Алексей Силыч НОВИКОВ-ПРИБОЙ

ЦУСИМА

КНИГА ПЕРВАЯ

"ПОХОД"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПОД АНДРЕЕВСКИМ ФЛАГОМ

...Погибель верна впереди, E тот, кто послал нас на подвиг ужасный, Aез сердца в железной груди. Iы - жертвы!.. Iы гневным отмечены роком... Iо бьет искупления час E рушатся своды отжившего мира, Iпорой избравшего нас. I день лучезарный свободы родимой, Iе мы твой увидим восход! Iо если так нужно - возьми наши жизни... Aперед, на погибель! Вперед! I. Я.

Глава 1

Я ПОЛУЧАЮ НАЗНАЧЕНИЕ

Сентябрь укорачивал дни и удлинял ночи. По утрам чувствовалась приятная прохлада. Прозрачнее становились дали, яснее вырисовывались берега, омываемые водами Финского залива. Вчера учебно-артиллерийский отряд вернулся из плавания в Кронштадт и, отсалютовав семью выстрелами крепости, бросил якорь на большом рейде. Отряд возглавлял флагманский крейсер 1-го ранга "Минин", на котором я проплавал в качестве баталера летнюю кампания 1904 года. Кончалась наша кампания. Ожидали приказа главного командира Балтийского флота втянуться в гавань и разоружиться. И наши корабли останутся там на всю зиму, скованные льдами до следующей весны. А мы переселимся во флотский экипаж, в огромнейший трехэтажный кирпичный корпус, что стоит на Павловской улице. Был полный штиль. Безоблачная высь по-летнему обдавала, теплом. На востоке смутно обозначался Петербург, подернутый сизой дымкой. А если посмотреть в обратную сторону, то перед взором, постепенно расширяясь, все просторнее развертывался водный путь. Он вел к Балтийскому морю, исчезая в безбрежности и отливая свинцовым блеском. Там, в солнечных лучах, мерещился Толбухин маяк, как одинокий перст, показывающий курс морякам. Из Кронштадта, из Петровского парка, оттуда, где стоит памятник первому создателю русского флота, докатился до нас выстрел пушки, возвестивший полдень. На кораблях, отбивая склянки, зазвонили в колокола. Вместо послеобеденного отдыха я ушел на бак уселся на палубу и, привалившись к чугунному кнехту, занялся чтением газет. Вокруг меня, слушая чтение, расположилось десятка три матросов, все в парусиновой одежде, все босые. Одни сидели в различных позах. Другие лежали, подложив кулаки под голову. Война с Японией возбудила особый интерес к газетам. Несмотря на строгость цензуры, мы хорошо знали, что дела наши на Дальнем Востоке идут плохо. Наши руководители, ослепленные прежней славой, думами, победоносно сокрушив врага подписать мир не иначе как в японской столице Токио. Но вышло по-иному Русские сухопутные войска, не выдерживая натиска противника, отступали из Кореи в Маньчжурию. Порт-Артур был осажден. 1-я Тихоокеанская эскадра, заблокированная в этом порту неприятельским флотом, бездействовала. А сегодня с большим опозданием напечатана статья, в которой более или менее подробно сообщалось о двух сражениях на море. Сущность статьи была такова: 28 июля 1-я Тихоокеанская эскадра сделала попытку прорваться во Владивосток, но кончилось это полной неудачей. С рассветом наша эскадра стала вытягиваться на рейд, а к двенадцати часам в сорока милях от Артура она встретилась с японцами. Произошла первая перестрелка на дальней дистанции. С нашей стороны участвовали в бою шесть броненосцев, которые вел "Цесаревич" под флагом адмирала Витгефта. Против них адмирал Того, держа свой флаг на броненосце "Микаса", выставил четыре броненосца и три бронебойных крейсера. Мелкие суда с той и другой стороны на ход событий почти не влияли. Вскоре обе эскадры разошлись контргалсами, не причинив друг другу существенных повреждений. И только в четыре часа снова возобновился бой, уже на параллельных курсах. Сражение продолжалось до самой ночи. Ни та, ни другая сторона не уступали. Но в шесть часов вечера японский снаряд большого калибра разорвался на "Цесаревиче" около боевой рубки. Адмирал Витгефт был убит штабные чины и командир судна