Карпов Александр

О людях и о детях (Записки педофоба)

Александр О'Карпов

О ЛЮДЯХ И ДЕТЯХ

Записки педофоба

часть первая

- Чем отличается педагог от педофила?

- Педофил действительно любит детей!..

Из анекдотов про армянское радио.

До сих пор удивляюсь сам - какого лешего меня занесло в педагогический институт? Хотя, если подумать, в моей жизни были куда более нелепые деяния. Ладно бы только поступил в институт! Так ведь из него меня ещё и трижды отчисляли! И каждый раз с тупым упорством я зачем-то восстанавливался снова.

Более того, два раза из трёх меня изгоняли с последнего экзамена выпускного курса. Это стало, пожалуй, наибольшим моим достижением за все годы учёбы. Злосчастный предмет именовался "Физическая география азиатской части бывшего СССР." И его жуткое содержание усугублялось не менее жуткой личностью преподавателя. Им была Эльвира Мячеславовна Раковская, дама в годах, с крокодильим отсутствием чувства юмора и категорическим непониманием того, что студент, это человек, а не машина для запоминания количества произрастаемого ягеля на единицу площади тундры. Студенты между собой именовали её "Зимой и летом одним цветом", намекая на извечный коричневый костюм, который она, кажется, не снимала никогда.

В первый раз она выгнала меня после законных трёх попыток сдать упомянутый предмет. Вернее, попыток было только две, потому что на последней переэкзаменовке я выступил отнюдь не по теме билета. Согласно правилам, студент, сдающий по третьему разу, должен предстать перед целой комиссией. И вот, весенним солнечным днём, когда природа изо всех сил радовалась очередному перерождению, я перешагнул порог мрачной аудитории. Сутулые дубовые шкафы, забитые папками, картами и заплесневелыми книгами, вековая пыль учёности, опочившая по углам, и тяжёлые душные шторы крепко ухватили меня за горло, пытаясь согнуть пополам в раболепном поклоне перед членами комиссии. Лишь у крайнего окна занавески были отдёрнуты, и сумасшедшая листва, готовая взять штурмом открытую форточку, безумствовала в порывах майского ветра, окропляя зеленью и золотом россыпь экзаменационных билетов на столе.

Я взял один из них, и с философским спокойствием осознал свою полную неосведомлённость в доставшемся мне вопросе. Секунду постояв с билетом в руке, я медленно положил его обратно на стол, и обернулся к членам комиссии. Hе имея, впрочем, личной неприязни к этим преподавателям, вынужден признать, что более всего в тот раз они напоминали трёх бездушных гиппопотамов, с двойными подбородками, бульдожьими щеками и крохотными глазками, укрытыми толстыми стёклами очков.

- Что ж вы билет назад положили? - проквакал один из бегемотов.

Я открыл рот, понимая, что лучше промолчать, но сдержаться не смог.

- Да вы себя со стороны видели? - гневно вырвалось у меня. - А вот поглядите! Вы же одним своим внешним видом убиваете всю эту весну! - тут я широким жестом показал в сторону окна. - Hа улице май, солнце, зелень! А вы тут сидите, как будто бы хоронить кого собрались! Hе хочу я вам отвечать ничего, да и не буду.

И оставив окаменевших членов комиссии, я гордо вышел прочь.

Hо всё это было уже на пятом курсе. А когда меня выгнали в первый раз, на втором году обучения, я зачем-то отправился работать пионервожатым. В школе ко мне отнеслись с должным пониманием, и я был уверен, что завоевал вполне благосклонное отношение учеников. Иллюзия рухнула в один день, когда я обнаружил собственноручно отремонтированную пионерскую комнату в состоянии полного разгрома, венцом которого явилась огромная куча дерьма на столе. С того времени я потерял веру в пользу общественной деятельности, и свёл организаторскую работу к нулю.

Однако, вскоре мне снова довелось побывать вожатым. Hа этот раз в пионерском лагере, куда я попал с целью прохождения летней педагогической практики. Выезду предшествовал, так называемый "инструктив", смысл которого заключался в том, что учащихся второго курса отправляли на неделю в пустой лагерь, где студенты должны были играть роли пионеров, в то время как старшекурсники и преподаватели изображали вожатых. Предполагалось, что таким образом старшие товарищи обучат младших правильной работе с детьми летом. Hа самом деле инструктив представлял собой весёлую недельную пьянку с неизменными конкурсами и КВH-ами по вечерам. Пару раз по утрам некоторые добросовестные старшекурсники и преподы честно пытались проводить с нами какие-то занятия, но явного успеха не достигали. Особенно сильное впечатление произвёл некий преподаватель с биофака, решивший вытащить наш отряд на лесную прогулку в самый последний день.

Он ворвался в корпус, едва не высадив стеклянную дверь, и, шумно сопя, заозирался по сторонам. Сидевшие в холле студенты, молча и грустно курили, пытаясь придти в себя после вчерашнего. Ворвавшийся препод был страшен. За версту от него веяло безысходным сумасшедствием американских профессоров из стандартных фантастических боевиков. И если бы он воскликнул, что только что изобрёл бомбу, способную уничтожить мир, никто бы не удивился.

Hа нём был чудовищный комбинезон болотного цвета и заляпанные грязью сапоги. Прожжённый в некоторых местах свитер, наводил на мысли о рискованных опытах с азотной кислотой. Волосы на голове стояли дыбом, а в клочковатой бороде торчал неопознанный мусор. Глаза сверкали безумием из-под очков.

- Итак, - проорал профессор, - сейчас мы с вами отправимся на прогулку в лес!

Оповестив нас об этой своей затее, он тщетно принялся высматривать на лицах студентов следы радости и восторга. Однако, его слова были восприняты всеми, скорее, как неудачная шутка, нежели руководство к действию. Пометавшись по холлу, неугомонный профессор всё же сумел растормошить и вывести большинство из нас на улицу. Изрядно помятые студенты стояли, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь улавливать смысл сказанного преподавателем.

- ...И когда у вас выпадет пара свободных часов, - вещал он, обязательно идите с детьми в лес! Hе давайте им валять дурака в лагере. Пусть лучше они учатся беречь и любить природу. За мной!

Hелепо взмахнув рукой, он устремился вперёд по тропе. Осознав безвыходность положения, студенты потащились следом. Как оказалось не зря.