— Думаешь, я позволю тебе умереть? — вскричал Ален. Мальчик, не говоря ни слова, указал на море. Охотник посмотрел в указанном направлении.

Он забыл о приливе.

Содрогнувшись, Монпле убедился, что вода стремительно прибывает, как это бывает в дни равноденствия. Настала его очередь уговаривать ребенка.

— Жан Мари, — сказал Ален, — не делай глупостей! Я прошу тебя по-хорошему, малыш: поспешим к лодке, нельзя терять ни секунды… Видишь, чтобы до нее добраться, мне придется идти по пояс в воде.

Лицо мальчика на миг озарилось торжествующей радостью.

— А! Я же говорил, что смерть сына принесет матушке пользу! — воскликнул юнга. — Вы уже дрожите при мысли, что моя душа после смерти не оставит вас в покое.

— Черт побери! Ты пойдешь или нет, в конце концов? — вскричал молодой охотник, теряя терпение.

— Нет, я никуда не пойду, — отвечал мальчик. — Идите один, а я останусь здесь. Я хочу умереть, и я умру! Я верну вам жизнь, которую вы спасли ценой счастья моей матушки; я не увижу больше ее слез и не услышу, как жители деревни поносят ее последними словами.

Ален увидел, что мальчик дошел до исступления, и понял, что ему не удастся его убедить. Улучив минуту, когда Жан Мари отвернулся, чтобы посмотреть в сторону Мези, он бросился к ребенку, собираясь схватить его и насильно отнести в лодку.

Однако мальчик пригнулся, выскользнул из рук Алена и бросился бежать; тот помчался за беглецом. Молодой охотник был ловким и крепким, и все же он не мог угнаться за мальчиком, которым, казалось, движет сверхъестественная сила.

Бешеная погоня продолжалась минут семь-восемь.

Запыхавшись, Ален остановился первым и посмотрел на море.

Вода продолжала подниматься с устрашающей силой и быстротой.

Ширина отмели уже не превышала ста шагов.

Встревоженный молодой человек окликнул Жана Мари.

Увидев, что Монпле перестал его преследовать, мальчик тоже остановился. Он сделал несколько шагов, словно собираясь устремиться навстречу

волнам, а затем сел на камень, в то же время продолжая следить за малейшими движениями охотника.

— Жан Мари, — сказал Ален, — когда же ты образумишься? Послушай, я умоляю тебя, давай поспешим, у нас осталось мало времени, чтобы вернуться в лодку.

Юнга покачал головой.

— Нет, — отвечал он, — уходите и оставьте меня одного. Я не знаю, что такое смерть, больно это или нет, но я так мучился всю эту неделю, что хуже мне уже не будет… Смерть! Я не боюсь ее, ведь я уверен, что она принесет матушке утешение и спасение, а зная это, можно умереть спокойно!

Ален почувствовал, что он не может устоять перед столь сильной любовью сына к матери.

Лед его сердца начал понемногу оттаивать, затаенная любовь, которую он все еще испытывал по отношению к вдове, ожила в нем, стараясь взять верх над жалкими доводами самолюбия.

Охотник направился к Жану Мари.

Мальчик решил, что Ален снова попытается его схватить, и поднялся, собираясь убежать.

— Стой! — крикнул молодой человек.

— Это зависит от вас, — отвечал мужественный ребенок. В душе Монпле явно продолжалась жестокая борьба.

— Ну-ка, стой! — воскликнул он. — То, о чем ты просишь, так и быть…

— Так и быть?

— Так и быть, я это сделаю. Мать, которую так нежно любит сын, наверняка будет превосходной женой, даже такому дикарю, как я.

— В самом деле, господин Ален, вы говорите правду? — вскричал Жан Мари.

— Да, я клянусь! — отвечал молодой человек.

— Так вы женитесь на моей матушке?

— Я женюсь на ней.

Мальчик необычайно торжественно простер руки к морю, которое подступало к людям с ревом — их отделяло от него не более двадцати шагов.

— Вы клянетесь в этом перед лицом смерти? — спросил Жан Мари.

— Я клянусь, сын мой! — повторил Ален.

— О! Вы же не станете меня обманывать в такой миг, не так ли?

Мальчик, еще недавно преисполненный решимости, разразился слезами от столь неожиданного поворота событий. Бросившись в объятия охотника, он воскликнул:

— Спасибо от матушки и спасибо от меня! Я обещаю за нее и за себя, господин Ален: мы сделаем все, что в наших силах, чтобы облегчить ваш крест… О! Какое утешение для бедной матушки! Пойдемте к ней скорее, господин Ален.

