Но это не имело значения. Он никогда не видел этих шпионов раньше, и потому их лица ничего бы ему не сказали. Достаточно было того, что он слышал их.

И он услышал достаточно для того, чтобы посчитать свою цель достигнутой, — достаточно для того, чтобы вести себя тихо, пока они не ушли; а затем, потрясенный услышанным, поскорее вернуться в круг друзей, которых он некоторое время назад оставил.

Он ворвался в комнату со словами, которые вызвали удивление — почти испуг!

— Вы не должны никуда уезжать, мой Господин! — были первые слова, которые сорвались с его губ.

— Почему? — спросил Кошут в удивлении, которое разделяли все.

— Мой Бог! — ответил австриец. — Я услышал странную историю, после того как я покинул вас.

— Какую историю?

— Историю этого восстания в Милане. Найдется ли на земле хоть один человек, чтобы поверить в эту историю, настолько подлую и отвратительную?

— Объясните, что вы хотите этим сказать, граф!

Это была реакция всех присутствующих.

— Терпение, джентльмены! Вы и сами будете поражены, услышав, что я расскажу.

— Продолжайте!

— Я обнаружил там шпионов, как и ожидалось. Двое из них были на улице и разговаривали между собой. Я спрятался за воротами; негодяи вскоре подошли вплотную к ним. Они не видели меня, но я их видел и, самое главное, слышал. И, что вы думаете, я услышал? Будь я проклят! Не один из вас не поверит мне!

— Расскажите нам, посмотрим!

— Итак, восстание в Милане — обман, приманка, чтобы завлечь благородного Господина и других из нас в австрийские сети. У него, у восстания, нет никакой другой цели — так сказал один из шпионов другому, ссылаясь на того, кто сказал ему об этом.

— И кто это сказал ему?

— Тот, кто его нанял, лорд >.

Кошут вскочил. Ему было известно, какую грязную компанию вели против него, и эта информация могла показаться странной для других, но только не для него самого.

— Да! — продолжал Розенвельд. — То, что я вам говорю, не вызывает никакого сомнения. Шпион, который рассказал об этом товарищу, сообщил факты и даты, которые он, должно быть, получил из некоторого конкретного источника, и, поскольку в первую часть этого я уже поверил, кое-что подтвердило мои выводы. Я знаю силу этих Богемских полков. Кроме того, имеются тирольские снайперы — настоящие телохранители тирана. Потому у нас нет никаких шансов, хотя Джузеппе Маззини и думает иначе. Это восстание безусловно западня, и мы не должны попасть в нее. Так вы не поедете, мой Господин?

Кошут посмотрел на своих друзей вокруг и остановил свой взгляд на Майнарде.

— Не спрашивайте меня, — сказал в ответ солдат-писатель. — Я все еще готов сопровождать вас.

— И вы вполне уверены, что все услышанное вами правда? — спросил экс-диктатор, еще раз обращаясь к Розенвельду.

— Несомненно, ваше Превосходительство. Я слышал это так, как будто говорили непосредственно со мной. Эти слова все еще звенят в моих ушах, которые горят от них!

— Что скажете, джентльмены? — спросил Кошут, тщательно изучая выражения лиц собравшихся. — Должны ли мы верить в такой позор?

Прежде чем кто-либо успел дать ответ, раздался звонок на воротах, прервавший их обсуждение.

Дверь открылась, пропустив человека, который зашел прямо в комнату, где собрались революционеры.

Все узнали Полковника Ихаза, друга и адъютанта Кошута.

Не говоря ни слова, он передал лист бумаги в руки экс-диктатора.

Все присутствующие могли видеть, что это шифрованное телеграфное сообщение.

Это был один из шифров, к которому у Кошута был ключ.

Печальным тоном и дрожащим голосом Кошут расшифровал его собравшимся, и его печаль передалась всем:

Восстание доказало, что это только бунт. За ним стояло предательство. Венгерские полки этим утром было разоружены. Большинство из этих бедняг были расстреляны. Сам Маззини и другие, вероятно, разделят их судьбу, если только не произойдет нечто невероятное, что может их спасти. Мы окружены со всех сторон, и спасения не видно. Свое спасение я вверяю в руки Бога Свободы.

