Владимир Марышев

НЕДЕЛЯ ПЕРЕД ВЕЧНОСТЬЮ

(По просьбе автора приводятся лишь две первые главы)

Глава 1

- Мне здесь нравится, - сказал Жора. - Правда? - Корнев взял графинчик и наполнил рюмки. - Угу. - Жора виртуозно обгладывал куриное крылышко. - Пожалуй, надо будет наведаться сюда еще раз. Готовят здесь прилично, а кроме того... Сколько типажей! Оглядись, старик, и ты узришь современное общество во всей его многоликости! Характерной чертой Жоры было то, что его красноречие возрастало с каждой выпитой рюмкой. Ему не составляло труда, коснувшись любой темы, представить себя специалистом, а нарвавшись на простаков, смотрящих собеседнику в рот, даже сорвать аплодисменты. Правда этот номер проходил только в незнакомой компании. Те, кому доводилось общаться с Жорой не раз и не два, вскоре начинали за глаза подхихикивать над ним, называть занудливым малым или еще короче - пустомелей. И только близкие приятели научились воспринимать поток словес, исходящих из уст Жоры в подпитии, как некий звуковой фон: слушать приходится, но вслушиваться необязательно. Вроде бесконечных нотаций жены: киваешь, будто во всем соглашаешься, а сам в это время продумываешь детали предстоящей рыбалки. - Ну, вздрогнем! - Жора выплеснул водку в рот, отправил следом ломтик севрюги и, не успев прожевать как следует, принялся развивать свою мысль. - Я вижу, ты не сводишь глаз с той эффектной брюнетки. Оно и похвально, но!.. - Он положил вилку и менторски выставил вверх указательный палец. Брюнетка, насколько я тебя знаю, никуда не денется, зато ты лишаешь себя удовольствия рассмотреть здешнюю публику. А зря! Видишь стайку колоритных молодых людей? Поверь нюху - от них явно тянет "голубизной". Две очаровашки за столиком в углу - думаешь, поджидают клиентов? Нет, они на мой взгляд, гораздо больше заняты друг дружкой. Лысый дяденька, украсивший свое благообразное лицо крупнопанельными очками - не иначе, как профессор. Не веришь - подсядь, познакомься. А вон те лоснящиеся мэны - кто, по-твоему? Нет, не начинающие бизнесмены, типаж не тот. Или телохранители какого-нибудь босса, или рэкетиры. А начинающий бизнесмен... - Жора пошарил глазами. - Видишь этого щегла в сногсшибательном изумрудном пиджаке? Пробу негде ставить. Очень самоуверенный тип, но скоро разорится. Откуда знаю? Психология, старик! Жора схватился за графинчик. - А хочешь скажу, кто твоя брюнетка? Судя по тому, что она сидит в компании солидного господина, явного денежного мешка, - это... Корнев вздрогнул. Такому психологу, каким мнил себя Жора, следовало бы понять, что самое время попридержать язык. - Стоп! Почему ты думаешь, что мне есть дело до расписанных тобой персонажей? Мы, в конце концов, пришли в ресторан, а не в паноптикум. - Ох, стари-и-ик, - протянул Жора, - Скучный же ты человек! Ну ладно, давай еще по одной. Они выпили. Какое-то время Жора молчал, придумывая тему для очередного монолога. Он уже открыл было рот, но ту музыканты, бравшие перед этим небольшой тайм-аут, снова взялись за орудия производства. Колонки ожили, и звучный баритон синтезатора поплыл над столиками, топя в себе обрывки разговоров, звон рюмок и щелканье зажигалок. Вступили гитары. Музыка, омывая стены, то стекала с них струями, то взмывала вверх и расплескивалась о зеркальный потолок мириадами звонких капель. "Во власти миража" Сола Куэйна, - узнал Корнев. - Если музыканты сыграют эту вещь полностью, не сокращая, он продлится минут десять-двенадцать". Он покосился направо. Брюнетка все еще разговаривала со своим спутником, хотя звуки музыки уже подняли половину сидевших за соседними столиками. - Пора, брат, пора, - прошептал Корнев и, поправив узел галстука, резко поднялся. - Пошел брать Бастилию? - услышал он уже за спиной насмешливый Жорин голос. - Ну-ну... "Денежный мешок", судя по всему, таковым и являлся. Дорогой, чуть ли не от Валентино, костюм, золотая печатка с затейливым рисунком - это мог позволить себе и мелкий деляга, на миг ухвативший за хвост птицу удачи. Но пресыщенное выражение холеного лица говорило