Изменить стиль страницы

Тогда она занялась Трансцендентной Медитацией (далее - ТМ), увлеклась ею - так мне казалось - до самозабвения. У наших детей был знакомый Джоди Кларк, он поступил на работу в центр йоги Махариши Махеш, - подбирал желающих и учил ТМ. Сам он этой ТМ мог тысячу часов без продыха заниматься (а кончилось тем, что погиб в авиакатастрофе, когда с борта самолета высматривал в Северной Каролине подходящий участок для лагеря ТМ). Джейн рассказала Джоди, какие необыкновенные вещи постигает, медитируя, и он изумился. "Надо же, - говорит, - а мне ни разочка такого не привиделось!"

Почти для всех, кроме Джейн, ТМ - это полный покой и ясность восприятия, когда в пустом помещении горят все лампы и работает кондиционер. А для нее заниматься ТМ - все равно что в кино ходить. И когда она стала посещать епископальную церкорь, приобщение святых тайн для нее, думаю, тоже было чем-то вроде фильма. (Сомневаюсь, чтобы сам Папа, или настоятель Пол Мур-младший, или та непримиримая дама, что не дала нам с Джил венчаться в Церковке за углом, хоть раз в жизни так близко ощущали присутствие Христа, как Джейн, стоило ей глотнуть вина и заесть вафелькой.) Она была ясновидящая - как ее мать, да, кстати, и как ее сын Марк, пока у него с психикой не стало все нормально. (Правда, ее, в отличие от Марка и меня, ни разу не пришлось помещать в лечебницу.) ТМ, а затем Епископальная церковь сделали ее видения не только благородными и лишенными всякого страха, а еще ужасно интересными, как бы тронутыми святостью. (Людей вроде нее, должно быть, миллионы, только никто на них не обращает внимания, когда на них что-то снисходит во время церковной службы, на концерте или прямо на скамеечке в парке, если поблизости ее карусель и играет музыка.)

Мой покойный друг Бернард 0'Хэйр по рождению принадлежал к римскокатолической церкви штата Пенсильвания, но с войны вернулся скептически настроенный по отношению к религии. А настоятель Мур, как уже говорилось, скептиком уходил на войну, зато вернулся истовым поборником Троицы. Он рассказывал, что во время боев на Гвадалканале ему было видение. И после этого видения (хотя он был из богатой семьи, получил образование, приличествующее отпрыскам преуспевших англосаксов, общался с людьми такого круга и разделял их вкусы) стал он священником в приходах, посещаемых только беднотой, потому что те, кто побогаче, перебрались в пригороды, и отныне с отвращением вспоминал про социальный дарвинизм (а также неоконсерватизм, ФБР, ЦРУ, республиканцев, чье чувство юмора подавляется вечными запорами, и так далее).

Самого меня война не изменила, вот только я теперь мог как равный с равными беседовать, если собирались ветераны той ли, любой другой войны. (По этой причине иной раз появляется чувство, что я-таки нашел свое Народное общество по модели Роберта Редфилда.) Когда настало время отвечать на вопросы после речи в Национальном музее авиации и космонавтики, меня спросили, насколько серьезным потрясением было оказаться в местах, подвергшихся стратегической бомбардировке, - что это значило для "моей личности. Я ответил, что для меня война была захватывающим переживанием, которое я бы ни на что не променял, а что касается личности, самое большое влияние на ее становление оказали соседские собаки, рядом с которыми я рос. (Были среди них чудесные, были и злые. А были на вид злые, но вообще-то чудесные).

Вторая моя жена тоже прихожанка Епископальной церкви и, как и первая, считает: я человек без веры, а значит, духовно ущербен. Когда нашу с Джил дочь Лили крестили в самом крупном готическом соборе - прихожане там такие бедные, что епископу Нью-Йорка не удалось добиться, чтобы его службу показывали по кабельному телевидению, - я не присутствовал. (Уже за одно это меня должны бы там не выносить, но, думаю, не выносят главным образом под другой причине - из-за сигарет. Бернарда 0'Хэйра хоронили, положив ему в карман пачку сигарет и спички. Боюсь, мне такого от Джил не дождаться, хотя кто знает. Не следует ни о ком предвзято судить.)