Турр.

Потрясенный Кошут медленно опустился на стул. Казалось, что он сейчас свалится на пол!

— Я также призываю Бога Свободы! — вскричал он, немного придя в себя и снова вскакивая. — Разве он может позволить таким людям, как они, стать жертвами деспотизма? — Маззини и тем более — Турр-рыцарь — самые храбрые, лучшие, прекрасные из моих офицеров!

Никто, кто хоть раз видел генерала Турра, не стал бы подвергать сомнению те высокие слова, которыми Кошут отозвался о них. И его дела, совершенные после этого, только подтверждали этот хвалебный отзыв.

Таким образом, сведения, сообщенные Розенвельдом, были подтверждены этой ужасной телеграммой.

Граф сообщил их вовремя. Если бы он задержался, и Кошут с Капитаном Майнардом были уже на пути к Дувру, предупреждение пришло бы слишком поздно — слишком поздно, чтобы спасти их от попадания уже следующей ночью в гости к Луи Наполеону, в одну из его тюрем!

ГЛАВА LXXV. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ

Завернутый в богато вышитый халат, в колпаке с кисточкой, небрежно надетом на голову, — ноги его были в полосатых шелковых чулках и марокканских шлепанцах — благородный патрон Свинтона сидел в своей библиотеке.

Он был один, разделив свое одиночество с сигарой — одного из лучших сортов, от vuelta-de-abajo.

Некоторая тень на его лице говорила о том, что он был чем-то огорчен.

Но это была лишь легкая тень, которая не говорила о серьезной неприятности. Это было не более чем сожаление о том, что Люису Кошуту удалось спастись и не угодить в сеть, которая была специально для него расставлена, согласно собственной идее Его Светлости.

Его Светлость, вместе с другими уполномоченными короной заговорщиками, ожидал многого от бунта в Милане. Используя изощренные и хитрые приемы, они организовали это восстание-обман, в надежде, что удастся схватить и бросить в тюрьмы великих лидеров национальных движений.

Но этот проект провалился благодаря излишней перестраховке с их стороны. Это был ребенок, у которого благодаря хорошему уходу слишком быстро выросли зубы, и прежде чем он достиг зрелости, его «родители» вынуждены признать его чужим и отказаться от него.

Поэтому венгерские полки были слишком быстро разоружены, и тем самым арест видных руководителей революций был поставлен под угрозу.

Были расстрелы и казни на виселицах — массовое убийство участников восстания. Но жертвами стали отнюдь не крупные фигуры среди революционеров, в то время как настоящие лидеры спаслись.

«Неуловимый» Маззини сумел удивительным, почти мистическим образом спастись, так же как и рыцарь Турр.

Благодаря неким электрическим сигналам, против которых бессильны даже короли, Кошут был спасен от тюрьмы.

Таковы были мысли огорченного патрона Свинтона, размышлявшего над тем, почему его дьявольский план провалился.

Его антипатия к венгерскому лидеру была двоякой. Он ненавидел его как политического соперника, того, чья доктрина была опасна для королей — «помазанников божьих.» Но он таил в себе и другую ненависть против Кошута, ненависть, которая имела личную природу. За оскорбительные слова о том, что Его Светлость нанимает шпионов для слежки за ним, Кошута призвали извиниться и отречься от этих слов. Это требование было передано в персональном послании, которое составил человек, слишком влиятельный, чтобы не оставить без внимания такое оскорбление. И это привело к извинению, весьма неохотному.

Немногие знали об описанном эпизоде из жизни экс-диктатора Венгрии, который, таким образом, оскорбил эту высокопоставленную особу. Но об этом знает и помнит автор романа, а также Его Светлость, который с горечью вспоминал об этом вплоть до своей смерти.

Этим утром ему было обиднее чем когда-либо, поскольку он потерпел неудачу в своем плане мести, и Кошут был все еще жив.