— Что с тобой?
Кузнец вновь промолчал. Он сидел на походной кровати и тупо смотрел перед собой. Встревоженный Вышата позвал Ухоню, но тот не откликнулся.
«И где его носит каждый раз, когда требуется помощь?» — подумал недовольно Вышата.
Милав по-прежнему безучастно смотрел в землю, и милостник встревожился не на шутку. Он выбежал из шатра и кинулся искать кудесника. Ярила он нашел не сразу (тот вместе с Бабой Ягой «инспектировал» Лесной Народ). Едва кудесник услышал, что с кузнецом неладно, оставил Бабу Ягу и почти бегом направился к Милаву.
— Стражу у шатра поставил? — спросил он, не оглядываясь.
— Нет… Зачем это?
— Зачем-зачем, — недовольно проговорил кудесник, — я же вам говорил вчера: нужно быть готовыми ко всему!
— Да кто на него в лагере нападет?!
— Ох, молодежь, — только вздохнул кудесник.
До шатра Вышаты они еще не дошли, когда поняли, что опоздали: с той стороны неслись звуки настоящего боя!
— Эхма! — выдохнул Вышата. — Опять меня Аваддон облапошил!
Он рванул из ножен меч и стремительно кинулся вперед. Кудесник отстал. До милостника долетел только его властный голос:
— Не дай Аваддону завладеть Милавом…
Вышата зарычал, как медведь, почуявший смертельного врага, и выскочил к месту, откуда слышались звуки боя. Ворога, атакующего росомонов, милостник не увидел, но от этого ему не стало легче — потому что источником шума оказался… Милав, прокладывающий себе путь сквозь ряды росомонов. Гриди, опешившие от неожиданного нападения кузнеца, оружия не применяли, не понимая, что происходит. А Вышате хватило одного быстрого взгляда на происходящее, чтобы понять: Милав прокладывал себе путь прямиком к подъемному мосту, который… который медленно опускался навстречу обезумевшему кузнецу! Вышата, напрягая легкие, гаркнул во все горло:
— Не пускайте его к воротам! Мост опускается!
Легко сказать — не пускайте! Кузнец шел сквозь человеческую толпу так же легко, как сквозь воду. Вышата видел, как отлетают в разные стороны гриди, даже не успев прикоснуться к кузнецу. Руки Милава работали подобно мельнице, расшвыривая воинов, словно котят несмышленых. Вышата с ужасом понял, что не успевает: ему приходилось перешагивать, перепрыгивать, перебираться через многочисленные препятствия, оставленные кувалдоподобными руками кузнеца. А Милав все шел. Мост уже опустился, и на нем стройными рядами стояли обеспамятевшие гриди. Тонко запели стрелы, и толпа вокруг Милава поредела. С этой стороны тоже полетели стрелы, но менее удачно восходящее солнце светило прямо в глаза росомонам.
«Даже это сумел предусмотреть Аваддон», — подумал Вышата.
Милав уже был перед мостом, а гридей вокруг него становилось все меньше. Вышата рванулся вперед изо всей силы — он отчетливо увидел за молчаливым строем обеспамятевших гридей ненавистного Аваддона. Орлиное зрение милостника позволило ему рассмотреть, что делает чародей: руки мага совершали вращательные движения, а его взгляд был устремлен прямо на кузнеца. Вышата с ужасом понял, что у него совсем не осталось времени. Тогда он кинулся к ближайшему раненому воину, выхватил арбалет, вложил стрелу и… Целился он бесконечно долго, вкладывая в свой единственный выстрел всю ненависть к Аваддону. Наконец краткий миг, длящийся целую вечность, закончился — щелкнула тетива, и стрела ушла в цель. Вышата был уверен, что стреляет прямо в сердце. Так оно на самом деле и было — но… Аваддон все еще владел даром предвидения и спокойно увернулся от стрелы за миг до того, как она должна была пробить его дорогую одежду. Вышата не поверил своим глазам! Тем не менее его выстрел не был бесполезным: Аваддон на краткий миг потерял контроль над Милавом. Кузнец вздрогнул всем телом, посмотрел вперед — на опущенный мост, на поднятые ворота и… стремительно бросился в воду.
