- Я буду говорить.
Однако тотчас, как очутились они в уютной квартире Михаила Васильевича, смущение прошло, осталось лишь светлое чувство радости, ощущение семейного согласия, атмосферы деятельности и творческого горения.
У Котовского было достаточно такта, чтобы не поставить человека в неудобное положение, когда в его присутствии рассказывают о его же добродетели и благородных поступках.
- Познакомьтесь! Мой старый друг, заядлый рыболов, знакомы еще по Кишиневу. Николай Лаврентьевич Орешников. Прошу любить и жаловать.
- Очень приятно познакомиться, - отозвался, улыбаясь, Фрунзе. Рыболов, говорите? Чудесное занятие! Если рыболов, значит, и природу любите, значит, знаете, что такое роса на траве, полосы тумана, сонная гладь реки... и этакая свежесть пронизывает... Я люблю предрассветные часы в лесу - я, к вашему сведению, заядлый охотник.
- Мы приехали разрешить спорный вопрос... - продолжал Котовский.
Орешников покраснел, полагая, что вот сейчас и начнется повествование о том, как благородно поступил Орешников, как выручил из беды подпольщика Котовского-Королевского.
- Сделаю все, что в моих силах! - отозвался Фрунзе, пока еще ничего не понимая, но заметив, как вспыхнул Орешников и как готов был протестовать.
Котовский продолжал с самым серьезным видом:
- Вот уже несколько лет мы с ним спорим и не можем прийти ни к какому решению. Скажите, Михаил Васильевич, когда рыба лучше клюет - перед дождем или после дождя?
От неожиданности расхохотались и Фрунзе, и Орешников, а вошедшая в этот момент Софья Алексеевна с благодарностью посмотрела на Котовского и с удовольствием на мужа.
Сразу исчезла напряженность, всем стало просто и приятно. Орешников разговорился и рассказал о рыбной ловле множество наблюдений и примет. И так же беззаботно рассказал Котовский о своих встречах с Орешниковым, пересыпая рассказ смешными словечками, острыми характеристиками.
Фрунзе все понял, это видно было по его умным глазам, в которых искрилось веселое лукавство.
- Ну что ж, товарищи рыбаки, мы все это обсудим. А мне тоже кое о чем надо посоветоваться...
И завязался оживленный обмен мнениями. Фрунзе рассказывал о перестройке Красной Армии, Котовский - о жизни 2-го корпуса, Орешников - о новом призыве в ряды армии, об удачах и неполадках, о перевооружении, о военной технике.
Когда Орешникову было представлено младшее поколение семьи - Танечка, смотревшая на незнакомого человека исподлобья, и беззаботно-оживленный Тимур, - Котовский немедленно сообщил, что у Орешникова тоже сын четырехлетний Вова.
- А где он? - заинтересованно спросил Тимур, на что Танюша по-взрослому, с той снисходительностью, с какой девочки разговаривают с младшими братьями и сестрами в присутствии старших, пояснила, что дядя здесь не живет, приехал из другою города - ту-ту-ту! - и поэтому Вова не может прийти к ним в гости.
- Пусть он приедет на поезде! - безапелляционно решил Тимур.
Всем понравилась железная логика его рассуждений.
- У них на все своя точка зрения! - воскликнул оживившийся Орешников. И не утерпел, чтобы не рассказать о своем Вовке: - Недавно моя жена (она студентка) растолковывала за обеденным столом всем домашним, какое будет устройство в коммунистическом обществе. Бабушка наша недоверчиво поджимала губы, отец издавал неопределенное "гым-гум" (такая у него привычка), а Вовка слушал крайне внимательно, видимо ухватывая самую суть. И вдруг он спросил: "И все будут давать бесплатно?" - "Да, Вова, - с гордостью ответила Люба (это моя жена), - и ты это время увидишь". - "И хлеб бесплатно? И ездить в трамвае бесплатно?" Мы смотрели на Вову с любопытством и с некоторым самодовольством подтвердили: "Ну конечно, Вова! И в театр бесплатно, и квартира бесплатно, и одежда бесплатно". Наш Вова был в полном восторге. С минуту он мысленно прикидывал и вдруг выпалил при общем молчании; "Вот здорово! А деньги копить будем!"
- Черт возьми! - хохотал Фрунзе. - Вот это сказанул! А вы говорите!
- Что-что? - вернулась из кухни Софья Алексеевна. - Я немножко недослышала... Как он сказал? Что копить?
Орешникова заставили повторить все сначала, и снова все от души смеялись.
Тимур, заметив, каким успехом пользуются рассказы Орешникова, проникся к нему доверием.
- Дядя, а ты умеешь сказки рассказывать?
Но детей отправили спать, и разговор снова принял другое направление. Котовский, высказываясь от своего лица, а отнюдь не ссылаясь на Орешникова, изобразил Михаилу Васильевичу двусмысленное положение военспецов, находящихся в рядах Красной Армии.
- Почему, собственно, они должны быть пасынками? - с обычной горячностью и напористостью говорил Котовский. - Право умирать рядом с нами в бою мы им предоставили, тем самым они стали с нами вровень, нельзя их пускать вторым сортом, нельзя допускать уколов их самолюбию!
- Конечно, - согласился Фрунзе. - Тем более, что число их не такое маленькое. В печати приводились данные. С июня тысяча девятьсот восемнадцатого года по август тысяча девятьсот двадцатого в Красную Армию влилось что-то, дай бог памяти, около пятидесяти тысяч офицеров, больше двухсот тысяч подпрапорщиков, фельдфебелей и унтеров, да еще немало военных чиновников, врачей, лекпомов. Старые кадровые офицеры, офицеры царской армии, в наших рядах, бок о бок с нами боролись за утверждение диктатуры пролетариата. Сейчас нам нужно стремиться, чтобы военные специалисты, как таковые, как обломок какого-то отмершего государственного строя, прекратили свое существование, чтобы их не было у нас, а были только военные работники, одни - партийные, другие - беспартийные, но все являлись бы военными работниками Рабоче-Крестьянской Красной Армии, верными интересам пролетарской государственности. Я об этом говорил и говорю, да так оно и будет в ближайшем будущем.
Фрунзе нет-нет и вспомнит рассказ Орешникова о Вовке:
- Так, говорит, деньги копить будем? Замечательно!
При этом он так заразительно заливался смехом, что заставлял смеяться и других.
- Ваша жена студентка? Небось и вам приходится подтягиваться и знакомиться с марксизмом? Ведь рискованно попасть впросак, как попал Вова?