Изменить стиль страницы

Затем, словно ему пришла в голову новая мысль, он сказал:

– Отлично! Да, приезжайте, у меня есть для вас подарок!

– Для меня?

– Да… О, только не подумайте, что это стихи Байрона: эти стихи – семейное наследство и, как вы понимаете… я ими дорожу.

– Будьте спокойны, я не допущу такой бестактности – просить их у вас!

– Прекрасно! Так мы договорились? – спросил он, и его взгляд и интонация указывали на радость, какую я ему доставлю, если приму его предложение с такой же искренностью, с какой оно было сделано.

Я протянул ему руку.

– Договорились, – подтвердил я, – я ваш гость до отбытия последнего поезда.

– Вы возвращаетесь в Лондон?

– Вероятно.

– И, проехав три четверти дороги до Ливерпуля, вы заедете туда?

– Да что мне делать в этом торговом городе?! Я с большим почтением отношусь к промышленности, но, как и все почтенное, промышленность внушает мне смертельную скуку.

– Вы не правы: Ливерпуль стоит посмотреть.

– То же самое говорил мне вчера лорд Холланд; он даже вручил мне кредитное письмо своему банкиру.

– А кому именно?

– Погодите-ка…

Я извлек письмо из кармана.

– Джеймсу Барлоу и компании.

– Улица Голубой Таверны?

– Именно так.

– Еще один довод для поездки в Ливерпуль!

– Вы полагаете, если я не совершу путешествие ради самого Ливерпуля, так сделаю это ради господ Джеймса Барлоу и компании?

– Для них вы не станете это делать: вы это сделаете ради самого себя.

– Я вас не понимаю.

– Так вот, предположите, например, что в Ашборне я дам вам сюжет для романа в шести, а то и восьми томах!

– Прежде всего вы доставили бы мне удовольствие, дорогой мой соотечественник, поскольку сюжет упомянутого вами романа наверняка представлял бы собой нечто выдающееся.

– И к тому же представьте себе, что эти шесть – восемь томов – не более чем первая часть.

– Так, понимаю… И что, вторая часть находится в Ливерпуле?

– Да.

– У господ Джеймса Барлоу и компании?

– Точно.

– В таком случае я отправлюсь в Ливерпуль.

– Тогда поехали! Я в этом и не сомневался.

Затем, повернувшись к жене, он добавил по-английски:

– Господин Дюма едет с нами в Ашборн.

Похоже, у нее возникло несколько возражений хозяйственного характера.

– Хорошо, хорошо, хорошо! – повторил пастор по-французски. – Моя жена содрогается при мысли, что ей придется угощать чем Бог послал столь известного человека, а я отвечаю ей, что мы вас накормим письмами пастора Бемрода.

– А кто это такой – пастор Бемрод?

– Вы не догадываетесь?

– Нет.

– Это герой вашего будущего романа, характер, замешанный на доброжелательности, гордыне и простодушии, нечто среднее между Стерном,.[878] и Голдсмитом[879] между «Векфильдским священником»[880] и «Сентиментальным путешествием»[881]

– Так это шедевр?

– Ей-Богу!..

– Вперед за шедевром! Я его беру.

– Правда, это шедевр в письмах.

– О, какой вопль вырвется у моего издателя!

– Почему?

– Почему? Он в этом ничего не смыслит, но тем не менее вопить будет.

– Но, в конце концов, есть же этому объяснение.

– Дело в том, что у нас существует предубеждение против романов в письмах… Говорят, они скучны.

– А, да, я понимаю: из-за «Клариссы Гарлоу» и «Новой Элоизы»…[882] Вы опрокинете эти предрассудки, опубликовав роман в занимательных письмах: вы ведь сочиняли вещи более трудные!

– Ну уж!..

– К тому же, когда вы прочтете письма, это ничуть не обяжет вас публиковать их.

– Таким образом, я сохраняю за собой мою свободную волю?

– Само собой разумеется… Мне ли судить, что скучно, а что занимательно, мне, сельскому пастору?

– О, в этом отношении я доверюсь скорее вам, нежели некоторым критикам из числа моих друзей или недругов!

– Тогда отправимся в путь, поскольку жена моя словно на горячих углях при мысли, что мы опоздаем на станцию, пропустим этот поезд и она лишится двух часов, нужных ей для того, чтобы приготовить гостю обед.

Я достал мои часы.

– Так когда же отправляется поезд?

– Без четверти час.

– А уже двадцать минут первого.

– И нам предстоит пройти две мили вмести с детьми.

– У меня есть карета и лошади, способные мчаться, как ветер… Собирайте вашу стаю (дети в это время рвали цветы); я велю запрягать, и мы отправляемся.

– Но вы почти не видели Ньюстедское аббатство.

– Что ж, вы расскажете мне о том, чего я не успел осмотреть.

– Согласитесь, пастор Бемрод не выходит у вас из головы.

– О, так оно и есть!

– Что же, велите запрягать… Джордж! Ада!

Дети, затерявшиеся на лужайке, встали, и их головы показались над высокими травами.

Я побежал к карете.

Кучер заканчивал запрягать, когда молодое и прекрасное семейство появилось у мрачных ворот Ньюстедского аббатства.

