- Ты ведь так и сказал на конференции, когда выступал?
- Так и сказал.
- А троцкисты?
- Шумели. Да ведь таких, как я, криком не возьмешь. Итак, приступаю к водным процедурам. Да! Запиши еще, Леля: "Тринадцать ноль-ноль - полковник Ухач-Угарович".
- Что, все-таки согласился работать в корпусе?
- Человек был - ни много ни мало - профессором в Академии генерального штаба! Тоже вроде развалин кирпичного завода! Сто лет как в отставке, а предложил я ему вести занятия, он даже прослезился. Надо верить в людей! Каждый кирпич пустить в стройку! Ухач-Угарович! Фамилия водевильная, а старик хоть куда!
Котовский приступает к водной процедуре. Плеск воды. Фырканье. Уханье. Затем свист туго натянутого полотенца, когда им со всей силой растирают спину, плечи, грудь...
- Помнишь, как меня Троцкий вызвал и перевод в Тамбов предложил? Нехорошо он тогда говорил, на моем самолюбии хотел играть, а у меня самолюбие - не скрипка, чтобы на нем играть. "Вас не ценят! Вас не понимают!" Еле тогда Фрунзе меня вызволил. Ушел я от него и думаю: "Нет, не коммунист Троцкий. Кто угодно, только не коммунист".
Растирание закончено. Кожа горит. Даже шея стала красной. Свежий, бодрый, пружинящей походкой входит Котовский в столовую и садится за стол.
- Как ты считаешь, Леля, хорошо это - на низменных чувствах играть? Я тебе откровенно скажу: дюжину таких проходимцев я бы на одного Ухач-Угаровича не променял.
Завтрак несложен: холодная вареная картошка, крепко посоленное крутое яйцо и холодные, запотевшие, с пупырышками, свежие огурцы - прямо с погреба.
Солнце так и заплескивает, так и хлещет в настежь открытые окна форменное наводнение. И какой крик подняли воробьи в кустах акации!
- Теперь на стадион? - спрашивает Ольга Петровна.
- На стадион. А оттуда в школу младших командиров. Как ты считаешь, Леля: чудесная штука - жизнь?
Ч Е Т В Е Р Т А Я Г Л А В А
1
Сообщение о том, что родился сын, застало Котовского в отъезде, в Москве. С этого момента Григорий Иванович погрузился в некое сияние, в блаженный туман. Его спрашивают:
- Когда вы сможете приехать следующий раз?
Он отвечает:
- Здорово! Молодец Лелька!
- Простите? - озадаченно смотрят на его счастливое лицо.
- Я что-то невпопад ответил? Видите ли, только что получил известие. У меня сын родился.
- А-а! Тогда понятно! - улыбаются все присутствующие. - Чего же вы не едете домой? Спешите! Поздравляем от всего сердца!
- Сегодня еду. Надо только подарки купить. Ведь событие - сын! Это ведь что-нибудь да значит? Теперь хлопот будет... Например, имя сыну надо выбрать... и прочее, и прочее...
Стоял февраль, дули февральские ветры, гуляли февральские метели, и надо же было случиться, что в дороге произошла непредвиденная заминка: поезд задержали из-за заносов пути. Григорию Ивановичу и без того казалось, что поезд ползет как черепаха, что на станциях он стоит безобразно долго.
- И чего, спрашивается, стоим? - волновался Котовский, поглядывая в окно на пустынный перрон, на станционные постройки. - Наверняка график движения составляли заплесневелые бюрократы! Для такой станции, как эта, вполне достаточно двух минут, а мы стоим уже десять!
Но теперь поезд вообще застрял, на этот раз на неопределенное время. Однако Котовский не из тех, кто может мириться с обстоятельствами и опускать руки.
- Кто со мной ликвидировать заносы?
Отозвался один, подал голос другой. Молодежь всегда за риск, за смелость, за действие, за инициативу.
И уже не один Котовский, а целый отряд принимается за работу. Моментально выискали дрезину и отправили к месту действия бригаду здоровяков, вооруженных скребками, метлами и лопатами. Котовский тем временем орудовал в дежурке. Вызвал узловую станцию, позвонил в депо, выяснил, что снегоочиститель в неисправности и все еще не выслан, что там и не шевелятся. Потребовал к проводу некоего Епифанова, нерадивого начальника, о котором сказали, что все от него зависит. Поговорил с ним так, как умел говорить. Через несколько минут снова соединился с этой станцией. Проверил. Сообщили, что снегоочиститель, оказывается, в исправности и уже отправлен. Подействовало внушение! Подошел снегоочиститель. Стальное чудовище то пыхало жаром, то обдавало снежной пылью, рычало, лязгало, вздрагивало всем своим грузным чревом, и снежные вихри разлетались от него в обе стороны, освобождая путь.
И вот уже можно двигаться дальше! Скорей же, скорей! Неужели машинист не понимает такой вещи: ведь сын! Ведь надо гнать во всю мочь! На свет появился сын, появился маленький Котовский!
Григорий Иванович не помнит, как он примчался со станции домой, как вывалил на стол игрушечный барабан, плюшевого мишку, зайца, свистульки, домик... и даже картонную коробку с кубиками... даже букварь.
Бледная, похудевшая, но с сияющими, гордыми глазами встретила мужа Ольга Петровна. Очень смеялась над его покупками:
- Да ведь ребенку исполнилась всего неделя! А ты уже - букварь! Смешной ты, право. Пока что понадобятся только соска и побрякушка. Но как говорят в народе - мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь!
- Ничего, со временем все пригодится, - упавшим голосом пробормотал Григорий Иванович.
Он вспомнил, что еще за два месяца до появления сына привез для него из Киева кроватку-коляску, и упрямо повторил:
- Все пригодится: и трехколесный велосипед, и мячик, и ванька-встанька... а со временем потребуются и хорошие книги, и добрый конь, и клинок... А если кое-что я приготовил заранее, так запас мешку не порча, как говорится.
Отплатив жене пословицей за пословицу, Котовский приступил к самому главному: внимательно и придирчиво, восторженно и благоговейно - долго и в полном молчании рассматривал крохотное существо. Сильный, могучий, он боялся причинить боль ребенку и брал его на руки только на подушке, как берут драгоценное ювелирное изделие, любуясь им, но остерегаясь трогать.
- Ничего парень. А? Как ты думаешь, Леля? Малость легковат, мог бы быть покрупнее, да ведь не все сразу. А? Как ты думаешь, Леля? Вырастет?
Пока ребенок не подрос, Котовский никому не позволял входить в детскую.