Вышата перевел дух, видя, что бурные воды речки Малахитки подхватили Милава и понесли вниз по течению. Краем глаза он заметил, что с десяток воинов кинулись вылавливать кузнеца из стремнины, а за спиной послышался торопливый топот: гриди пришли в себя и построились в боевой порядок. Вышата поднял руку — не стрелять! Мост медленно поднимался, отрезая один берег от другого, разделяя один и тот же народ на две неравные части. Ворота в крепость захлопнулись, но Вышата все-таки успел заметить чьи-то глаза, горевшие такой холодной ненавистью, что у милостника по спине мурашки забегали. Он вздохнул и обернулся к гридям, успевшим занять весь берег.
Перед строем стоял Тур Орог и с теплотой в глазах следил за Вышатой.
«Добрый воевода из него получится», — подумал он.
А гриди, в знак одобрения действий милостника, ритмично стали бить рукоятями мечей о щиты. Над крепостью по-прежнему висела мертвая тишина…
Глава 11
ЛЕСНОЙ НАРОД
… Милав открыл глаза и столкнулся со встревоженным взглядом бабушки Матрены.
— Оклемался, сердешный, — мягким голосом произнесла она и всхлипнула.
Милав положил руку на старушкину ладонь и ответил:
— Да что мне будет-то, вороно-волко-медведе-человеку?
Но бравада не удалась — больно грустным и тусклым был голос кузнеца.
— Эй, напарник, — Ухоня распластался над Милавом розовым покрывалом, ты прекращай хандрить — сегодня такой день!
Милав закрыл глаза, ничего не ответив.
— Ты никак совсем расклеился?! — возмущенно воскликнул Ухоня. — А ну, вставай! Нечего страдальца изображать!
— Кыш, говорилка невидимая! — заступилась баба Матрена за кузнеца. Не видишь разве — раненый он…
— Раны вовсе даже не смертельные, — авторитетно заявил Ухоня, — а потому нечего прохлаждаться в постели!
— Да уймись ты! — не на шутку рассердилась старушка. — А то я не посмотрю, что твой физиономий для меня невидим, — нашлю на тебя порчу ужасную…
Милав подивился словам, несвойственным бабе Матрене, хотя чего здесь удивляться — при Ухониной скорострельной болтливости и камень разговаривать научится! Чтобы прекратить спор между старушкой и ухоноидом, он сказал:
— Баба Матрена, мне, правда, не мешало бы прогуляться немного…
Он поднялся, чувствуя, что все тело ломит, а в голове словно кто кочергой раскаленной ворочает. Кузнец поморщился, но все же шагнул к выходу. Внимательные глаза старушки с тревогой наблюдали за ним.
— Со мной все в порядке… — сказал Милав, поймав ее жалостливый взгляд. — Только тело все ломит. Где это меня так?
— А ты как только в воду-то бултыхнулся, так сознание из тебя — вон! стала объяснять бабушка Матрена. — Пока гриди из Малахитки выловили, ты не с одним камнем пободаться успел!
Милав ощупал голову — несколько здоровенных шишек говорили о том, что «бодался» он хорошо. Вдруг в голове что-то щелкнуло, и он вспомнил все, что с ним произошло, с ужасающей отчетливостью и до мельчайших подробностей. От стыда он едва не задохнулся. А баба Матрена, заметив, как сильно побледнел кузнец, спросила:
— Что с тобой?!
Милав поморщился, как от зубной боли, и спросил Ухоню, с трудом выдавливая слова:
— Много… погибло… там, у моста…?
— Нет, — жизнерадостно откликнулся Ухоня, словно речь шла не о побоище, а об увеселительной прогулке в горы. — С десяток воинов раны получили незначительные, а пятеро ранены стрелами.
Милав испытал огромное облегчение — самым страшным для него сейчас было бы услышать, что он стал причиной гибели кого-нибудь из росомонов, еще недавно принявших его как брата. Слава богам, этого не произошло!
Кузнец вышел на свежий воздух и нос к носу столкнулся с Вышатой.
— Ты уже на ногах? — обрадовался милостник. — Славно!
Милав почувствовал, что радость товарища искренняя, и ему полегчало еще больше.
— А я как раз за тобой, — продолжил Вышата. — Тур Орог к себе просит.
— Может…
— Тю-ю, ты себя за утро-то не казни — нет в том вины твоей! — и подтолкнул кузнеца в спину. — Идем, идем!
Когда Вышата с Милавом вошли в шатер воеводы, там уже собрались все старшие военачальники (числом не более дюжины), сам Тур Орог, кудесник Ярил и Баба Яга, которой галантный кудесник предложил почетное место рядом с воеводой. Польщенная старушка уселась там с видимым удовольствием. Когда шум утих, к собравшимся обратился Тур Орог: