С площадки перед лестницей представилась возможность оглядеть столовую. Даже не верилось, что вечером там был такой бедлам.
Выскобленные полы, столы, скамейки не сохранили ни малейшего следа вчерашнего кутежа. Помещение было тщательно проветрено. Видно, поварятам пришлось все раннее утро при помощи полотенец работать вентиляторами.
Посетителей практически не наблюдалось. Занят был лишь один столик компанией из пяти собутыльников. Оттуда-то и раздавались странные звуки.
Приглядевшись, я понял, что является их источником. Это была драка. Нет. Правильнее, избиение, так как драка предполагает обоюдное, активное участие. В профиль к нам сидели два очень длинноносых паренька, весьма похожих друг на друга. Тот, что слева, держал одной рукой своего визави за грудки, а другой периодически бил его по роже. Избиваемый в ответ только жалобно ныл:
— Бур, ты же сам пригласил, обещал, что с утра будешь трезвым, что помиримся.
— Я и так трезвый. С бодуна чуть-чуть, — ответил заплетающимся языком агрессор и вновь меланхолично ткнул кулаком. — Все из-за тебя, сучонок! Нахрена так много брехал? А я теперь должен с этой фиговиной красоваться?
Он указал на свой нос и опять ударил.
У меня возникли кое-какие догадки и, чтобы удостовериться, я вопросительно взглянул на медведя. Он подтвердил мое предположение:
— Это Буратино и Пиноккио. Бур, как нажрется, так колошматит своего прототипа за длинный нос. Достали, Бержераки хреновы… Сираны. Вот. Дерьмовая компания. Среди них только Артемон — нормальный человек, хоть и кобель. Что-то его не видно…
Еще в номере мы решили, что раз уж находимся в таверне, то позавтракаем внизу, чтобы не тратить остатки собственных припасов.
Мы спустились, и пока хозяин накрывал на стол, я решил получше рассмотреть полудеревянную компанию. Так же, как с мультяшками, по внешнему виду нельзя было определить, что это куклы. Выдавал только рост. Ну что это за молодые люди (лица были отнюдь не детские, выглядели, минимум, лет на двадцать пять) в полтора метра? Более-менее естественно смотрелась Мальвина (кто же еще может быть с голубыми волосами?). Просто невысокая девушка. И, судя по наряду, — легкого поведения. Она сидела к нам спиной, и сквозь полупрозрачное, короткое платье просматривалась ни чем не прикрытая округлая попка.
Четвертым членом команды являлся Арлекин. Он единственный из всех сохранил при себе часть традиционного костюма. Шутовской колпак. Он не очень то состыковывался с кожаной рокерской жилеткой, одетой на голое тело. Его это мало волновало. Точнее, не волновало совсем. Арлекин курил. И судя по остекленевшему взгляду и дебильной улыбке, курил он вовсе не табак.
Последним был, скорей всего, Пьеро. А кто же еще? Такой же зашуганный, полкило макияжа на лице и все те же томные, влюбленные взгляды. Смущало одно: кидал он их не на Мальвину…, а на меня. Хотя, чему удивляться? Если Василиса стала путаной, то почему бы Пьеро не сменить ориентацию?
Я показал влюбленному поэту средний палец, на что тот обиженно надул губки, но попыток охмурения не оставил.
— Это хорошо, что тебя еще эта шмара не видела, шепнул Серенький, баба — оторви и брось. Не то, что этот пентюх… А ему бы пошел цвет ее волос.
Я согласно кивнул.
Меж тем, экзекуция продолжалась.
— И что мне теперь прикажешь делать? — Вопрошал все более заплетающимся языком Буратино. Между ударами он прихлебывал что-то из большой глиняной кружки, надо полагать, для поправки подорванного похмельем здоровья. — К Урфину Джусу в солдаты? (киянка по доске) Али в мангал к Карабасу?
— Ну зачем такие крайности, Бур? — Мямлил Пиноккио. — Можно же к колдуну какому пойти. Я денег дам…
— Давай!
Пиноккио с надеждой в глазах расторопно извлек кошель, который тут же исчез в кармане буратиновой «косухи». Правда, надолго он там не задержался: ловкие пальчики Мальвины незаметно извлекли его.
— Так, колдун, говоришь? — Продолжал Буратино.
— Да, да!
— И что?
— Он заклинание прочитает и нос укоротится!