Мы сели в карету, через четверть часа уже были на станции, а еще через час вышли в Чидле.

Здесь мой соотечественник протянул руку и, указывая мне на колокольню, вокруг которой, примерно в двух милях от нас, сгрудилось множество домов, утопающих в зелени, произнес:

– А вот и Ашборн.

IV. Письма пастора Бемрода

Нет ни малейшей необходимости описывать читателям деревню Ашборн (они с ней знакомы) и пасторский дом (они его посещали).

Деревня, правда, увеличилась на два десятка домов, но пасторский дом сохранил свой былой облик; только фрески пастора Бемрода – эти изысканные алтари Гименею, эти нежные голубки, целующиеся на колчане и скрещенным с ним луком – исчезли под бумажными обоями жемчужно-серого цвета с темно-серыми разводами.

Обеденная зала осталась такой же, кабинет – таким же, и его окна по-прежнему выходят в тот же садик, где распевают конечно не те же самые соловьи, но потомки той птицы, которая во времена доброй г-жи Снарт пела там так мелодично, что г-н Бемрод принял ее за душу последней из умерших дочерей своей хозяйки.

Однако, что вполне понятно, когда я вошел в пасторский дом, о преданиях которого я совершенно ничего не знал, все это не могло меня взволновать.

Но что я отметил, так это атмосферу опрятности и довольства, которой веет уже на пороге дома, где живут молодые хозяева: это чувствовалось и в радости собаки, встретившей отца, мать и детей громким лаем и вилянием хвоста, и в доброжелательной улыбке, игравшей на губах молоденькой служанки – горничной и кухарки одновременно.

Сразу же по возвращении домой вся семья занялась домашним хозяйством: жена пошла на кухню, служанка побежала на птичий двор, дети завладели садом, а муж отправился за письмами, предварительно устроив меня в милой небольшой комнате на втором этаже, окно которой выходило на дорогу.

Минут через десять он вернулся с полусотней писем в одной руке и рукописью – в другой.

– Держите, – сказал он, протянув мне все эти бумаги, – вот ваш готовый роман.

– Благодарю вас, мой хозяин… Знаете, поговаривают, что так они и приходят ко мне. Но я опасаюсь…

– Чего?

– Что перевод потребует от меня больше усилий, нежели само сочинение романа, и что, дойдя до третьего письма, я покину пастора Бемрода и возвращусь к капитану Полю,.[883] к д'Арманталю[884] или какому-нибудь д'Артаньяну[885]

– Я предусмотрел это, – с улыбкой отозвался мой хозяин.

Я взглянул на него:

– Вы предусмотрительны?

– Да, я всегда думал о том, что вы или кто-нибудь из ваших собратьев по перу – Бальзак,[886] Сю[887] или Жорж Санд – приедет в Ньюстедское аббатство, я узнаю о его появлении и предложу ему подарок, который сейчас предлагаю вам.

вернуться

878

Стерн, Лоренс (1713–1768) – английский писатель-сентименталист, по профессии священник; особенность его стиля: многочисленные отступления, беседы с читателем, повествование от имени героя.

вернуться

879

Голдсмит, Оливер (1728–1774) – английский поэт, романист, эссеист, комедиограф и историк; пытался возродить английскую реалистическую комедию; в своих произведениях отметил губительное влияние промышленного переворота на английскую деревню; бродяжничал по Европе, сменив много профессий.

вернуться

880

«Векфильдский священник» («The vicar of Wakefield»; 1776) – роман Оливера Голдсмита, описывающий историю семьи сельского пастора, которого преследует местный помещик; написан в духе сентиментализма.

вернуться

881

«Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» («A sentimental journey through France and Italy»; 1768) – сочинение Стерна, написанное от имени упомянутого в «Гамлете» Шекспира королевского шута Йорика; автор описывает в книге не события, которые он видит, а субъективную реакцию на них.

вернуться

882

«Юлия, или Новая Элоиза» («Julie ou la Nouvelle Heloi'se»; 1761) – эпистолярный роман Руссо; в основе его сюжета – протест полюбивших друг друга девушки-дворянки и юноши-разночинца против консервативного общества и сословных предрассудков. Имя героини взято Руссо из известной во Франции истории трагической любви философа и богослова Пьера Абеляра (1079–1142) и племянницы каноника Фульбера – Элоизы (ок. 1100–1163), которым не позволили соединиться злоба и зависть родственников.

вернуться

883

Капитан Поль – заглавный персонаж повести Дюма (1838), прототипом которого является один из основателей флота США адмирал Пол Джонс.

вернуться

884

Шевалье д'Арманталь – заглавный персонаж исторического романа Дюма (1842).

вернуться

885

Д'Артаньян – один из самых известных персонажей Дюма, главный герой «мушкетерской» серии (1844–1850).

вернуться

886

Бальзак, Оноре де (1799–1850) – великий французский писатель-реалист; начиная с 1829 г. создавал эпопею «Человеческая комедия», грандиозную по охвату жизни Франции 1816–1848 гг.

вернуться

887

Сю, Эжен (настоящее имя – Мари Жозеф; 1804–1857) – французский писатель, по образованию врач; автор авантюрных романов; за критику общества подвергался преследованию властей.