— Извини, милок, не ведаю я озера этого, — отозвалась старушка, — я уж лучше по своим местам пройдусь — вернее будет.
«Странно, — подумал Милав, — столько лет по лесам ходит, а озера целебного не встречала!»
В этот момент к нему подошел Вышата и пригласил в шатер воеводы, чтобы обсудить план захвата крепости; Милав поспешил на зов и сразу забыл про бабушку Матрену.
Обсуждение плана заняло довольно много времени. Не все согласились с предложением Ярила, считая, что пребывание в плену серьезно отразилось на его умственных способностях. Ярил не обижался: в последнее время росомоны видели на своей земле слишком много странных и даже страшных вещей, и это не могло не сказаться на их взглядах. Спокойно-нейтральное существование двух народов — человеческого и лесного, — которым так гордились и те и другие, могло сейчас прерваться затяжным конфликтом. Кудесник все это понимал и настойчиво отстаивал свой план. Только успех мог вернуть обитателям земли Рос взаимное уважение и доверие. Ради такой цели Ярил готов был пожертвовать славой непогрешимого кудесника. В конце концов, сошлись на том, что план захвата крепости будет состоять из двух частей: в первой участвуют только представители Лесного Племени, а во второй — только росомоны. Кудесник итогом напряженных споров остался доволен:
— Да, не просто было убедить военачальников, — сказал он Милаву, когда они вышли из духоты шатра в лесную вечернюю свежесть. — Спасибо Вышате помог сломить недоверие.
— Я после боя в тереме Годомысла готов молиться на Лесной Народ, подал голос милостник, вышедший из шатра вслед за кудесником. — Откровенно говоря, если бы не видел все собственными глазами, не знаю, как бы я сам повел себя на совете.
— Доверять надо, — сказал Ярил, — и первым делом не на личину страшную смотреть, а в глаза заглянуть или в душу…
— Золотые слова! — знакомый голос вклинился в беседу. — Я вот слушал вас там, на совете, и все удивлялся…
— Ты этим занимаешься весь день напролет, — подал голос Милав.
— Разумеется, потому что, глядя на вас, нельзя не удивляться, парировал Ухоня. — Так вот, я продолжу мысль, бестактно прерванную молодым неотесанным кузнецом!
В сгущающемся сумраке блеснули зубы Вышаты — поддай-ка, Ухоня, этому зазнайке!
— При обсуждении плана вы забыли самое главное!
Все трое насторожились — уверенный голос ухоноида вызвал интерес к его словам.
— И что же? — спросил Вышата.
— Вы забыли дать название секретной операции! — воскликнул Ухоня, удивленный несообразительностью своих собеседников.
— Всего-то?! — Милав пытался казаться серьезным.
— Без названия нельзя, — убежденно заговорил Ухоня, — тогда удачи в деле не будет…
Удача действительно нужна была как никогда, поэтому кудесник немедленно поинтересовался:
— Есть предложения?
— Есть! — гордо отозвался ухоноид. — «Многоликая Кобра!»
Милав прыснул, едва удержавшись от смеха, а Вышата, принявший все за чистую монету, спросил:
— А что такое «кобра»?
— Я тебе потом объясню, — сказал Милав, подавляя смех и оттаскивая милостника в сторону.
— Чего это вы?! — обиделся Ухоня. — Вполне приличное название: и со смыслом, и со вкусом!
— Видишь ли, Ухоня, — кудеснику не хотелось обижать искренних чувств ухоноида, — нам незнакомо слово «кобра», и мы не даем название битве до боя, чтобы не сглазить.
— Правда?! — удивился Ухоня. — Я не знал этого… «Я тоже», — подумал Ярил.
Глава 5
БЕДА!
… Вышата раздвинул камыши и негромко позвал:
— Эй, кто здесь?
Ворчливый голос показался Вышате знакомым.
— Дедушка-баенник, это вы? — спросил он в темноту.
Что-то громко заплескалось, потом захлюпали чьи-то ноги по прибрежному илу, и перед милостником выросла фигура старика. Только сейчас он был покрыт не листьями от веников, как в прошлую их встречу, а тиной и водорослями. Да и дрожал дед, совсем как закоченевший гуляка в студеную пору.
— Что с тобой, дедушка? — поинтересовался Вышата, рассматривая в речном отсвете баенника.