Чтобы люди, которые мною интересуются, не принимали меня за духовного паралитика, я им иногда сообщаю, что по своим взглядам я унитарий, верующий, что спасение будет даровано (как бы хорошо!) всем. Поэтому унитарий держат меня за своего. Оказали мне честь, пригласив выступить на их собрании в Рочестере, штат Нью-Йорк, в июне 1986 года. И сказал я вот что (почти так же начиналась моя речь перед выпускниками штата Род- Айленд):

"В моем родном городе Индианаполисе жил юморист, которого звали Кин Хаббард, - да, а предки мои были народ свободомыслящий, потом сделались унитариями, но в общем-то не придавали большого значения такого рода конфессиональным номинациям. Кин Хаббард выступал на церемонии выпуска в нашем колледже. И высказался насчет таких вот напутственных речей перед выпускниками. Сказал, что лучше бы вещи, которые действительно важны, не приберегать, вываливая единым махом напоследок, а четыре года одаривать ими, семестр за семестром.

Я вовсе не надеюсь ошеломить вас, говоря нынче о вещах, которые действительно важны. Знаю, вы уже достаточно в таких вещах понаторели, потому что люди вы образованные и в смысле учености, и в том смысле, что прошли через всем известную американскую школу суровых проверок обстоятельствами.

Да к тому же и сам я столкнулся с действительно важными вещами уже далеко не мальчиком. Мне шестьдесят три года, но всего два месяца назад я набрел на одно высказывание Фридриха Вильгельма Ницше, современника Марка Твена, - а оно объясняет и оправдывает то духовное состояние, которое знакомо мне, и моим детям, и было знакомо моим индианским предкам, думаю, что и Марку Твену тоже. Ницше - само собой, по-немецки - высказался в том духе, что лишь человек, обладающий большой верой, может себе позволить быть Скептиком.

Так вот, вы - люди, обладающие большой верой. И обладаете вы ею во времена, когда столько американцев находят жизнь лишенной смысла, а оттого готовы принести в жертву свою волю и здравый смысл, отдавшись во власть шарлатанов, вымогателей и юродивых. Эти лжепроповедники охотно им внушат какую-нибудь веру, потребовав взамен денег или тех крох политической влиятельности, которые оставлены людям, лишенным веры, в нашем плюралистическом и демократическом обществе.

Слушаю этические назидания лидеров так называемого религиозного возрождения в нашей стране, в том числе и президента, но сводятся они, в сущности, всего к двум заповедям. Заповедь первая: "Прекратите думать". Заповедь вторая: "Повинуйтесь". А такие заповеди - не думать, - повиноваться - с энтузиазмом воспримет лишь отчаявшийся в способности разума сделать жизнь на земле чуть лучше да еще солдат, проходящий подготовку в учебном лагере.

Я сам был солдатом во вторую мировую войну и воевал с немцами в Европе. В формуляре, который я носил с собой, были отмечены группа крови и вероисповедание. Последнее армейские чиновники пометили литерой "П" "протестант". На этом крохотном листочке нет места для примечаний и библиографии. Теперь-то я думаю, что уместнее была бы литера "С" "сарацин", мы ведь сражались с христианами, затеявшими какой-то сумасшедший крестовый поход. У этих христиан на гимнастерках, флагах, винтовках и прочем снаряжении для убийства были выведены кресты, ну в точности как у воинов первого христианского императора Константина. Но войну они проиграли выходит, то была черная страница в истории христианства.

Как вы думаете, отчего христиане так кровожадны?

У меня на этот счет есть своя теория, и когда я ее изложу, любопытно было бы услышать, как вы сами объясняете то, о чем пойдет разговор дальше. Тут все дело, мне кажется, в языке, и ситуацию было бы на удивление легко поправить, если бы на то дали позволение служители и толкователи. Они все повторяют, что надо любить друг друга, печься о ближних и прочее. Но "любить" - это слишком сильное слово, чтобы им пользоваться в будничной жизни с ее всем известными человеческими отношениями. Любят пусть Ромео и Джульетта.