о давно и прочно сложившемся образе жизни. Жизни, которой многие из сидящих в зале могли бы позавидовать. На вид ему было лет сорок пять. - Разрешите пригласить вашу даму? - Корнев был сама учтивость. Брюнетка подняла к нему тонкое смугловатое лицо, и в ее глазах - он был готов поклясться в этом! - мелькнула крохотная искорка интереса. Холеный господин посмотрел на Корнева, как на внезапно возникшее недоразумение. Но поскольку "недоразумение" не собиралось исчезнуть само собой, он нехотя выдавил: - Если ты не против, Тамара... - Да, - сказала женщина, и в груди Корнева победоносно застучали тамтамы. - Я немножко потанцую. Такая музыка... Она была гибкой и соблазнительной. Ощущая затылком недружелюбный взгляд обладателя золотой печатки, Корнев с трудом подавлял желание прижать к себе партнершу, почувствовать ее свежее упругое тело,окунуть лицо в завитки смоляных волос... - Значит, вас зовут Тамара. - Корнев почти не сомневался, что начатая им легковесная беседа завершится так же легковесно, без надежды на серьезное продолжение. Но не попытать удачи ему, покорившему уже немало женских сердец, было бы преступно.- И, разумеется, вам неоднократно расточали комплименты, сравнивая с царицей Тамарой? - Разумеется, - она улыбнулась. - Вы, мужчины, на редкость неоригинальны. - Но признайтесь, что вам всегда было приятно это слышать. - Приятно? Ну, конечно... Немножко... Вы так хорошо научились играть на наших слабостях! Наверное каждая женщина хочет быть похожей чуть-чуть на Нефертити, чуть-чуть на Клеопатру... Примерять к себе образы, когда-то сводившие с ума мужчин, - это, конечно, нескромно, но действует, как наркотик. Возможно, поэтому я очень не люблю, когда меня называют Томой. - Представьте себе, я тоже очень не люблю, когда меня называют сокращенным именем. - Правда? А как вас зовут? Она прыснула, совсем по-девчоночьи, но тут же прикрыла рот ладошкой. - Ой, извините меня ради Бога. Действительно, в упомянутом смысле имя... гм... малость не того. Но я представила себе, что вас зовут скажем Кузьма, Кирилл или Афанасий. В полной форме звучит солидно, а вот в сокращенной... В общем, не расстраивайтесь. Кстати, я уважаю мужчин, способных хотя бы самую капельку подтрунить над собой. И, возможно, мне будет чуть-чуть жаль, что больше мы с вами вряд ли увидимся. - Это почему же? - Корнев был озадачен. - Видите ли, мой... мой друг... В общем, не стоит рассчитывать, что нам удастся потанцевать еще раз. Можете мне поверить. А потом... Снова извиняюсь, но мне кажется, что у нас... как бы помягче выразиться... несколько разный круг знакомых. Танцуя, она держалась за плечи Корнева самыми кончиками пальцев. В этом можно было усмотреть нежелание нервировать господина с печаткой, а можно какую-то особую изысканность, утонченный способ соблазнения. Почему-то Аркадию представлялось последнее. - Ваш спутник, должно быть, известный человек, - сказал он просто потому, что надо же было что-то сказать. - Очень. Но как я уже говорила, в определенном кругу. - Понятно. - Корнев помолчал. - А вы... сейчас я попробую угадать... Вы, наверное, не менее известная манекенщица? Она с мечтательным выражением посмотрела куда-то через плечо Аркадия, и он понял, что задел в ней некую скрытую струнку. - За комплимент спасибо, но вы не угадали. Я преподаю в одном из престижных лицеев. Детишек туда, как правило, привозят на "мерседесах". Ну, а сегодня... Просто захотелось немного развеяться. - Ясненько. А теперь я уж точно угадаю, какой предмет вы преподаете. Надо же мне реабилитироваться. Итак, начинаю думать. Раз, два, три... Этот предмет - история! - Браво! - Тамара поглядела на Корнева с уважением. - Вы, конечно, не экстрасенс, но наблюдательность тоже неплохое качество. Запомнили, как я сыпала именами египетских цариц, верно? - Совершенно верно. Что ж, теперь моя очередь рассказать о себе. Я работаю в одной из фирм средней руки, поставляем кое-какое компьютерное оборудование. Сегодня получили деньги за довольно крупный заказ, вот и решили с коллегой немного