оказались тяжело раненными Броненосец с поврежденным рулевым приводом выкатился из строя и стал описывать циркуляцию. Тогда , броненосец "Ретвизан" намереваясь прикрыть собою флагманский корабль, бросился вперед, в сторону неприятеля. Японцы, испугавшись решительных действий "Ретвизана", отступили, надвигалась ночь. Перед нашей эскадрой открылся свободный путь на Владивосток. Но в ней самой произошло замешательство. Часть судов направилась в нейтральные порты, а остальные, избитые, руководимые нерешительным адмиралом Ухтомским, вернулись обратно в Порт-Артур. Не лучше обстояло дело и с владивостокским отрядом, состоявшим из трех Крейсеров: "Россия", "Громобой" и "Рюрик". Они вышли было на соединение с Артурской эскадрой, но 1 августа встретились с кораблями адмирала Камимура. Произошел бой. В результате "Рюрик" погиб на месте, а два других крейсера вынуждены были отступить в свой прежний порт. - Теперь могила им, - вздохнув, сказал машинист самостоятельного управления Сычев. К нему повернулось несколько голов. - Кому могила? Сычев лежал навзничь, прикрыв ресницами глаза от солнца. Лицо у него было бледное. Выдержав короткую паузу, он утомленно ответил: - Кораблям первой эскадры. Не вырваться больше им из Порт-Артура. Наши морские силы там убавились, а японцы ничего не потеряли. Впрочем, большим воротилам нашим это будет наука. Только людей жалко. Артиллерийский унтер-офицер Бобков, резвый краснощекий парень, слабо возразил - Скоро отправится вторая тихоокеанская эскадра: Она выручит их. Сычев приподнялся на локоть и, открыв черные проницательные глаза, посмотрел на артиллериста в упор. - Голова у тебя, как у вола, а соображения на грош. Пойми: пока твоя вторая эскадра собирается, пока тронется в путь да пока доползет туда, Порт-Артур к тому времени, как спелое яблочко попадет в руки японцев, а все тамошние суда будут лежать на дне морском. Раньше, когда 2-я Тихоокеанская эскадра только спешно вооружалась многие еще не верили, будет ли на самом деле послана она на Дальний Восток. Но теперь никаких сомнений не было. Дней девять тому назад большая часть судов этой эскадры пришла из Кронштадта в Ревель. Мы видели их собственными глазами. На рейде были построены в ряды броненосцы: "Князь Суворов", "Император Александр III", "Бородино", "Ослябя", "Сисой Великий" и "Наварин"; крейсеры 1-го ранга: "Аврора", "Адмирал Нахимов", "Дмитрий Донской" и "Светлана"; Крейсер 2-го ранга Алмаз"; миноносцы: "Бедовый", "Безупречный", "Блестящий", "Бодрый", "Буйный", "Быстрый" и "Бравый". Командовал эскадрой адмирал Рожественский, держа свой флаг на "Суворове". Позднее должны били присоединиться к эскадре броненосец. "Орел" и два крейсера - "Олег" и "Изумруд". Эти корабли пока достраивались в Кронштадте. В газетах я прочел вслух бодрую статью. Автор, размышляя о 2-й Тихоокеанской эскадре, возлагал теперь на нее все надежды. Она, соединившись с остатками 1-й Тихоокеанской эскадры, разобьет японский флот и завладеет морем. А тогда и сухопутные неприятельские войска, отрезанные водным пространством от родины, вынуждены будут сдаться. Словом, победа за нами обеспечена. Кто-то из матросов промолвил: - Говорят, наш флот в три раза сильнее японского. А вот, поди ж ты колошматят нас. - Дураков и в алтаре бьют, - вставил опять Сычев. Он закурил папиросу и снова заговорил: - Ни черта из этой затеи не выйдет. Первая эскадра была сильнее второй, имела боевой опыт, была знакома с местными условиями плавания. И что же получилось? Запертая оказалась в Порт-Артуре, как в западне. А с этой - куда уж лезть нам?! - Да, снарядили корабли, на скорую руку, кое-как. Посадили на них запасных. Какой может быть дух у людей? - Хоть было бы за что воевать, а то за дрова. В разговорах вопреки официальным сообщениям, все чаще и чаще указывали как на причину войны на лесные концессии в Корее, на реке Ялу, где были замешаны