— Да! Да! — вскричал охотник. — Мы уже потеряли столько времени, что я боюсь, как бы нам не пришлось добираться до лодки вплавь. Ну-ка, давай поскорее, мой мальчик!

Оба ринулись в сторону лодки, а вода все прибывала, как будто море гналось за ними по пятам.

Они находились на ровной местности, но шлюпка была скрыта от них грядой скал высотой в семь-восемь футов.

Бегом миновав скалы, Ален и Жан Мари внезапно остановились.

Они взглядом искали лодку, но ее не было на том месте, где охотник ее оставил.

Где же она была?

Мальчик первым заметил лодку и закричал от отчаяния, указывая на нее пальцем; затем он опустился на колени, уже не на песок, а в воду.

Вода продолжала подниматься; море настигло беглецов и замерло у их ног. Лодка виднелась на расстоянии около четверти льё: волны оторвали ее от

привязи.

Она дрейфовала, и течение быстро уносило ее вдаль.

XXII. ЧЕЛОВЕК В МОРЕ

Ален посмотрел на мальчика, который по-прежнему стоял на коленях и молился; затем он окинул взглядом пространство, оценивая их шансы на спасение.

Ни одна из скал, расположенных на отмели, не была выше семи-восьми футов, а при полном приливе уровень воды достигал двадцати саженей.

На горизонте не было ничего, кроме красного солнечного диска; подобно огненному шару, окруженному пурпурно-золотистыми облаками, он медленно опускался в океан, и его сверкающие отблески виднелись лишь на покрытых барашками гребнях ревущих волн.

Мальчик продолжал молиться.

Ален вздохнул, и две крупные слезы покатились по его щекам; его почти не волновала собственная участь, но его трогала судьба бедного ребенка и отчаяние его матери.

Наконец Жан Мари закончил молиться и поднялся.

— Что нам делать, господин Ален? — спросил он. — О! Поверьте, теперь, когда я знаю, что мы должны выжить, чтобы стать счастливыми, вы найдете во мне не меньше силы и мужества, чем раньше, когда я собирался умереть. О да, я хочу снова увидеть матушку, чтобы сообщить ей радостную весть; о да, я хочу обнять ее, ведь теперь она уже не будет плакать и ронять слезы мне на грудь.

Ален не слушал ребенка.

— Ты умеешь плавать? — спросил он.

— Увы! Нет, — печально отозвался маленький Жан Мари.

— В таком случае, — сказал охотник, — нам остается только забраться на самую высокую скалу и ждать там от Бога чуда или смерти… Пошли, дитя мое.

— Но вы, Ален, — живо промолвил Жан Мари, — вы же умеете плавать?

— Разумеется.

— Значит, вы можете спастись, вы можете добраться до берега.

Охотник покачал головой в знак несогласия.

— Как! — вскричал мальчик. — Вы хотите разделить мою судьбу? Вы хотите умереть вместе со мной?

— Конечно!

— Но я этого не желаю, господин Ален. О Боже! Подумайте лучше о моей матушке: ведь тогда несчастная женщина останется одна, что же с ней станет, когда она останется одна, без поддержки? Боженька призывает меня к себе, вы и сами это видите, господин Ален. К тому же, я слабый и хилый, я всего лишь обуза для бедной матушки, в то время как вы сильный, вы можете заработать на жизнь и себе, и ей; вы будете ее поддерживать, защищать и утешать — словом, господин Ален, вы постараетесь любить ее так же, как я.

Однако молодой человек твердо решил, что если он не сумеет спасти ребенка, то погибнет вместе с ним.

— Берег слишком далеко, — сказал он, — ни один человек, будь он самым искусным пловцом, не смог бы до него добраться.

— О! Не говорите так, господин Ален, ведь это неправда… Для вас все возможно, я слышал, что вы можете проплыть несколько льё без отдыха. Забудьте обо мне. Уходите, Ален! Уходите, отец! К тому же, если мне суждено умереть, разве это случится не по моей вине? Разве я умру не из-за собственного упрямства, зачем же вам рисковать жизнью вместе со мной? Оставьте меня; ступайте к моей матушке, расскажите ей обо всем, что произойдет, и скажите, что я уйду в мир иной, повторяя ее имя. Если у матушки, которая ждет ребенка, родится мальчик, назовите его Жаном Мари, как и меня; когда матушка будет его целовать, напомните ей шепотом обо мне, чтобы моя бедная душа не чувствовала себя на Небесах совсем забытой… Вот и все, о чем я прошу, милый Ален, вот и все.