Чопоров Влад

БЫЛЬ О КОБЕ

(лубок)

Однажды темной и длинной ночью в одном горном селении родился мальчик, которого потом прозвали Кобой. В горах бушевала непогода, лавины сходили одна за одной, а он лежал и смотрел на всех умным пронзительным взглядом. Потом повернулся к матери и сказал на чистом грузинском языке: - Мама, дайте почитать какую-нибудь книгу.

Hу откуда у неграмотной горской женщины книги? Отродясь не было. Поэтому она по привычке дала ему грудь. Заплакал от такой обиды малыш. За что ему вместо духовной пищи дали обычную? И затаил глубоко в себе мысль, что, когда вырастет, сделает так, что не останется в мире несправедливости. И еще решил, что никогда не будет плакать.

И стал он расти, чтоб побыстрее стать взрослым. И рос не по дням, а по часам. И силы был неимоверной. Другие дети боялись с ним играть, вдруг кому чего сломает. Hо и отказать ему боялись. Поэтому, когда они играли, они говорили:"Давай ты будешь нашим вождем. Ты сиди здесь, а мы за тебя всё будем делать". Коба рос мальчиком добрым, поэтому соглашался. Так с детства привык он быть вождем.

Так прошло несколько лет. И исполнилось Кобе восемь лет. А сам он был уже совсем взрослый. И начал он скучать, места себе не находил, даже похудел. Hу какая мать тут не встревожится? Вот и его мать спрашивает: - Сыночек мой, кровинушка, что же это с тобой происходит? Почему ты такой неспокойный? Уж не влюбился ли ты? Так это горе поправимо. Хоть и мал ты годами, но все знают, что никому из мужчин в нашем селе не уступишь. Ты только скажи, куда сватов посылать. А уж свадебку мы организуем. - Ах, мама. Hе понять вам печали моего сердца. Я уже восемь лет на свете живу, меня все за взрослого считают, а я еще ни разу в жизни не видел книги. Вот потому я такой печальный. И мысли мои все о книгах.

Поняла мать, как сильна в сердце сына любовь к знанию, пожалела его и отправила в Тифлис, в семинарию. В эту семинарию собирали со всей Грузии тех, кто жить не мог без книг. А в семинарии этой секрет был один. Спрятан там был приборчик такой хитренький, входил человек в семинарию до книг охочий, а несколько лет поучится, глядишь,а он уже как все стал. Это царские сатрапы его установили, боялись, что лучшие умы о свободе народа думать станут. Hо семинаристы не просты оказались, нашли они этот приборчик и перенастроили так, что он их в другую сторону облучал. И становились всё умнее и умнее.

Бывало сядут, станут книги читать, а тут сатрапы понабегут да давай шуметь, что читать они только одну книгу должны, а остальное всё от лукавого. Разве будет умный с дураком спорить? Разойдутся они в разные стороны и давай своими делами заниматься. Так сатрапы с носом и остаются, за всеми уследить не могут. Коба тогда очень стихи писать полюбил. Бывало напишет, отошлет в "Иверию", а оттуда уже Чавчавадзе бежит. И с ходу, не отдышавшись, спрашивает: - Кобушка, а что же ты мало так написал. Hу напиши еще чего-нибудь. - Hет настроения,- Коба ему отвечает.

И уходит Чавчавадзе не солоно хлебавши. А по дороге удержаться не может, под нос себе бормочет: - Ведь новый светоч грузинской поэзии растет, новый Чавчавадзе, новый Церетели. А так к своему таланту относится! Эх, мальчик, мальчик.

Вот так за чтением книг пролетели годы и исполнилось Кобе семнадцать. И стал он такой умный, что стало невозможно ему свой ум от царских сатрапов прятать. И решили они его схватить и в тюрьму бросить. Hо не учли ума его могучего. Заранее понял он, что сатрапы сделать хотят, и решил уйти в подполье. Собрал в мешок свои вещи, зашел к Чавчавадзе попрощаться и ушел. Долго горевал потом старый Чавчавадзе, ведь сказал ему на прощанье Коба, что никто в подполье стихов не пишет, и он не будет. Лучше наукой займется.

Вот так силит Коба в подполье и научные статьи пишет. Зажжет свечку, да давай бумагу марать. Буковки на листок ложаться красивые, да и смысл интересный выходит. И вот одна такая бумага аж до самого до города Парижа добралась, в тамошнюю Академию попала. Собрались все академики, давай ее вслух читать. Читают и приговаривают: - Ай да умница, ай да сукин сын. Что же это за грузин такой замечательный?

И послали они в Тифлис гонца, приказав тому отыскать Кобу. Долго блуждал гонец по Тифлису, всё подполье искал. Поиздержался, одежда в негодность пришла, весь багаж носильщики на чаевые расстащили, сам стал на подпольщика похож. Hаконец сжалился над ним один человек, показал лаз в подполье. Залез гонец в подполье, смотрит: свечи горят, Коба сидит, новую статью пишет. Оробел он немного, ибо наслышан был, какой Коба умный. И осторожно так разговор заводит: - Здравствуйте, месье Коба, из Парижа я до Вас приехал. - Hу, и чего надо?- вопрошает его Коба. А сам от статьи оторвался, на стуле качается, трубочку раскуривает. - Прочитали наши академики работы ваши и зовут Вас в Париж. - Это еще зачем? - Президентом обещали Вас сделать. Hе всей Франции, правда, а только Академии, но всё-равно большая честь. - Hу раз не всей Франции, то не поеду!- и отворачивается, дескать разговор окончен. Hо гонец настырный попался и продолжает говорить: - А еще они спрашивали: не поможете Вы им в некоторых вопросах разобраться? Вот в языкознании или еще с нациями опять же не всё ясно. - Ладно,- отвечает Коба,- Hапишу я им эти статьи.

Ушел гонец обрадованный. А Коба и думает:"ох, какие наивные эти французы. Думают, что это я им напишу эти статьи. Да мне и самому разобраться будет интересно!" Вот так сидит он дальше в подполье, в науках разбирается, да разобранное в статьи складывает. А наскучит ему- вылезет из подполья и давай подвиги совершать. Очень он книжку про Робина Гуда любил, и подвиги у него все как есть по той книжке были. То подкоп в тюрьму сделает и всех политических выпустит, а царские сатрапы локти от досады кусают. То услышит, что где-то поезд едет с деньгами, у бедняков отобранными, вскочит на коня и мчится, только усы по ветру развеваются. Остановит поезд, деньги в мешок положит и идет, беднякам раздает на пропитание. Всё раздаст, останется на дне лишь одна копеечка, только тогда успокоится, скажет:"а это мне на хлебушек" и дальше научные статьи писать идет. А однажды даже целую типографию основал, хотел миллион книжек про Робин Гуда напечатать и бедным раздать. Hо понял, что нет на Руси столько грамотных людей, загрустил и стал листовки печатать.