адмиралы Абаза, Безобразов и высочайшие особы. Слух об этом давно уже начал проникать и на корабли. Даже среди отсталых матросов, заколебался престиж власти, а война все большей больше теряла свою популярность. На палубе просвистала дудка, а вслед за ней раздался голос: - Баталера Новикова - к командиру! Что-нибудь важное случилось, раз требует к себе сам глава судна. Бросив газеты, я помчался в знакомую каюту, на бегу одергивая фланелевую рубаху. Перешагнул через порог раскрытой двери и сдернув с головы свою бескозырку, заявил: - Имею честь явиться, ваше высокоблагородие. Капитан 1-го ранга, типичный немец, законник, рылся в это время в книжном шкафу. Услышав мой голос, он повернулся ко мне, высокий и широкоплечий. Я беспокойно уставился на него, стараясь догадаться, зачем од вызвал меня. Но ни в чертах его крупного лица, грубоватого, с короткой ежистой бородкой, ни в строгих серых глазах не было никаких признаков раздражения. Он мирно поздоровался со мной, а потом, подойдя к письменному столу, взял бумажку и хрипловато заговорил: - Вот здесь пришло предписание штаба порта. Мне очень не хотелось бы тебя, как опытного баталера, отпускать со своего судна, но ничего не могу поделать. Ты переводишься на другое. Сейчас же сдай свои дела ревизору, и отправишься по назначению. Я широко раскрыл глаза. - Осмелюсь спросить, ваше высокоблагородие, куда? - На броненосец "Орел". Он произнес эту фразу тихо, но у меня от нее зазвенело в ушах. У меня не было никакого желания воевать. Другие идеи бродили в моей голове. Я был весь в ожидании больших политических перемен внутри страны. Я готовился к работе, усиленно занимался самообразованием. Наметил себе программу для зимних занятий в неслужебные часы, собирался прикупить на берегу много новых книг. Но кто-то решил мою судьбу по-иному. - Путешествие тебе предстоит весьма интересное. Многое увидишь. С японцами повоюешь. А главное, есть возможность искупить то преступление, в которое, как я полагаю, ты запутался по своей темноте. Это был намек на то, что я находился под следствием как политический преступник. Командир, выждав момент, добавил: - Я полагаю, что ты должен быть доволен своим новым назначением. В мозгу моем крутилась мысль, что я также этим доволен, как бывает, вероятно, доволен бык, которого, ведут на бойню, но вслух я сказал по-казенному: - Очень рад, ваше высокоблагородие. Я покрылся потом, губы подергивались, а командир все еще не отпускал меня. - Я так и знал. В таком случае поздравляю тебя. О, если бы можно было перемениться ролями! Как бы я мог великолепно поздравить его, сколько хороших слов наговорить! Казалось, что командир издевается надо мной, но он был серьезен и смотрел на меня строго, ожидая ответа. И я, еле ворочая языком, пробормотал заученные слова: - Покорнейше благодарю, ваше высокоблагородие. Я вышел из каюты, словно отравленный мутью. Оглядываясь, постоял немного на верхней палубе. Ничего не изменилось. Около нас жидко дымили в небо другие суда: "Европа", "Абрек", "Посадник", "Воевода". Вдали туманилась гавань с многочисленными кораблями. За ней, на острове Котлин, разбросался Кронштадт с его громадными военными складами, доками, каналами и корабельными мастерскими, с учебными заведениями и публичными домами. Пять лет я прослужил в этом городе, но теперь он стал для меня чужим и холодным. На блестящей поверхности Финского залива там и здесь, как бугристые зеленые заплаты, виднелись клочья земли, - то были грозные форты, защищающие подступы к столице с моря. Сияло солнце, плывя в небесной лазури золотым, альбатросом, а мой мозг кипел безнадежными мыслями. Итак, отныне я буду непосредственным участником военных действий. Через несколько часов мне предстоит отправиться на новое место своего жительства - на броненосец "Орел". И я не могу поступить иначе, ибо моя воля захлестнута крепким арканом военной дисциплины.