Изменить стиль страницы

— Извини, напарник, — сказал ухоноид, — но я не вижу в этом мальце ничего странного, тем более — подозрительного. А насчет того, что мы здесь гуляем, словно у себя дома, — ты же сам говорил, что потом легче будет…

— О чем ты? — вспылил Милав. — Мы все еще в стране Полион, и у нас за спиной сотня воинов! Что, нас перестали замечать? Мы уже невидимы?!

— Да успокойся ты! — Ухоня несколько опешил от горячности кузнеца. Я, наверное, сболтнул чего не следует. Но ты тоже не кипятись — если хочешь проверить его, иди и в глаза ему загляни. И вся недолга!

— Не дается он! — вздохнул Милав. — А в приказном порядке не могу Вышата и так на меня, как на сумасшедшего, смотрит!

— Дела-а-а… — протянул озадаченный Ухоня. — Ладно, напарник, не тужи. Ты же знаешь — я всегда на твоей стороне, так что положись на меня: теперь мы за сиротинушкой в четыре глаза следить станем!

Но и четыре глаза за Стозаром-найденышем ничего подозрительного не обнаружили. Милав стал склоняться к мысли, что в отношении Стозара он действительно погорячился.

«И чего это мне шпионы вокруг блазнятся? — недоумевал он. — Малец и без того лиха хлебнул — любому взрослому утонуть впору, а тут я со своими подозрениями… И пусть нас больше мерзость разномастная не атакует — этому только радоваться нужно, а не подозревать сироту во всех смертных грехах!»

Один только сэр Лионель де Кальконис, странствующий поэт и философ, остался при своем мнении, которого, впрочем, никто не спрашивал. А зря занятный бы ответ услышали!

ШЕПОТ?

— Первая и наиглавнейшая обязанность — следить за своими ощущениями! Ни в коем случае нельзя считать такое внимание чрезмерным, наоборот, оно показывает уважение к высшему прообразу!

— Он не ошибся. Он лишь поторопился…

— Нужно вернуть его на правильный путь!

— Индивидуальная воля — наивысшая ценность. Мы не вправе оказывать на него давление, даже на уровне мысли.

— Жаль… Он был так близко…

Еще через четыре дня настала минута расставания.

К этому времени они уже довольно долго шли по земле вигов, и дозоры доносили, что все больше разведчиков неприятеля следит за ними из лесной чащи. Ночью до трети всех воинов несли караул, поддерживая костры и находясь в полной готовности к атаке вигов, славившихся именно ночными нападениями.

Вышата и дальше бы двигался вглубь страны, подвергая себя и своих воинов смертельному риску. Но Милав настоял на расставании.

— Пора, Вышата, — сказал он, когда отряд расположился на большой поляне, обозревая близкую (не более дня пути) горную громаду. — Перед смертью все равно не надышишься! — Милав хотел пошутить, но шутка не удалась.

Вышата положил руку Милаву на плечо и сказал:

— Тяжело мне расставаться с тобой. Уж так тяжело, что сердце из груди готов вырвать и тебе в провожатые отдать.

— Верю! — сказал Милав. — Но твоя доля моей не легче. Тур ждет тебя с новостями!

— Да уж есть что ему поведать…

— Вот и поспешай домой, пока тучи черные наше небо бирюзовое не покрыли. А мы как-нибудь дойдем…

Милав уже повернулся, чтобы уйти, однако в последнее мгновение решился.

— Не сердись на мои слова, — сказал он, вплотную придвинувшись к тысяцкому, — но… не доверяй слишком Стозару-найденышу!

Вышата вскинулся было, потом остыл и ответил твердо:

— Буду приглядывать…

— Тогда прощай!

Вышата схватил кузнеца за руку. Повернул к себе:

— Не прощай, а до встречи!

— Это уж как судьба распорядится!

