Натали де Рамон

Червонный король

Глава 1, в которой я провожала Анри в Ниццу

Я провожала Анри в Ниццу. Он полжизни проводит в разъездах, подыскивая своим клиентам недвижимость по всей Европе. Как правило, я предпочитаю не тратить время ради сомнительного удовольствия от поцелуя на прощание, тем более что Анри может уехать вечером, а уже к утру вернуться в Париж. Хотя бывает и наоборот: застрянет где-нибудь, и мы неделями общаемся только по телефону.

Издержки профессии? Для кого как, но только не для меня: в одиночестве гораздо легче собраться с мыслями, особенно по ночам, когда приходят идеи и я спокойно сажусь за компьютер, не испытывая неловкости по отношению к спящему за спиной человеку. Впрочем, Анри с большим пониманием относится к моей деятельности — я архитектор — и говорит, что у нас в принципе родственный бизнес: он продает дома и участки, а я рано или поздно займусь их перепланировкой и ландшафтом, так что вдвоем мы способны предоставить клиентам комплекс услуг — от приобретения земли до проекта застройки и авторского надзора за работами.

Я бы и сегодня не поехала провожать Анри, но мне крайне требовалось сменить обстановку.

Я уже несколько дней бьюсь над одним заказом.

Собственно говоря, клиент не торопит вовсе, но я не могу сдвинуться с места, не разобравшись с внутренней парадной лестницей.

Представьте себе загородный дом в стиле модерн с эклектичными — а-ля готика — башенками, окошками, балкончиками, фигурами и химерами. Я вообще-то не люблю модерн, потому что он слишком требователен: из ста построек в лучшем случае одна не кричит о пошлости вкусов заказчика и исполнителя, а уж приобретение моего клиента просто вопит об этом дурным голосом. И если а-ля псевдоготика фасада выглядит еще более или менее мило среди старых деревьев парка, то внутреннее убранство!..

Парадная часть дома — эдакий «рыцарский» зал высотой в три этажа с непомерными каминами по бокам, с лесом колонн неведомых архитектуре ордеров и с этой самой лестницей, будь она неладна! Четырех метров в ширину и десяти метров в высоту, она начинается сразу от дверей в зал и заканчивается на уровне третьего этажа узкой площадкой, от которой в обе стороны расходятся полуметровые галерейки с шаткими резными перильцами, а оставшееся до потолка пространство расписано жуткими единорогами, конями и крокодилами, которых волей-неволей приходится рассматривать, потому что взглянуть вниз мало у кого хватит мужества.

Мой заказчик мсье Маршан так и не рискнул подняться на эти галерейки по лестнице, которая в нашем с ним единодушном понимании была бы хороша разве что для какого-нибудь голливудского фильма, где в последней сцене злодей или злодейка скатываются по грандиозным ступеням вниз и гибнут в страшных муках.

Галерейки ведут в комнаты третьего этажа «интимной» части дома, попасть в которые, как и на жилой второй этаж, гораздо удобнее со двора по двум нормальным лестницам. «Интимные апартаменты» удачно перестроены последними владельцами. Парадной же частью, оставленной без изменений, они не пользовались. «Мы не любим лепнины», — деликатно пояснили они Маршану.

Лично я против лепнины не имею ничего, но гипсово-алебастровые змеи, щиты, лавровые ветви, алебарды и пики, выкрашенные некогда коричневеньким лачком под «дубовую резьбу», на которых покоятся лепные же перила могучей мраморной лестницы, заставляют меня задуматься не только о специфических вкусах строителей дома, но также и об их душевном здоровье. Даже пещероподобные камины с решетками, способными сдержать натиск небольшой конной армии, и лес безобразных колонн не вызывают у меня столь тягостных дум.

Поскольку Маршан не намерен снимать фильмы с нравоучительным эпилогом, а всего лишь собирается развесить в «парадных покоях» собственную коллекцию картин и устраивать приемы, то, разумеется, с голливудской лестницей, как и с рощей колонн «рыцарского зала», требуется покончить, но так, чтобы не рухнула крыша и можно было попадать из парадной в жилую часть дома. А все оформление зала естественно подчиняется доминанте — этой самой лестнице, — и я бьюсь над ней уже несколько дней, то закручивая, то разделяя на две, то прилаживая ступени непосредственно к стенам...

