— Потом исчезнет вода. Потом мы начнем разбредаться и, я думаю, умирать — большинство из нас. — Они пошли к черному конусу громкоговорителя-микрофона; стража, которой следовало быть там, чтобы пресекать бессмысленные просьбы и назойливые приставания, отсутствовала. Черный конус гудел, что означало, что к нему можно обратиться. Но Хендл отстранился, отвел Иннисона в сторону и сказал:

— Будь я проклят, если дам ему возможность сказать нам, чтобы мы были хорошими мышками.

Фаланга машин добралась до Южного полюса планеты. Капсулы на танке раскололись по продольным осям, и их верх раскрылся как раковина; некоторые выставили впереди деррик-краны, а сзади — противовесы; некоторые расцвели лепестками, которые представляли собой вольфрамо-карбидовые лезвия. Они пошли атакой на мусорную свалку, осторожно продвигаясь или яростно вгрызаясь, в зависимости от ситуации. Они прорывали ход сквозь оксидированный трубопровод, путаницу конвекционных пластин от древних теплообменных аппаратов, свинцового кожуха устаревшего ториевого реактора, банки этого тория, сорванный цилиндр относительно небольшого ядерного реактора и разбросанные кучи кермитовых кирпичей, которые когда-то были стенами реактора. Они подошли к стене под бутом; кислородо-водородные горелки сделали в ней отверстия, а минирующее устройство вложило и утрамбовало взрывное устройство; никакой опасности, что внутри что-нибудь будет повреждено. Прогремел взрыв и разнес стену на куски. Кошачьи лапы машин разгребли их. Еще одиннадцать раз пришлось это повторить, а затем очень осторожно сверлить стену, и уже после этого появилось отверстие в стене, которое вело в камеру, точную копию той, которая была на Северном полюсе, но без сине-зеленого чудовища под хрустальным колпаком.

Вместо этого там были книги.

Круглые хрустальные пластинки с золотыми знаками на них. Пластины не были переплетены, а просто сложены вместе; золоченый текст несколько возвышался на пластинах, и поэтому они не очень плотно прилегали друг к другу. Эта приятная картина была принята глазами из ортикона, в виде импульсов послана по коаксиальному кабелю и показана шестнадцати глазам Снежинки на круговом телеэкране.

Снежинка, размышляя, рассматривала эту милую сцену, а некоторые ее руки передавали сообщения машинам на конце коаксиального кабеля длиной в семьдесят шесть географических градусов. Металлические пальцы разложили хрустально-золотые страницы. Самую большую стопку страниц логически рассматривали первой. Прекрасные незнакомые буквы шли непрерывно по спирали от края каждой пластины к центру, древние строки, которые читались сначала слева направо, а потом справа налево, эти строки не воспринимались системой, в которой требовалось, чтобы в конце каждой строки глаз останавливался, а потом начинал сначала. Снежинка обратила внимание на суть «чернила и бумага»; это не было случайным. Их выбрали для наиболее полного контраста. Контраст цветов был абсолютен. Пластины были прозрачными, а текст — матовым. Они были контрастными и на ощупь: пластины были гладкие, а золото шероховатое. Приборы показали, что и контраст электропроводности тоже был большим: пластины были изоляторами, а символы отличались сверхпроводимостью. Послания, оставленные на Южном полюсе, были оставлены, чтобы их прочли любые глаза, любые пальцы или какие-нибудь невообразимые существа, читающие при помощи электричества. Где-то должен был быть ключ, а он действительно был: на наборе самых больших пластин.

