Саманта полагала, что будет неловко чувствовать себя в таком легендарном месте, как ранчо "Ла Палома". Но после нескольких минут в обществе Дайаны, рассказавшей ей необыкновенные истории из прошлого этого дома, когда здесь еще горели керосиновые лампы, а вода подавалась наверх ручным насосом, она ощутила себя так, словно бывала здесь уже не один раз.

С помощью Фейми, толстой служанки, долгие годы проработавшей в этой семье, Дайана приготовила блюдо, известное с тех пор, когда штат Аризона был еще индейской территорией,- тушеную баранину с жареной тыквой и красным перцем чили, а на десерт - абрикосовый коблер, напиток из вина с фруктами.

За столом беседа между Дайаной, Юджином и Самантой вращалась вокруг таких животрепещущих проблем, как налоговая политика президента и необходимость поддержки и развития искусства коренного населения штата, поэтому, когда обед подошел к концу и Юджин докурил сигарету, Саманта уже ощущала себя частицей этой семьи.

Затем разговор как-то сам собой перешел на вопросы, касающиеся усовершенствований на ранчо, в которых Саманта ничего не понимала. Поэтому поблагодарив за обед и извинившись, она отправилась в спальню. В постель она легла одна, надеясь не заснуть до прихода Юджина и мечтая, что они смогут вдохнуть новую жизнь в их так неудачно начавшийся брак. Только одно слово любви от Юджина, хотя бы одни знак внимания были нужны ей. Но старомодный, набитый шерстью матрас в считанные минуты убаюкал молодую женщину, и она даже не услышала, как он пришел.

На следующий день был Сочельник, и, проснувшись, Саманта узнала, что Юджин встал и уехал еще на рассвете, чтобы поговорить кое с кем из работников. Она помогала Дайане и Фей приготовить традиционную индейку на обед, а служанка с сияющим лицом рассказывала истории о детских проказах Юджина, очень развеселившие Саманту.

Обед был таким же приятным, как и накануне, и после него Саманта вручила хозяйке ранчо флакон одеколона "Уайт Шоулдерз". Вообще-то она собиралась подарить его на Рождество Эмелин, но, поскольку Юджин не сказал о поездке на ранчо заранее, другого подарка у нее не было.

Дайана была тронута вниманием Саманты.

- Ты знаешь, Юджин никогда не предупреждает меня о своем приезде, поэтому ты не представляешь, как я счастлива, что вы здесь, да еще в Рождество. - Она наклонилась и потрепала Саманту по щеке.- Именно такую внучку я и хотела иметь в нашей семье. Подождите, я сейчас.

Дайана вышла и минуты через три вернулась, неся в руках небольшую ореховую шкатулку.

- А это тебе мой рождественский подарок. - Она протянула шкатулку молодой женщине.

С замиранием сердца Саманта подняла украшенную резьбой крышку. Внутри на черном бархате лежали массивный браслет и серьги из серебра старинной работы.

- О! - только и смогла произнести она.

- Им больше ста пятидесяти лет, они принадлежали еще моей прабабке.

- Но я...- Саманта не могла найти слов: она была растрогана, и в то же время ей было стыдно - роскошный подарок предполагался законной жене наследника "Ла Паломы", а не ей, временно узурпировавшей это место,- я не могу...

- Не говори глупости: я сразу поняла, как только тебя увидела, что вы с Юджином созданы друг для друга.

Саманта поцеловала Дайану, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

И тут Юджин тронул Саманту за плечо.

- Давай встряхнемся, - сказал он. - Возьмем лошадей и прокатимся верхом.

Саманта поблагодарила его взглядом и отправилась переодеваться в старые джинсы и белый свитер, закрывавший горло. К ним она добавила пару новых ковбойских сапожек и замшевую куртку. Перед самым выходом она забросила распущенные волосы назад и добавила мазок губной помады.

Юджин ждал ее на веранде, спрятав руки от холода в карманы кожаной куртки. Потертая серая шляпа была низко надвинута на глаза.

- Готова? - спросил он. Саманта кивнула, согретая его одобрительным взглядом. Она уже собралась было спуститься по ступеням, как Юджин окликнул ее: - Подожди. - Она обернулась и вопросительно посмотрела на него. Юджин снял шляпу и, собрав ее волосы в пучок, надел на Саманту. Заправив выбившиеся пряди, он сказал, - так будет теплее.

- А как же ты? - спросила Саманта, ощущая дрожь от его близости, от его дыхания на своем лице и от прикосновения его рук к своей шее.

Юджин поднял воротник и улыбнулся.

- Ты забыла, что я привык к такой погоде. Как только выдается свободный день, я провожу его на охоте в горах или катаясь верхом здесь, в "Ла Паломе".

Лошади, чалая и гнедая, неслись по освещенной тусклым закатным светом солнца долине, из их ноздрей валил пар. Около четверти часа они ехали молча по едва видимой коровьей тропе. Магическая красота гор под белоснежными шапками взволновала молодую женщину, но еще больше волновало ее присутствие Юджина.

Когда тропа сузилась, и лошади перешли на шаг, ноги Юджина и Саманты случайно соприкоснулись. Потом, когда он спешился и помогал ей слезать с лошади, она перехватила его взгляд, скользящий по ее округлым ягодицам.

Показывая ей коров и телят или секцию колючей изгороди, которую он натягивал еще подростком, Юджин не мог скрыть гордости, звучавшей в его голосе. Потом он со смехом указал ей на первую ветряную мельницу, построенную здесь в прошлом веке.

- Мой прадедушка хотел повесить на ее крыльях известного скотокрада, но прабабушка так рассердилась, что направила на него ружье и заставила отпустить негодяя!

Саманте не хотелось возвращаться домой, ей так нравилось быть вдвоем с Юджином, и то, как он с ней разговаривает - совсем как настоящий любящий муж. Но все тот же мерзкий внутренний голос вернул ее к жестокой действительности: "У Юджина богатый опыт общения с женщинами. Он прекрасно знает, как вести себя с ними, чтобы заставить любую из них поверить, будто она единственная для него".

Однако вопреки всем доводам рассудка сердце ее билось как у школьницы, когда они вернулись в конюшню. Она знала, что губит себя любовью к Юджину: ведь пробудить у него желание ей ничего не стоит, но вряд ли удастся вызвать ответную любовь.

Саманта неотрывно смотрела на него, когда он помогал ей слезать с лошади, обхватив за талию. Медленно, словно ему хотелось помучить ее, он опустил молодую женщину на землю и поставил на ноги.