Существовала еще одна причина, по которой я поехала провожать Анри. Вчера до поздней ночи я не отходила от компьютера, а Анри, деликатно не включая телевизора, сидел на диване и раскладывал пасьянс. Тихо сидел и тихо раскладывал, но все равно я слышала шелест карт и его вздохи, щелканье зажигалки и звук передвигаемой пепельницы. И это было ужасно — не только потому, что вчера я бросила курить, выкурив накануне две с лишним пачки из-за этой проклятущей лестницы, и целые сутки меня преследовал горьковато-мыльный привкус во рту, и даже не потому, что сейчас меня слегка подташнивало от сигаретного дыма Анри, а потому что все это происходило у меня за спиной! И даже если бы он раскладывал свой дурацкий пасьянс на кухонном столе, он все равно торчал бы за моей спиной, потому что моя квартира — это студия, или, проще говоря, одна большая комната без всяких стен и перегородок.

Это красиво и удобно, но только для одного человека, а когда в этом же пространстве оказывается кто-то второй, то работать становится совершенно невозможно! Наличие второго человека с его дыханием и движениями за моей спиной предполагает скорейший переход к занятиям любовью и неуместность любой работы, как таковой...

А если я не хочу заниматься любовью? Если я хочу победить эту лестницу? Как я могу заняться любовью, если чувствую себя бездарной идиоткой? Кому, скажите, интересно заниматься любовью с круглой дурой? С круглой дурой можно заниматься только механическим сексом, но уж никак не любовью! Нет, я ничего не имею против круглых дур, и они имеют полное право на свое место под солнцем, как и те мужчины, которые предпочитают именно круглых дур, но я вовсе не желаю пополнять собой их число. Однако, судя по тому, что я не в силах справиться с этой лестницей, которая давно уже плывет перед моими глазами, выходит, что я — тоже дура?

— Да, дура и бездарная идиотка!

— Ты самая умная и гениальная, — вдруг сказал Анри.

Я вздрогнула — неужели последние слова я произнесла вслух? — и обернулась. На журнальном столике перед Анри лежали две стопочки карт картинками вверх, а Анри держал в руках сигаретную пачку, поигрывая ею своими длинными ловкими пальцами.

— У тебя все получится, дорогая. И еще лучше, чем ты думаешь. Взгляни, как сошелся пасьянс! Видишь — туз червей и пиковая десятка! — Анри вытащил из пачки очередную сигарету и как указкой ткнул ею в карты, с чувством выполненного долга прикурил и сладострастно выпустил дым через нос. — Грандиозная любовь и грандиозная прибыль!

— Чушь! Как ты можешь тратить столько времени на это кретинское развлечение?!

А не взять ли мне сигарету из его пачки? Нет, слишком малодушно...

— Вовсе не кретинское, дорогая. Возвышенное и благородное. — Анри положил сигарету на край пепельницы, собрал карты и красиво перетасовал их. — Это знаменитый пасьянс Марии Стюарт, когда он сходится, в жизни наступают большие перемены. Вытащи любую карту, — он протянул мне колоду, — посмотрим, что ждет тебя завтра?

— Прекрати паясничать! Без твоей Марии Стюарт тошно!

Мог бы проявить солидарность и не курить...

— Как скажешь, любимая. — Он кокетливо повел бровью и затушил сигарету. — Смотри, я вытащу карту за тебя. Ого! Семерка червей любовное свидание! Значит, я за порог, а у моей маленькой Софи рандевушка?

— Еще чего! — Меня затрясло от его пошлости. И вообще пристрастие Анри к пасьянсам и гаданиям всегда действовало мне на нервы. Рандевушка! Мне что, делать нечего, кроме как встречаться со всякими сексуально озабоченными идиотами?

— Необязательно с идиотами...

— Да ни с кем не собираюсь я встречаться!