Гордон Руперт Диксон

Иной путь

1

…Через два месяца после вживления микродатчика в правое полушарие мозга у Джейсона Барчера все еще болела голова. Он заворочался во сне, перекатился на живот, устроился поудобнее. Ему снились медведи…

Ему снилось, что он лежит не шевелясь, в Канадских скалах, по которым путешествовал шесть лет назад, и не отрываясь смотрит в бинокль на лесную поляну. Сверху пригревает весеннее солнышко, но жесткая побитая морозами прошлогодняя трава колет руки, а локти и колени немеют от неудобного положения. На поляне собралось две дюжины медведей. У них начался брачный период, они одержимы яростью. Бурые и черные медвежата сидят на деревьях, самки стоят с краю, осторожно нюхая воздух прямо по центру, как на арене, два самца на задних лапах преследуют друг друга, по-змеиному выгнув шеи, грозно покачивая головами.

Ослепленные бешенством, они не видят ни самок, ни медвежат на деревьях. Бой идет абсолютно честный, и держатся медведи, словно рыцари на турнире. Сердце Джейсона стучит по-звериному. Он — натуралист, предпочитающий думать и чувствовать, а не полагаться на общепризнанные авторитеты. Считается, что животными руководит слепой инстинкт. Джейсон убежден, что весенняя схватка медведей — это ритуал, обычай, основанный на богатейшем жизненном опыте. Медведю ведомы чувства надежды и страха, он должен захотеть вступить в бой, принять решение, требующее от него мужества и отваги. Не существует похожих поединков, нет двух медведей, которые вели бы себя одинаково.

Джейсону снилось, что исполнилась его мечта и, глядя на медведей, он учится у них. Гул насекомых во сне сливается с гулом двух кондиционеров в спальной и гостиной. Прохладная квартира напоминала пещеру, укрывшую человека от дождя, падающего на ночные улицы Вашингтона. Свет далекого уличного фонаря проникал в щель между шторами и ложился размытым пятном на стену, у которой стояла кровать. Одежда Джейсона лежала на стуле. Ковер черным пятном выделялся на полу.

В гостиной было светлее, чем в спальной: три незашторенных окна заливал неоновый свет рекламы. Стеклянный шкаф, битком набитый чучелами мелких животных, напоминал тюрьму, из которой пленники не могли выбраться точно так же, как медведи не могли вырваться из плена своих инстинктов и желаний. На корешках книг, стоявших на полках, с трудом можно было различить следующие названия: П.Шопен «Учебник таксидермии», Х.Хеджигер «Жизнь диких животных», К.П.Шмидт «Общий обзор климата и эволюции», В.К.Грегори «Эволюция развития»…

На столе, заваленном бумагами, лежал чек на имя Джейсона С.Барчера (Отдел изучения диких животных, недавно образованный при Государственном департаменте, выплатил лишь половину причитающейся Джейсону суммы, так как два месяца назад он взял годовой отпуск за свой счет). Под чеком лежала поздравительная открытка двухнедельной давности, на которой неровным женским почерком было написано:

— Да не обидится на меня А.А.Милн — «Праз бля бляю зднем ражденья». Люблю, целую. Меле.

Квартира безмолвствовала, погруженная в сон. И лишь микродатчик, имплантированный в мозг Джейсона, не нуждался в отдыхе. Невидимые нити тянулись сквозь коллапсированный космос к земному артефакту, находившемуся так далеко, что сейчас до него доходил солнечный свет, который люди могли видеть в 1692 году во время Салемского Процесса ведьм.

Все ближе и ближе к артефакту — о чем Джейсон не знал — подходил космический скутер, по размерам не больше тридцатипятифутовой морской яхты. На борту скутера находился Тот, кто тоже мечтал. Он не бывал весною в горах, не бродил по ночным улицам Вашингтона, да и вообще никогда не дышал земным воздухом. Он ничего не слышал о таксидермии, о книгах, о рекламах, о поздравительных открытках и о чеках. Его не волновали драки бурых медведей.

