Мы шли через поле сахарного тростника. Это был раттан, особый сорт тростника, прошлогодней посадки; его срезанные старые стебли и молодые побеги скрывали нас с головой. Даже при дневном свете мы могли бы подойти к дому незамеченными.

Скоро мы были у садовой ограды. Здесь мы остановились, чтобы осмотреться. С одного взгляда мы определили, с какой стороны удобнее незаметно подойти к дому.

Дом был старый и запущенный, но построенный с претензиями. Это было двухэтажное деревянное здание с фронтонами, широкими окнами и открывающимися наружу жалюзи. И стены и жалюзи были когда-то покрашены, но краска выцвела и порыжела; жалюзи были, видимо, зелёными, но теперь их было трудно отличить от серых стен. Вокруг всего дома шла открытая галерея, или веранда, поднимавшаяся на три-четыре фута над землёй. На эту веранду, обнесённую невысокой балюстрадой, выходили окна и двери дома. Небольшая лестница в пять-шесть ступеней вела к главному входу, но вокруг дома, ниже пола, веранда была не огорожена, так что немного нагнувшись, можно было залезть под неё.

Подкравшись к самой веранде, мы увидим сквозь балюстраду все выходящие на неё окна; а в случае тревоги — спрячемся под неё. Здесь мы будем в безопасности, если только нас не учуют собаки.

Мы шёпотом сговорились, что делать дальше. Решили дойти до угла веранды, пристально всматриваясь в окна, пока не найдём комнату Авроры; тогда мы постараемся подать ей знак и увести её. Всё зависело от случая, от благосклонности судьбы.

Судьба, по-видимому, к нам благоволила, ибо не успели мы двинуться вперёд, как в одном из окон, прямо против нас, появилась женская фигура. С первого взгляда мы узнали квартеронку.

Как я уже говорил, окно доходило до самого пола веранды, и когда она подошла к нему, мы увидели её всю, с ног до головы. Мадрасский платок на чёрных волосах, изящные очертания фигуры, резко выделявшейся на фоне ярко освещённой комнаты, не оставляли никаких сомнений.

— Это Аврора! — шепнул мой спутник.

«Откуда он знает? Разве он видел её? Ах, да! — вспомнил я. — Он видел её сегодня утром в ротонде».

— Да, это она! — пробормотал я, и сердце моё забилось так сильно, что я не мог больше произнести ни слова.

Окно было завешено, но она приподняла занавеску одной рукой и смотрела в сад. Взгляд её был устремлён вперёд, как будто она старалась разглядеть что-то во мраке. Я заметил это даже издали, и сердце у меня запрыгало от радости. Она поняла мою записку. Она ждёт меня!

Д'Отвиль тоже так думал. Это укрепляло нашу надежду. Если ей понятны наши намерения, тем легче нам будет их осуществить.

Но она пробыла у окна всего две-три секунды. Затем отошла, и занавеска снова опустилась; однако мы всё же успели заметить тёмную тень мужчины на дальней стене. Без сомнения, это был Гайар!

Я не мог больше сдерживаться и, перескочив через садовую ограду, пробрался к веранде, сопровождаемый д'Отвилем.

Через несколько секунд мы заняли намеченную позицию — прямо против окна, от которого нас теперь отделяла деревянная балюстрада веранды. Если мы немного нагибались, наши глаза приходились как раз над полом. Занавеска опустилась не до конца и неплотно закрывала окно, так что сквозь небольшую щель мы могли видеть почти всё, что делалось в комнате. В ночной тиши далеко разносился каждый звук, и мы ясно слышали разговор находившихся там людей.

Наше предположение оказалось правильным: Аврора разговаривала с Гайаром.

Я не стану описывать вам эту сцену. Я не могу повторять слова, которые мы услышали. Я не хочу воспроизводить гнусные речи этого негодяя, сначала льстивые и заискивающие, а потом всё более грубые, наглые и оскорбительные. Под конец, не добившись успеха уговорами, он перешёл к угрозам.

Д'Отвиль удерживал меня и шёпотом умолял не горячиться.

Раза два я уже готов был броситься вперёд, выбить окно и уложить негодяя на месте. Но благодаря настояниям моего осторожного спутника я всё-таки сдержался.

Сцена закончилась тем, что Гайар ушёл взбешённый, но всё же немного присмиревший. Смелый отпор, данный ему квартеронкой, которая, во всяком случае, была не слабее своего тщедушного поклонника, по-видимому, на время охладил его пыл, иначе он, наверно, прибег бы к насилию.

Однако его угрозы перед уходом не оставляли сомнений в том, что он скоро возобновит свои грубые домогательства. Он был уверен, что справится со своей жертвой: она его рабыня и должна будет покориться. У него достаточно времени и средств, чтобы принудить её. Ему незачем сразу прибегать к крайним мерам. Он может подождать, когда к нему вернётся утраченная храбрость и вдохновит его на новое нападение.

Уход Гайара давал нам возможность сообщить Авроре, что мы тут. Я собирался подняться на веранду и постучать в окно, но мой спутник удержал меня.

— Не делайте этого, — прошептал он. — Она знает, что вы должны быть здесь. Она, наверно, скоро подойдёт к окну. Терпение, мсье! Неосторожный шаг может всё погубить. Помните о собаках!

Совет был благоразумен, и я послушался его. Через несколько минут всё выяснится. Мы оба прильнули к балюстраде, следя за каждым движением Авроры.

Мы обратили внимание на комнату, в которой она находилась. Это была не гостиная и не спальня, а скорее библиотека или кабинет, о чём свидетельствовали полки с книгами и письменный стол, на котором лежало много бумаг. По-видимому, это был рабочий кабинет адвоката, в котором он занимался делами.

Почему Аврору поместили тут? Этот вопрос занимал нас, но нам было некогда задерживаться на нём. Мой спутник предположил, что по приезде её привели сюда на время, пока ей готовят другое помещение. На эту мысль его навели голоса слуг и звуки передвигаемой мебели в верхнем этаже. Очевидно, какую-то комнату приводили в порядок.

Тут мне пришла в голову новая мысль: Аврору могут неожиданно увести из библиотеки и отправить наверх, тогда нам будет гораздо труднее дать ей знать о себе. Лучше попробовать сейчас же увести её.

Несмотря на советы д'Отвиля, я уже готов был двинуться к окну, когда поведение Авроры остановило меня.

С того места, где мы стояли, была видна дверь, в которую вышел Гайар. Аврора осторожно подошла к ней, как будто с каким-то тайным намерением. Взявшись за ключ, она тихонько повернула его. Зачем она это сделала?