Началась изматывающе-трудная, зачастую основанная на воображении, программа. Человек с Земли мог бы в конце концов узнать многое из того, что было на самых больших пластинах. Начиналось с арифметики, двоичной, конечно. Точка — это точка. Точка и промежуток — две точки. Две точки — это три точки; их ноль действительно означал 0 — ничто. Грациозный, слегка изогнутый знак, напоминающий глаз — оператор сложения, отрицательные числа изображались не точками, а маленькими солнечными вспышками, и так далее. Это была лишь математика. Снежинка осилила ее всю: начальную геометрию, функции конических сечений. Она была не очень элегантной. Снежинка чувствовала, что элегантность была раньше, а грубые старые концепции пришли из первобытных времен. Но Снежинка училась. Это — «высота»; это — знак «большой», «больше чем», «включает», «логически предполагает». А затем — к букварю, второму по объему набору пластин. Зелено-голубые монстры были темой этого учебника; есть, спать, ползти (говори «идти») — это глаголы; монстры (говори «люди») наблюдают за звездами. Огромное солнце поднимается и согревает людей. Человек оплодотворяет («любит»?) другого человека, которого можно назвать женщиной, потому что это так и есть. Сто шестьдесят шесть дней высиживается яйцо, ему, кажется, поклоняются. Потом рождается ребенок. Это сопровождается второй степенью поклонения. Маленькое — Нечто — назначается к ребенку; родители облизывают своего ребенка, чтобы он был чистым. Ребенок ест хорошую пишу под наблюдением родителей и этого Нечто. Ребенок спит беспокойно, и Нечто будит их. Они с родительской заботой делают что-то, чего Снежинка не поняла. Дитя учится считать и читать книги, такие, как эти. Изменившийся, любящий, вездесущий Нечто опять помогает. Ребенок ходит, бегает на солнце; ребенок уезжает далеко и быстро на этом самом Нечто, которое выросло вместе с ребенком. Ребенок почти совсем подрос, и с этим связана третья степень поклонения. И он начинает постигать тысячу двести восемнадцать книг Первостепенной Важности. Когда это пройдено, он вырастает и уже больше не ребенок, а мужчина или женщина, и Нечто тоже выросло. Выросший мужчина по-иному любит совсем выросшее Нечто, хотя оно по-прежнему незаменимо во всем. Неосторожность в обращении со взрослым Нечто может быть роковой…

Снежинка содрогнулась в своей питательной жидкости, когда представила роковые последствия этой неосторожности. Выросшие Пирамиды, которые было так удобно всегда иметь под рукой, восстали много веков назад и уничтожили своих хозяев, которые создали их, разрушили эту милую планету, превратили ее в унылую свалку, место, подходящее для них, машин.

15

Затем, в соответствии с мрачным предсказанием Хендла, люди в огромном коридоре механического цеха лишились воды. Она просто перестала поступать.

Началась паника, как это можно было предвидеть, а затем и ее неизбежное следствие — миграция. Сильные, мускулистые мужчины не собирались умирать без сопротивления, женщины с детьми в утробе не теряли надежду. Если они окружены огнем, они будут прорываться там, где он кажется наименее сильным, но прорвутся. Когда голод наступает на пятки, а впереди тоже маячит голод, люди пойдут куда угодно: от дома предков в долине Инда и Евфрата или Конго они прогрызут свой путь сквозь отживший мир, затем через земляной мост — в мир новый.

Беженцы выходили из коридора через два выхода; они проходили в день двадцать, сорок миль, разведывая освещенные красным светом коридоры планеты. Везде они находили воду, так как это — нужный растворитель и используется в большей части химических процессов механизированной планеты. Они ломали трубы в местах сварки, пили их содержимое и шли дальше. Нюх вел их. Через сто миль они опять стали похожи на хладнокровных Граждан, ребра их выпирали, а бедра обвисли от голода, но к этому времени они уже были в комплексе по производству продуктов обмена, который представлял собой лес труб, насосов и цистерн, в которых были сахар, протеин, жиры и крахмал.

Об Иннисоне следовало бы сложить эпическую поэму, о том, как он взобрался на стофутовый бродильный чан, в котором глюкоза превращалась в спирт, как он разбил стеклянное отверстие, для того чтобы питательный раствор вылился толпе, ждавшей внизу. Не должен быть забыт и рассказ о Мухандасе Дутте и о том, как он Взорвал Полиэтиленовую Печь. Эта огромная штуковина стояла между ними, от нее шел запах дрожжей и пищи. Выпитая глюкоза наполняла их энергией, но их тела ощущали голод, им нужно было замещать и восстанавливать молекулы, они не могли жить на одной энергии. Волки из Принстона изучили строение башни, мрачной цитадели из нержавеющей стали, из которой выступали прозрачные вздутия, наполненные полимерами. А внизу, на дне, только водоворот газа; тепло и давление наполняли следующее, более высокое вздутие жидким раствором, а вздутие немного выше этого — вязким раствором, а на самом верху большие лопатки сбивали воскообразную пасту, и она проходила через выходное отверстие в накопитель или прямо к прессам и вытяжным отверстиям, которые, может быть, находились где-то очень далеко. То здесь, то там в цепях, опоясывающих планету, постоянно возникала необходимость изоляции какого-либо участка; в любой конкретный момент на каком-нибудь участке могли вспыхнуть голубые искры короткого замыкания, и туда тотчас ползли машины, груженные медными и полиэтиленовыми шариками, чтобы залатать пробоину, залечить раны. И именно этот передвижной источник перевязочных средств и стоял, подобно бастиону, между людьми и источником запаха дрожжей. Обойти его можно было лишь через баки, пахнущие азотной кислотой, воздух которых был смертельно опасен.