратога, четыре-пятнадцать», – без конца повторяя всего четыре слова.

– Боже, что это?

– Кумекая Сивилла собственной персоной.. Редчайший экземпляр. Слышите, теперь она предсказывает результаты скачек.

– Действительно, редчайший, – согласился Фрэнк. – И все же хотелось бы взглянуть на ту, которую вы отложили. Преклоняюсь перед красотой.

– И в душе художник, я? – улыбнулся старик. – В таком случае вам просто нужно подобрать себе надежный, умелый, способный выполнить любое ваше приказание экземпляр. Уж поверьте. Ну вот, например, этот. Рекомендую, не раз его испытывал. Очень хорош. Обслужит по первому разряду.

– Если так, почему же у вас нет дворца, тигровых шкур и прочего, чем в таких случаях обычно обзаводятся?

– Все это у меня уже было. Он устроил. Кстати, с этой бутылки и началась моя коллекция. Все, что здесь собрано, тоже он достал. Сначала я потребовал себе дворец, с картинами, мрамором, рабами и с упомянутыми вами тигровыми шкурами. А потом приказал на одну из шкур уложить Клеопатру.

– Ну и что вы о ней скажете? – взволнованно спросил Фрэнк.

– Для человека разбирающегося очень недурна, – ответил старик. – Мне все это очень скоро надоело. И я подумал: «Мне бы магазинчик, буду себе торговать бутылками со всякой всячиной». Попросил своего малого. Он мне и Сивиллу добыл, и того чуть было не выпущенного нами свирепого дружка. Все остальное тоже он.

– Значит, он в этой бутылке? – спросил Фрэнк.

– В этой, в этой. Послушайте сами.

Фрэнк приложил ухо к стеклу. Надрывающий душу голос молил: "Выпустите меня. Умоляю. Выпустите меня, пожалуйста. Исполню любое ваше желание. Только выпустите. Я не причиню вам зла. Ну выпустите. Хоть ненадолго. Выпустите меня. Исполню любое ваше желание. Ну, пожалуйста… ". Фрэнк взглянул на старика.

– Надо же, он действительно здесь, в бутылке.

– Разумеется, здесь, – обиженно сказал старик. – Не стану же я предлагать вам пустую бутылку. За кого вы меня принимаете, молодой человек? По правде говоря, мне не хочется с ним расставаться, я к нему привязан, но вы все же мой первый покупатель, я столько лет ждал.

Фрэнк снова поднес к уху бутылку: "Выпустите меня. Выпустите. Ну, пожалуйста. Испо… "– Боже! – вырвалось у Фрэнка. – И он все время так?

– Наверное. Признаться, я редко его слушаю. Предпочитаю радио.

– Похоже, бедняге там несладко, – с сочувствием заметил Фрэнк.

– Возможно. Кажется, они не любят свои бутылки. А мне бутылки очень нравятся. Есть в них некая притягательность. Помнится, я как-то…

Но тут Фрэнк его перебил: – Скажите, он действительно неопасен?