И все же, сидя за пультом управления со множеством кнопок и рычажков, он мечтал. Руки его, как и тело, были покрыты густым черным мехом. Похожий на сердце орган разгонял по венам жизненно важную жидкость, обогащенную кислородом атмосферы, которой мог бы дышать и Джейсон. Мечтатель ощущал жару и холод, мозг его обуревали разнообразные желания, ему были ведомы чувство надежды и страха, он осознавал необходимость принимать решения, требующие мужества и отваги.

И сейчас, приближаясь к объекту, о существовании которого он не подозревал, — в то время как спящий лежал в кровати в своей вашингтонской квартире, — Мечтатель представлял себе белый дворец с десятками подземных и тремя надземными этажами, освещенными лучами неведомого солнца. И видел Он своих жен, родивших ему сыновей: стройных, сильных, полных достоинства и чести.

Он мечтал наяву.

Это была мечта об Основании Царства.

2

…Так получилось, что прежде, чем спящий проснулся, Катор Троюродный Брат, патрулируя квадрат космоса в районе Цефеид, обозначенный на его карте номером 4.391 Л — и который спящий назвал бы Ursa Minor note 1, — внезапно понял, что ему улыбнулся Фактор Случайности, искомый всеми — от мала до велика.

В ту же секунду, хоть он и был всего лишь Троюродным Братом из семьи Брутогази, Катор воспользовался представленным ему шансом и отключил автопилот. Мечта об Основании Царства могла исполниться, и поэтому он действовал быстро и решительно, поймав подаренный ему фактором Случайности артефакт в ловушку силового поля. Несмотря на видимые разрушения, это был прекрасный артефакт, раз в пять больше двухместного скутера, на котором Катор вместе с Атоном Дядюшкой по Матери из Семьи Очада патрулировали космос, анализируя различные образцы межзвездного «мусора».

Катор переместил находку точно по центру экрана и откинулся на спинку кресла. В отполированной до блеска стальной боковине пульта он видел себя, как в зеркале. Удовлетворенно пошевелив пушистыми кошачьими бакенбардами на круглом лице, Катор принялся напряженно обдумывать план дальнейших действий.

Ему неслыханно повезло. Атон Дядюшка по Матери не был даже свойственником Брутогази, хотя обе Семьи принадлежали к партии Западни, а не Хлыста. Их послали на одном скутере только потому, что вероятность происшедшего была ничтожно мала и никем не принималась в расчет.

Сложившаяся ситуация автоматически аннулировала Правила Патрульной Службы, а также Договор Пилотов, а будь Атон Дядюшка по Матери сторонним наблюдателем, он наверняка одобрил бы попытку Катора воспользоваться Фактором Случайности в личных целях. «Кроме того, — подумал Катор, вглядываясь в свое отражение и теребя бакенбарды, — я еще молод и вся жизнь у меня впереди.»

Он встал с кресла, оборвал проводок магнитофона, служившего бортовым журналом, выпустил трехдюймовые когти из подушечек коротких пальцев и быстро прошел в каюту, находившуюся за рубкой управления. На большом звездолете двери наверняка были бы заперты на ключ, ко на скутере, где работали всего двое, не полагался Ведущий. Атон спал на нижней койке, лицом к стене.

Когти искусно вонзились в позвоночник у круглой, покрытой черным мехом головы. Атон лишь раз вздохнул и тут же затих. Он ничего не почувствовал, настолько силен и точен был удар. Бережно подняв тяжелое тело. Кагор нежно прижал его к себе, отнес в переходную камеру и нажал на кнопку. Затем он подошел к пульту, подсоединил оборванный проводок и продиктовал сообщение о том, что Атон — видимо в припадке бешенства — внезапно накинулся на второго пилота, сбив магнитофон на пол. Убедившись, что ему не удалось застать Катора врасплох, обезумевший Атон покончил с собой, выбросившись в открытый космос.

Примерно через полчаса (по времени существ, называвших себя румлами), Катор, одетый в скафандр, добрался до конца стального троса с магнитной присоской, прикрепленного к разрушенному взрывному корпусу артефакта, включил прожектор на шлеме и принялся исследовать свою находку.