В целом с установлением власти московского царя образ жизни местного населения Сибири никак не изменился, потому что никто не пытался его сломать и сделать из аборигенов русских. Скорее наоборот. Так, в якутах русские встретили народ, оседлый быт которого был им близок. Россияне, выучив якутский язык и усвоив местные обычаи и навыки, в большей степени приближались к якутам, чем якуты к ним. Если местные жители хотели соблюдать языческие обряды - к тому не было никаких препятствий. Конечно, христианство им проповедовали, иногда успешно, чаще нет, но результаты этой проповеди интересовали только священников. Остяки, вогулы, тунгусы служили проводниками русских отрядов, охотились, гоняли оленей, шаманили и были вполне уверены в своей судьбе. Поскольку русские не стали переучивать не похожих на них людей, а предпочли найти с местными жителями общий язык, они прочно закрепились в Сибири, где живут по сей день. Так в очередной раз были подтверждены преимущества уважения к праву других людей жить по-своему.
Обобщим сказанное. За считанные десятилетия русский народ освоил колоссальные, хотя и малонаселенные пространства на востоке Евразии, сдерживая при этом агрессию Запада. Включение в Московское царство огромных территорий осуществлялось не за счет истребления присоединяемых народов или насилия над традициями и верой туземцев, а за счет комплиментарных контактов русских с аборигенами или добровольного перехода народов под руку московского царя. Таким образом, колонизация Сибири русскими не была похожа ни на истребление североамериканских индейцев англосаксами, ни на работорговлю, осуществлявшуюся французскими и португальскими авантюристами, ни па эксплуатацию яванцев голландскими купцами. А ведь в пору этих "деяний" и англосаксы, и французы, и португальцы, и голландцы уже пережили век Просвещения и гордились своей "цивилизованностью".
ГЛАВА V ЦЕРКОВЬ И ВЛАСТЬ
Истоки раскола. В XVII столетии Россию ждали события, потрясшие духовную основу государства - Церковь. Мы уже упоминали о конфликтах XV-XVI вв., связанных с борьбой между иосифлянами и нестяжателями. В XVII в. интеллектуальные споры получили свое продолжение в крайней форме церковного раскола. Как и всегда в акматической фазе, при всеобщем увлечении борьбой за власть дела более прозаические: хозяйственные нужды, забота о просвещении, культуре и тому подобное - не то чтобы игнорировались, но поневоле уходили на второй план. Жизнь же - прежде всего проза, то есть обычай, обиход, традиция, а Смута ввергла страну в большой беспорядок, даже в хаос.
Беспорядок обнаружился и в Церкви, которая не смогла выполнить роль "духовного врача", хранителя нравственного здоровья народа. Естественно, что после Смуты реформа Церкви стала самой насущной проблемой. Реформу проводили не архиереи, а священники: протопоп Иван Неронов, духовник юного царя Алексея Михайловича Стефан Вонифатьев, знаменитый Аввакум. Эти "ревнители благочестия" действовали по двум направлениям. Во-первых, в области "социального христианства", под которым подразумевались устные проповеди и непосредственная работа среди паствы: закрытие кабаков, устройство богаделен, приютов для сирот. Во-вторых, они занимались исправлением обряда и собственно богослужебных книг.
Остро стоял вопрос о так называемом многогласии. В храмах Великороссии для экономии времени практиковались одновременные службы разным святым" и разным праздникам, ибо службы были очень длинные, и выстаивать их целиком московитам было недосуг: то в Орду надо ехать, то в Тверь, а то с татарами сшибка. В предшествующие времена многогласие никого не волновало. Иначе взглянули на него в эпоху бунтов и самозванцев: теперь казалось, и в этом был резон, что прихожане выходят из-под влияния Слова Божьего. Это надлежало исправить и было исправлено. Единогласие восторжествовало.
Однако конфликтная ситуация этим не была исчерпана, напротив, конфликт только разрастался. Его обусловили различия в московском и греческом обряде, прежде всего в перстосложении: великороссы крестились двумя перстами, греки - тремя. Эти различия привели к спору об исторической правоте. Фактически спор свелся к выяснению вопроса о том, появился ли русский церковный обряд двуперстие, осьмиконечпый крест, богослужение на семи просфорах, сугубая "аллилуйя", хождение посолонь, то есть по солнцу, при совершении обрядов и так далее - в результате искажения невежественными переписчиками богослужебных книг или нет.
Доказано (в частности, Е-Е. Голубинским - самым авторитетным историком Церкви), что русские вовсе не исказили обряд и что в Киеве при князе Владимире крестились двумя перстами - точно так же, как крестились в Москве до середины XVII в. Дело в том, что в эпоху христианизации Руси в Византии пользовались двумя уставами: Иерусалимским и Студийским, - которые в обрядовом отношении разноречили. Восточные славяне приняли и соблюдали первый; у греков, а вслед за ними и у других православных народов, в том числе у малороссов, возобладал второй.
Вообще следует сказать, что обряды - это не догматы. Догматы должны быть святы и нерушимы, обряды же могут меняться, что на Руси происходило не раз, и притом без особых потрясений. Например, при митрополите Киприане: в 1551 г. Стоглавый собор понудил псковичей, употреблявших троеперстие, вернуться к двуперстию. Но к середине XVII в. обстоятельства радикально изменились. Уходила в прошлое "светлая Русь" с ее относительным единством в мировоззрении и поведении людей. Стране предстоял троякий выбор: изоляционизм (путь Аввакума); создание теократической вселенско-православной империи (путь Никона); вхождение в "концерт" европейских держав (выбор Петра), с неизбежным подчинением Церкви государству. Присоединение Украины сделало проблему выбора еще актуальнее, ибо приходилось думать о единообразии церковного обряда. Появившиеся на Москве еще до присоединения Украины киевские монахи, самым замечательным из которых был Епифаний Славинецкий, стали настаивать на исправлении церковной службы и книг в соответствии со своими представлениями.