Милав подошел к своей лошади, сел в седло и, не оглядываясь, поехал вперед. За ним следовал Кальконис, и последним, держа в лапе уздечку еще одной лошади, трясся Ухоня, с грустью оглядывавшийся на остающихся гридей…

* * *

Трое суток стояли гриди на той поляне — так распорядился тысяцкий Вышата. Непонятно чего он ждал: то ли хотел показать вигам, что росомоны еще здесь и задираться не стоит, то ли не мог решиться отдать команду возвращаться домой — будто боялся словом оборвать тончайшую нить, которая еще связывала его с товарищами, ушедшими к перевалу Девяти Лун…

Часть вторая

В ЗЕМЛЯХ ТАИНСТВЕННЫХ ВИГОВ

Как же сердце осознает всю Красоту Бытия, если оно не проникло во все радости и горести жизни? Так, часто, прочитывая Книгу Жизней, сердце трепещет, но и слеза страдания трансмутируется в жемчужину.

«Мир огненный». Ч 3, п 208

Глава 1

В КАМЕННОМ МЕШКЕ

Целый день они почти не разговаривали — так, обменивались незначительными фразами и ненароком оглядывались назад, словно поджидали кого-то, кто вот-вот должен был их нагнать.

В очередной раз поймав себя на том, что напряженно прислушивается к звукам за своей спиной, — не послышится ли вдали дробный стук копыт? Милав, досадуя, стеганул ни в чем не повинного коня и понесся вперед с такой скоростью, словно за ним гнался сонм ужасных демонов. Кальконис с Ухоней без лишних слов последовали за ним. Все понимали: нужно поскорее оказаться подальше от оставшихся за спиной росомонов, чтобы даже сама мысль о возвращении в отряд стала бы невозможной…

Первую ночь они провели в каменном мешке, имешем только один вход. В случае нападения этот мешок мог бы стать для них настоящей ловушкой, а может, и могилой. Но останавливаться в редком лесу тоже было опасно, поэтому Милав и выбрал это каменное укрытие, словно специально созданное природой для одиноких путников.

Разговор у ярко горевшего костра не клеился. Милав понимал, что его унылый вид действует на товарищей не лучшим образом, поэтому постарался пересилить себя. Он завел разговор с Кальконисом о маршруте их движения, даже не пытаясь скрыть наигранную веселость голоса, не совсем соответствующую настроению путешественников.

— Что вы знаете о перевале Девяти Лун? — спросил Милав Калькониса после того, как они перекусили вяленым мясом и расположились у догорающего костра, не забывая наблюдать за входом в их природную крепость.

Сэр Лионель откликнулся сразу — теперь вся ответственность за выбор пути лежала на нем, и он в течение дня обдумывал маршрут движения по стране вигов. Он пытался вспомнить все, что когда-либо слышал о перевале Девяти Лун, представлявшем собой почти непреодолимое препятствие на пути в страну Виг.

— Все, что я знаю, — заговорил сэр Лионель, задумчиво глядя на гипнотическую пляску огненных языков умирающего костра, — мало кто отваживался проникнуть в страну Виг через перевал Девяти Лун.

— Неужели это единственный путь к вигам? — удивился Ухоня.

— Конечно нет, — ответил Кальконис. — Можно спуститься на юг, дней через десять будет другой перевал — Бычье Ухо. Но это излюбленное место горгузов, грабящих караваны. Я слышал, что той дорогой ходят только караваны в триста-пятьсот повозок. На такие крупные отряды горгузы-пакостники не нападают.

— И это все?

— Можно спуститься еще южнее: переход в пятнадцать-двадцать дней — и начинаются предгорья, есть много троп, по которым можно преодолеть горы. Но там владения кочевников. Наши северные лошади против их быстрых скакунов что Ромулка-стрела из сотни Вышаты против крестьянской телеги, запряженной мулом. В случае погони у нас нет никаких шансов.

— Н-да-а… — почесал ухо Милав. — Выходит, кроме этого перевала у нас нет другой возможности проникнуть к вигам?

— Есть еще один путь, — пояснил Кальконис, — по морю.

— Нет! — возразил Милав — На корабль нам никак нельзя — слишком уязвимы мы в море. Викинги не станут вникать в хитросплетения нашей внешней политики

— Я так понял, — подал голос Ухоня, — нам остается только перевал Девяти Лун?

Кальконис пожал плечами:

— Я вам рассказал обо всех способах проникновения в страну Виг. А уж каким путем вы решите идти — дело ваше.

Милав покачал головой:

— Надо понимать, уважаемый сэр Лионель, что своим ответом вы перестраховываетесь на тот случай, если нас впереди подстерегают… э-э… неожиданности?