Морис Симашко

Мaздaк

В книгу включены избранные произведения Мориса Симашко -- исторические романы "Искупление Дабира", "Маздак" и "Повести Черных и Красных Песков", которые объединяет тема Востока Прозу М Симашко отличают глубокое проникновение в быт, психологию и историческое своеобразие Востока, остросоциальное звучание даже весьма древних, воспетых Фирдоуси, преданий о восстании Маздака в Иранской империи Сасанидов Его повести помогают нам яснее представить себе тот исторический путь, который привел к революции народы нынешнего советского Востока

* ПРОЛОГ *

Рык, низкий и страшный, наполняет землю. Тысяча солнц сразу вспыхивает, как от удара кованой персидской палицы. Сенатор Агафий Кратисфен прищуривает глаза, медленно поворачивает голову. Едущие с ним патриции сбиваются в кучу. Тяжеловесные византийские кони с мохнатыми ногами, оседая на зады, пятятся обратно в полутьму заборов. Так было задумано два века назад, когда строили этот дворец: длинный крытый проезд к нему, трубное содрогание и вполнеба отраженное солнце...

Они слезают с коней, отдают поводья в протянутые сзади руки и долго стоят в сухой тишине. Площадь выложена квадратами черного таврского камня...

Сияние, исходящее от парадной стены дворца, нестерпимо и мешает сосредоточиться. Сенатор по давней привычке закрывает глаза...

Зачем он здесь, в великом городе царя персов Ктеси-фоне, в год четыреста девяносто первый от рождения Спасителя?.. Радужные круги блекнут, из тьмы возникает типично исаврийское лицо с жесткими, неряшливо подкрашенными усами. Нагловатые, навыкате глаза -- как мокрые каштаны в луже, большой исаврийский нос разбух и оттягивает веки. Лицо императора Зенона, пославшего его сюда...

Специально носит усы исавриец, чтобы досадить сенату. Когда семнадцать лет назад он волею судьбы сделался императором, то в тот же день оголил лицо, стремясь походить на всех мраморных римских августов сразу. Но варвар на престоле не лучше свиньи за обеденным столом. Прошло немного времени, и он снова отпустил волосы под носом на манер своих диких сородичей. Всех исаврийцев, кто умеет считать до трех, перетащил в Константинополь. Они болтают с ним по-своему и называюг императора старым языческим именем, которое не выговорить в один присест...

Нечего удивляться, что поганому исаврийцу зеленый цвет ближе голубого. Вот и сейчас из "голубых" в его посольстве лишь два патриция, да и то потому, что еще не до конца опаску дились персы и ценят голубую кровь. Разве не потому послали к ним его, Агафия Кратисфена, чья фамилия уходит корнями к Ромулу и Рему, а по эллинской линии -- к одному из тридцати, в чреве коня проникших в Трою.

Нет, не для Зенона-исаврийца или его предшественника -- императора Льва вот уже двадцать пять лет ездит сенатор по миру. Где не побывал он за это время: в обезлюдевшем Карфагене склонял приплывших из Европы рыжих вандалов к Новому Риму, уговаривал и ссорил друг с другом на Дунае туполобых готских конунгов, вел посольские диспуты с персами по всей восточной границе -- в Нисибине, Эдессе, Армении, Лази-ке; трижды был у гуннов...

В старом Риме здоровый белобрысый германец снял штаны и испражнялся прямо посреди форума, валялись на улицах расшибленные статуи без рук и голов, одичавшие собаки разгребали мраморную крошку и пожирали трупы. Поразила его вода в Тибре: из желтой она стала черной и пахла волчьим пометом.

И до конца дней своих не забыть ему Иллирии. На горном перевале варвар припряг в повозку к быкам двух матрон -- мать и дочь, которых угонял в свои леса на Север. "Если ты римлянин -- убей меня!" -- быстро проговорила молодая женщина. Сквозь изодранную тунику светилось благородное тело, и злобный, отроду не мывшийся скот хлестал ее бичом именно по обнаженным местам. Сенатор отвернулся к видневшемуся в стороне морю. Он знал их -патрицианок из самых родовитых семейств побережья. Но чем он мог помочь, если сам накануне убеждал конунга Теодориха повернуть свои орды от Константинополя на Запад империи, к старому Риму.

Вечный Рим!.. Им и пришлось сейчас расплатиться за спокойствие Нового Рима -- Константинополя. Где будет третий Рим?..

Трудное время для империи, и поэтому он здесь, Ага

' "Голубые" -- потомственная аристократия. "Зеленые" -- представители торгово-ростовщической знати. Две наиболее влиятельные цирковые партии Рима, а затем Византии.

Агафий Кратисфен, новоримский сенатор. У персов дела еще хуже,и вот уже тридцать лет не угрожают они Константинополю. Белые гунны теснят их из Турана, желтые гунны -- савиры -- что ни год прорываются через кавказские перевалы, в Иберии и Армении до сих пор неспокойно. А самое непонятное делается у них внутри. По рассказам перебежчиков и донесениям из пограничных провинций, персы громят имения знатных родов, распределяют между собой их имущество. Такого не было у них от сотворения мира...

В горячей пустоте площади сенатору послышался вдруг тонкий спокойный голос. Пропали исаврийские усы. Умное розоватое лицо с мягким подбородком приплыло и стало на расстоянии вытянутой руки. Подлинный управитель империи -- Урвикий!..

Как-то уж так получается в Новом Риме, что евнухи из домашних императорских покоев неслышно переходят в Государственный совет и берут в руки кормило. Может быть, в этом и заключается мудрость. Лишенные ослепляющей человека плотской страсти, они смотрят на мир с холодной рассудительностью и безошибочно различают реальности бытия и политики. Не свидетельствует ли это о зрелости империи?..

-- Ты, сенатор Агафий, должен ощущать равновесие войны и мира. -Стальные глаза евнуха не были замутнены каким-либо желанием. -- Как привязанные друг к другу вот уже тысячу лет Рим и Персия. Враг для нас полезен не менее, чем друг. Если один из нас рухнет, не удержится и другой. Пропадет смысл существования империи...

То, что говорил от имени императора Урвикий в напутствие посольству, было известно сенатору. Когда отец нынешнего царя персов -- дьяволом одержимый Пе-роз попал со всей своей армией в плен к туранским гуннам, этот самый евнух Урвикий пошел на все. Даже выплаты исаврийской гвардии урезал, чтобы собрать золото для персов на выкуп царя Пероза...