Когда это не привело к успеху и Гитлер установил свою континентальную систему, следующим шагом [его противников] был прямой военный удар с целью интервенции.

Германия была антикоммунистической страной, а её политика антисемитизма делала противостояние с Россией удвоенным по силе, ведь многие лидеры в сталинском правительстве России были евреями.

В мире существуют прочные связи между всеми еврейскими общинами в разных странах, это сообщество совершенно интернационально и не питает лояльности ни к какой стране проживания [евреев], а только к себе. Коммунизм был основан этими людьми и поддерживался ими, поэтому антикоммунизм в сочетании с антисемитизмом привел к появлению у Германии множества злейших врагов.

Но я вовсе не думаю, что если бы Гитлер не пропагандировал свой антисемитизм, то в результате это сыграло бы роль. Нет, банковское сообщество очень тесно переплетено, и каждый расценивает проблемы каждого как свои собственные. И это сообщество испытывало к Гитлеру острую ненависть.

Эта ситуация стара, как сама цивилизация, на протяжении веков банкиры учреждали и низвергали правительства, императоров и королей.

Интересно, что еврейские банкиры в царской России приобрели слишком большое влияние, дворянство было должно им слишком много денег, и в результате в конце XIX века вспыхнули погромы, после чего хватка еврейских банкиров ослабла и их постепенно выдавили из страны, в основном в Германию и в США.

Солидарность банкиров видна и на примере послевоенной Германии. Сперва в Америке все вопили, что германскую экономику нужно разрушить, но американские банки и корпорации этого не захотели.

Германии простили её прошлое и позволили снова заняться обычным бизнесом. Многие высшие чины гитлеровской партии были наказаны, но почти никто - из бизнесменов. Я имею собственные сведения, что американские фирмы вели бизнес с нашими вплоть до последних дней войны.

Рузвельты и гитлеры приходят и уходят, а бизнес остается, и в конечном счете он победит. Бизнес нажил огромные деньги в ходе мировой войны; потом, с установлением мира, доходы упали, и решено было подтолкнуть события к новой войне. Нет, конечно, ни одному бизнесмену не хочется новой мировой войны так скоро после окончания предыдущей, но перевооружение и небольшие военные стычки всегда считались превосходным двигателем бизнеса.

Когда к власти пришел Трумэн, он быстро понял, что не сможет продолжать вести дела с Россией в том же ключе, как это делал Рузвельт. Он [Трумэн] не был либералом, не любил странных людей вроде Уоллейса (типичного либерального представителя), и с первой встречи со Сталиным (в Потсдаме) осознал, что из их сотрудничества ничего путного не выйдет.

Сталин тоже это почувствовал и стал наносить пробные удары то там то сям, чтобы проверить, насколько Трумэн слаб. Но Трумэн был тверд, что показала история с воздушной блокадой Берлина, и Сталину пришлось изменить направление своих экспансионистских планов. У него все ещё сохранялось изрядное количество приспешников в Америке, и он обратился к их помощи.

Трумэн остановил разложение Германии, пресек попытки Эйзенхауэра применить так называемый "план Моргентау", послал продовольствие и медикаменты в Германию, а затем разработал программу помощи в восстановлении Европы после войны.

Это было крайне невыгодным Сталину, чьи коммунистические агенты могли играть только на нищете и недовольстве народа, и Сталину понадобилось дискредитировать Трумэна. Его главным оружием стали [американские] профсоюзы, в которых было множество активных и очень агрессивных коммунистов.

Трумэн не хотел враждовать с этими профсоюзами, поскольку их поддержка была важна для демократической партии, но в то же время он не мог мириться с ситуацией, порожденной Рузвельтом. Он попытался продвигаться вперед, балансируя на тонкой грани между антикоммунизмом, стремительно нарастающим в Америке, и поддержкой профсоюзов. Банкиры, кроме еврейских, не питали к нему особой враждебности и благосклонно смотрели на восстановление в Европе общественной и деловой инфраструктуры.

[...]

Чего Трумэн не сделал и не хотел делать - это разоблачать огромное число коммунистов, окопавшихся в его правительственных учреждениях. Он не возражал против активности Маккарти, но упорно противился просмотру кем-либо персональных досье правительственных служащих.

Однако он постепенно изменяет свое отношение. А вот что удивительно: самый упрямый оппонент Маккарти - это Гувер! В разговоре со мной он указал, что деятельность Маккарти - неудачная идея и может обернуться серьезными проблемами для всей страны, если получит развитие. [...]

Дело слегка вышло из-под контроля, и мне хочется увидеть, чем все закончится. Но я, по крайней мере, работаю у них экспертом по коммунистической инфильтрации, так что на сегодняшний день мое положение достаточно безопасно. Если Сталин умрет, к чему идет все дело, то мои услуги окажутся невостребованными и моя задача будет состоять только в быстрейшем бегстве от опасности. Деньги и удостоверения значат мало, но много значит мое истинное предназначение.

[...]

Возможно, наилучший вариант моего поведения - это наложить лапу на компрометирующие материалы по высшим чинам, а потом дать им знать об этом.

[...]

13 августа

Уоллейс вышел из своей Прогрессивной партии, поскольку он открыто поддерживает интервенцию в Корею. От его партии и так немного осталось.

[...]

Войны оказывают удивительное воздействие на диссидентов. Вспоминаю, хоть я и был тогда молод, какой эффект от объявления войны Германией в 1914 году испытало левое крыло Рейхстага! Единение... на время. То же самое будет и здесь, только леваки, увидев, что их товарищей отстреливают, очень скоро запросят мира. Но Трумэн им не сможет этого обещать, ведь он не возглавляет "партию войны".

Сейчас он стоит перед военной, а не гражданской проблемой: что делать, если страна сумеет отбросить противника к его прежним границам? Ведь "полицейская акция" должна бы в этом случае закончиться, но военные не удержатся от соблазна приобрести большую славу и, видимо, преследовать противника на его территории.