гульнуть. Впрочем, вам это скорее всего неинтересно. - А вы... - Тамара замолчала, подыскивая слова, и тут в воздухе затрепетали, умирая, последние звуки композиции, словно стайка разноцветных бабочек, быстро-быстро взмахивающих крылышками, устремилась к небу и в считанные мгновения растворилась в синеве. Он проводил ее до места, усадил, галантно подвинув стул, и удостоился сухого кивка господина, широко известного в узких кругах. На холеном лице читалось открытым текстом: "Надеюсь, гражданин хороший, я тебя здесь больше не увижу". Корнев вернулся к своему столику, сел и неподвижно уставился в заботливо наполненную рюмку. - Зацепила она тебя, ох, зацепила! - ворковал знаток психологии. А я ведь хотел тебя предупредить, да ты не дал. Пустой номер: там все схвачено, состоятельными спонсорами в наше время не бросаются. - Возможно, ты прав, Жора, - сказал Аркадий и махом осушил рюмку. Потом они без особого аппетита доедали остатки блюд и разглядывали лихо отплясывающую молодежь. Видя, что приятель подавлен, Жора на время затих, лишь однажды предложил "пойти попрыгать", но не встретил поддержки. - А может быть, и нет, - внезапно произнес Корнев. - Что, старик? Ты о чем? - Жора недоумевающе уставился на него. Потом, догадавшись, хлопнул ладонью по столу: - Все, больше я с тобой по злачным местам не ходок! Расплылся, как повидло, смотреть противно! Тут девочек - вагонами грузи, а он нюни распустил. И я, дурак, сижу с ним, нянчусь, сопельки утираю. Кстати, на пора ли нам, так сказать, пойти освежиться? Не хочешь? А я пошел. Жора встал и, заметно покачиваясь, направился в туалет. Минуту спустя музыканты заиграли медленный танец. - А может быть, и нет, - повторил Корнев с упорством средневекового чернокнижника, убежденного, что найденная им магическая формула в конце концов сработает. Он поднялся, совершенно не представляя, что будет делать, когда холеный господин полупрезрительной фразой укажет ему его место. Но отступить он уже не мог, разгоряченный алкоголем мозг толкал его навстречу скандалу... или победе? Аркадий еще успел увидеть удивленное выражение на лицах Тамары и ее спутника. А потом, как в рассказе его тезки, блистательного Аверченко, все заверте... Но в ином, трагическом смысле. В углах просторного зала возникли странные колеблющиеся тени. Затем ближайшая стена исказилась, "задышала", словно перед ней плавала, то приближаясь, то удаляясь, гигантская невидимая линза. Корнев остановился. Внезапно нахлынувшее чувство дурноты было настолько сильным, что его едва не вывернуло наизнанку. Он согнулся пополам и уперся ватными руками в чей-то столик. На него никто не обращал внимания: со всеми творилось то же самое. В уши врезался истерический женский визг и... тут же оборвался. Люди разевали рты, вскакивали, опрокидывая стулья, с ходящих ходуном столиков сыпалась посуда, фужеры разлетались хрустальными брызгами - все это происходило в полнейшей тишине. Как будто Корнева засунули в сурдокамеру, а на ее стенках показывали заурядный боевик с непременной кабацкой потасовкой. Над головами мечущихся людей разлилось алое свечение. Постепенно оно концентрировалось в одном месте, приобретая форму исполинского цветка с трепещущими лепестками - протуберанцами. Медленно и страшно "цветок" разворачивался чашечкой к Корневу, словно ловя его в фокус. "Лепестки" немного притухли, сменили цвет на пурпурный, затем - на бледно-фиолетовый. Зато "пестик" наливался жаром и, наконец, когда на него стало почти невозможно смотреть, выстрелил в охваченный паникой зал ослепительным белым лучом. Дикая, сумасшедшая боль... Как будто поднаторевшие в своем кровавом искусстве палачи нашли способ раздернуть человеческое тело в тончайшую нить и непрерывно натягивать ее между двумя разнесенными в бесконечность блоками. Боль, омывающая каждую клеточку беззвучно орущей плоти, расширилась до пределов Вселенной, и распятый мозг Аркадия мог желать только одного: пусть эта Вселенная немедленно исчезнет в финальной вспышке, и воцарится благословенная тьма... Так оно и случилось.