— Захолодел я совсем, тебя ожидаючи. Чего не шел так долго? — спросил старик недовольным тоном.
— Так… — замялся Вышата, — думал, кто шуткует надо мной, — где это видано, чтобы жаба с запиской в пасти в гости пожаловала?!
— Эх, поросль молодая, неразумная! — воскликнул старик. — А как иначе мне тебя из шатра-то вызвать?
— Верно, дедушка, не подумал я о том… — извиняющимся тоном проговорил Вышата, — вы уж не сердитесь…
— Да чего там. — Старик махнул рукой, сплошь заплетенной водорослями. — Теперь-то уж как пить дать воспаление легких подхвачу!
— Разве они у вас есть? — искренне удивился Вышата.
— А то как же?! — обиделся старик. — Что я, хуже лешего, что ли: он в прошлую зиму аж два раза простудой маялся! — Баенник сказал это с такой гордостью, словно речь шла не о простуде, а о подвиге великом.
— А вы зачем меня звали-то? — напомнил Вышата.
— Ух ты, за хворями своими и про дело забыл! — спохватился старик и стал торопливо рассказывать. — Ты родственничка моего помнишь, с которым мы тебя от смертушки умыкнули?
— Да разве ж такое забудется?!
— Так вот, нонче днем сродственник мой разговор один услышал возле терема княжеского…
— Так-так, — заинтересовался Вышата.
— Овинник-то в подполе сидел и не все смог понять, что говорили. Однако хорошо запомнил, что Аваддонька — язви его в душу — поручил своему прихлебателю Кальсоньке в войско ваше отправиться и какого-то кузнеца найти — не то Мелика, не то Лавмина…
— Милава… — подсказал Вышата, вмиг догадавшись, о ком речь идет.
— Во-во — Милавку-кузнеца! — обрадовался баен-ник.
— И что дальше-то? — поторопил милостник словоохотливого старика: он сразу почувствовал, как при последних словах баенника знакомое чувство опасности ледяной пятерней охватило его сердце.
— Проклятущий чародей наказал Кальсоньке найти кузнеца и тотчас вертаться в крепость. А там, говорит, моя забота, как с ним совладать…
— Да что ж мы столько времени о чепухе всякой говорили, когда Аваддон вновь какую-то подлость задумал! — воскликнул Вышата.
— Это, выходит, мое здоровьишко — чепуха? — обиделся баенник. Однако обиду ему не удалось никому высказать — Вышата со всех ног бросился к своему шатру, лихорадочно соображая, когда он в последний раз видел Милава-кузнеца. Получалось, что сразу после разговора с Ухоней про «Многоликую Кобру» Милав ушел куда-то и Вышата его больше не видел.
«Неужто опоздал?!» — сокрушался милостник, подлетая к своему шатру.
— Где Милав? — спросил он у стражника. Тот пожал плечами:
— Как вы от воеводы вернулись, так я его и не видел.
— Эх, напасть-то какая! — проговорил Вышата и бегом кинулся к шалашу кудесника.
Ярил сидел подле небольшого костерка и что-то мастерил из темной деревяшки. Подняв глаза на подлетевшего милостника, спросил обыденным тоном:
— Куда летишь, не глядя под ноги?
— Беда! — выдохнул Вышата.
Кудесник секунду всматривался в лицо милостника, потом сразу же спросил:
— С Милавом что?
— С ним, кудесник Ярил! Я только что с баенником беседовал. Он от родственника своего — овинника в доме князя Годомысла — узнал, что к нам в лагерь Кальконис должен был пожаловать с целью тайной.
— А где сейчас Милав?
— Не нашел я его. Как вместе с вами у шатра Тура Орога расстались, так больше его и не видел.
Кудесник на минуту задумался.
— Здесь, в лагере, на него никто напасть не посмеет. Значит, захотят куда-то его выманить: либо к крепости, либо куда еще — в лес, например… вслух размышлял Ярил. — Ты, случаем, ничего не приметил, — спросил он У милостника, — может, кто приходил к нему?
Вышата замялся:
— Днем старуха к нему наведывалась…
— Старуха? Кто такая?! — встрепенулся кудесник.
— Я сам ее не видел, но сквозь шатер слышал, что Милав ее «бабушкой Матреной» величал, — чувствуя себя непонятно в чем виноватым, оправдывался Вышата.