— Так, укоротится, значит? (глоток из кружки) И какая сука в этом Городе меня узнает с обыкновенным носом? А холсты чем протыкать? (киянка по доске) Ни хрена не соображаешь своей деревянной башкой!
Тем временем Мальвина, добившись желаемого, полностью потеряла интерес к беседе приятеля со своим итальянским кузеном. Она скучающим взором обвела своих спутников и, заметив, что ее голубой друг бросает полные исступления взгляды за ее спину, резко обернулась.
Я, конечно, не гожусь на роль плейбоя. Самая обыкновенная внешность. Но и явных дефектов, в виде оттопыренных ушей, поросячьих глазок, гуинпленовой улыбки и так далее у меня не наблюдается. Та же картина с телосложением. Никому не придет в голову назвать меня хиляком или дистрофиком. Но и к соревнованиям по бодибилдингу близко не подпустят. Короче, я среднестатистический.
Поэтому меня немного удивило, что Мальвина, увидев вашего покорного слугу, расцвела счастливой и одновременно плотоядной улыбкой. Наверное, в сравнении с находящимся рядом Соловушкой, я и взаправду выгляжу привлекательно. А может быть все дело в распущенности голубоволосой красотки.
Она медленно перекинула через скамейку сначала одну ногу, затем другую, оставив их широко расставленными. Я уже упоминал, что она была облачена в очень короткое полупрозрачное платье. Так что Мальвина предоставила нашему обзору все свои «прелести». Она смотрела мне прямо в глаза, зазывно подмигивая.
Не знаю какой оборот приняли бы последующие события, но тут в таверну вошел черный пудель. Передвигался он, как и положено сказочным зверушкам, исключительно на задних лапах. Завидев Серенького, он подошел поздороваться.
— Привет, Артемон, — ответил ему в полголоса медведь, — выручай. Тут двое твоих хороших знакомых шибко слабенькими оказались. Один на зад, другая на перед. Друга моего достают. А у нас дела неотложные. Да и макаронника жалко.
— Магарыч.
— Базара нет.
— Сейчас уведу.
Артемон направился к Буратино.
— Карлыч, только что Карабаса видел.
Бур тупо уставился на пуделя.
— Так, вот, тяпнул я его по старой дружбе за ягодицу.
— З-за чо? Ягы…яго…не понял, — Буратино окосел окончательно.
— За жопу, — пояснил Артемон.
— Т-так бы и г-говорил. А то наб-брался словесов… Ну и ч-что?
— Погоня за мной. С минуты на минуту здесь будут.
Деревянный некоторое время бессмысленно моргал, пытаясь осознать услышанное. Наконец до одурманенных мозгов (если таковые имелись) дошло, и он словил измену.
— Обложили, волки позорные! — Буратино с трудом разжал пальцы левой руки, отпуская Пиноккио, вскочил, не удержал равновесия и с грохотом, будто кто-то уронил охапку дров, рухнул через скамью. Но тут же вскочил и по замысловатой кривой заспешил в сторону выхода, вереща на ходу:
— Н-не хочу в мангал! За м-мной, кретины! Сматываемся!
Арлекин, все с тем же выражением лица, и Пьеро одновременно поднялись с мест, догнали своего предводителя и, подхватив его под руки, скрылись за входной дверью.
Артемон стоял возле раскоряченной хозяйки в ожидании. Мальвина, наконец, соизволила обратить на него внимание.
— Брешешь ты все, Артемон. Ни куда я не пойду. У меня здесь очень важное дело, — она томно подмигнула мне.
— Хочешь оказаться на месте Пиноккио? Я мигом устрою, — пригрозил пудель.
— Фи! Бур меня пальцем не тронет.
— А я шепну ему, что ты у него деньги тыришь. Тогда посмотрим, как он тебя отделает. А вдруг, ненароком носом глаз выколет? Во будет хохмочка!
Такая перспектива явно не устраивала Мальвину, и ей пришлось капитулировать.
— Сука, — злобно прошипела голубоволосая развратница.
— Не а, я — кобель, спокойно парировал Артемон.
Девица медленно поднялась и, плавно качая бедрами, покинула таверну. Я даже проводил ее взглядом. И дело не в том, что зрелище было суперэротично. Просто в ее ничего не скрывающем одеянии даже пуговицу спрятать негде. И я не мог понять, куда же делся выуженный у Буратино кошель. Хотя кое-какие соображения на этот счет имелись…