Повернулся Сталин к Берману.

- А ведь неплохо майор придумал!

- Угу, - согласился Берман. И воротник от горла оттянул, словно душил его тот.

Словно воротник с петлицами и большими ромбами красной эмали в собачий наборный ошейник превратился.

А Сталин Пересынкину:

- Хорошо, товарищ Пересыпкин. Я сейчас звоню товарищу Ворошилову, он выделит требуемые вами силы. Игра начинается сейчас. Объявляйте в Наркомате связи чрезвычайное положение и действуйте без всяких условностей. Товарищ Берман поедет со мной на мою ближнюю дачу и будет играть роль мерзавца и заговорщика.

Я буду над вами судьей. С моей дачи товарищ Берман будет пытаться руководить захватом узлов и систем связи или попытается отклеить их вовсе. Ваша задача, майор Пересыпкин: обеспечить непрерывное и четкое функционирование систем связи. Посмотрим, что получится у товарища Бермана.

- Товарищ Сталин, а если кто-то действительно полезет на узлы связи?..

- Играем без дураков, товарищ майор. Если кто полезет, то стреляйте, ловите, танками давите. Чему вас в академии учили?

Улыбнулся Пересыпкин.

- Чему улыбаетесь?

- Наконец-то дело настоящее.

- Мне тоже, товарищ майор, дело настоящее нравится. Не подведете?

- Не подведу.

- Раз игра пошла не шуточная, тогда вот что. Мне тут товарищ Берман рассказывал много про вас хорошего, говорил, что вы большой человек, что перед вами открываются широкие перспективы по службе. Товарищ Берман ваше личное дело знает в мельчайших подробностях. Так, товарищ Берман?

- Угу, - подтвердил Берман.

- В общем, мы тут с товарищем Берманом посоветовались и решили для начала вам присвоить звание полковника, чтобы не было ощущения игры, чтобы все реально было. Вот ваши знаки различия. - Достал Сталин бережно из внутреннего кармана шуршащий нераспечатанный конверт, раскрыл, подал Пересыпкину петлицы полковника войск связи.

- Служу Советскому Союзу.

- Идите, полковник. Действуйте. Всему высшему руководству Наркомата связи на время учений от моего имени объявить длительный отпуск и в наркомат не пускать. На время учений вы подчиняетесь только мне лично и выполняете только мои приказы. И навсегда: вы подчиняетесь только мне лично и выполняете только мои приказы. И если какой выродок рода человеческого вздумает вас вербовать в свою сеть, застрелите его.

Поднял Сталин трубку:

- Так где же товарищ Ежов?

- Товарищ Сталин, товарищ Ежов немного... как бы это... одним словом, немного пьян.

- А вы его будили?

- Полтора часа разбудить не можем...

- Хорошо. Не будите. Везите спящего в гостиницу "Москва".

- Будет выполнено.

- А когда проснется, скажите ему, что некий товарищ Гуталин передавал привет и хотел поговорить. Срочное дело было...

Гремит будильник над ухом так, что старшему майору государственной безопасности хочется его расстрелять. Но расстрелять будильник Бочаров не может просто потому, что не может проснуться.

Трясет его дежурный за плечо:

- Товарищ старший майор государственной... товарищ старший майор государственной...

Слышит Бочаров первых четыре слова и засыпает. И снова слышит четыре слова. И снова засыпает Дежурный полотенце в воде холодной вымочил и в лицо Бочарову - Товарищ старший майор государственной безопасности, Москва.

Долго смотрел Бочаров на телефоны, соображая, где между телефонами приладили будильник. Потом понял, что отвратительным грохотом может громыхать не только будильник, но и телефон. Осознав это, осталось сообразить, какую трубку поднять...

Посмотрел на время. Семь часов тринадцать минут В Москве сейчас - шесть часов тринадцать минут. А телефон злобствует. Понял Бочаров: это не кремлевский. Это не Сталин. Это лубянский телефон свирепствует. Это лучше. С Лубянкой всегда объясниться можно.

Поднял трубку и услышал голос Сталина.

Прет "Главспецремстрой", и Жар-птица в нем. И гремят-гремят мосты. Нет конца мостам. Один огромный мост. Грохочет и обрывается вдруг, и летит Жар-птица в грохочущем вагоне, и смеется. И вновь попадает "Главспецремстрой" на грохочущий мост, и прет, и гремит, и свистит. И режет прожектором тьму.

Нестерпимой болью режет глаза прожектор, и закрывается Жар-птица рукой от бьющего света. И Холованов рядом, и шарфом своим белым шелковым хочет закрыть ей глаза. Чтоб не слепило ее. Да, Холованов, да. Закрой глаза шарфом. Ты не Холованов вообще. Ты - Дракон. Какое прозвище смешное Дракон. Смешно?

Смешно. Сей Сеич в углу: бу-бу-бу. Не дает Сей Сеич Холованову шарфом глаза ей закрыть. Какой человек нехороший этот Сей Сеич. Высмеять его. Ха-ха-ха. Как нам всем смешно. Очень вы, Сей Сеич, смешной товарищ.

Но где же товарищ Сталин?

- Товарищ Бочаров, это говорю я, Гуталин.

- Я узнал вас, товарищ Сталин. Какой же вы Гуталин? Вовсе вы не Гуталин.

Здравствуйте, товарищ Сталин.

- Доброе утро, товарищ Бочаров. В такую рань я вас беспокою вот по какому вопросу. До меня дошли сведения, что вы никогда во внеслужебной обстановке не встречались с товарищем Ежовым. Так вот, - мы тут с товарищами посоветовались, да и решили вас обоих пригласить к себе в гости.

- Спасибо, товарищ Сталин.

- Кроме того, вы никогда во внеслужебной обстановке не встречались с товарищами Берманом и Фриновским. Узнав такое, я всю ночь не спал, сердце за вас болит, все думал, как бы вас всех вместе под одной крышей собрать. В одну компанию. С товарищем Ежовым, Берманом и Фриновским нет проблем. Они все уже к веселью готовятся. Можете по их домашним и служебным телефонам звонить, не ответят: они уже у меня в гостях. Вас только, товарищ Бочаров, и не хватает.

Так что приезжайте.

- Товарищ Сталин, курьерский "Куйбышев-Москва" ушел час назад, следующий завтра.

- Я знаю, товарищ Бочаров. Поэтому приказал графики ломать, курьерский поезд "Куйбышев-Москва" остановить и вернуть. Он через двадцать три минуты будет у вас в Куйбышеве. У первой платформы. Вам я заказал купе в вагоне-люкс.

Начальник станции с билетами ждет. А начальнику милиции Куйбышева я приказал выделить вам автомобиль и все движение в городе на участке от управления НКВД до вокзала блокировать. Самое вам время успеть на наше веселье.