И он вернулся. Открыл настежь дверь, сел на лавку напротив. И стал терпеливо ждать. Ему очень хотелось верить, что с баенником ничего страшного не произошло. В конце концов, он же просто дух, привидение, хотя и вполне материальное. Что может с ним случиться?.. Постепенно дверной проем чернел, сливаясь с темнотой внутри бани. Вышата задремал, лишь звук близких шагов заставил его встрепенуться. Он вскочил на ноги и стремительно шагнул к двери. В нескольких шагах от себя он увидел очертания нескольких человек и мгновенно напрягся. Губы, готовые окликнуть баенника, остались плотно сомкнутыми, а меч уже был у него в руках. В это мгновение он услышал смеющийся голос старика-баенника:

— Ох, и скор же ты, молодец, на расправу!

— За сутки ожидания чего не передумаешь, — сказал Вышата, убирая меч. — А кто это с тобой?

— Да, почитай, из-за них я и задержался. Это все девки сенные из окружения княгини Ольги. Я их у этого… у Кальсоны взял.

— Как это — взял?! Да ты давай рассказывай. Только вот девушек куда-то пристроить надо. На полок их, что ли?

— Да ты что, молодец, а вдруг обдериха ко мне в гости объявится? А у нас такой малинник! Нет, пускай у порога стоят — им, горемычным, от этого никакого ущемления нету. Потому как от душенек ихних ничего, окромя глаз, не осталось.

— Как это?.. — не понял Вышата.

— А ты меня, милостник, не торопи. Я, можно сказать, в тылу вражьем жизни лишался, поэтому и хочу обсказать сей подвиг со всеми тонкостями. Слушать-то будешь?

— Да хоть до утра!

— Нет, до утра не сдюжу — поспать малость хочется. Намыкался я с этими девками! Ну так вот…

Глава 18

УБОГИЙ РЫК

В шатре Тура Орога было не протолкнуться. Сам тысяцкий и несколько наиболее знатных гридей сидели в центре на широких лавках, а остальные, в числе которых были старшины и десятские из наиболее отличившихся в последние дни, толпились по стенам. Все со страхом, жалостью и затаенной злобой на тех, кто сотворил такое, смотрели на стайку девушек в центре шатра. Недовольный, глухой ропот медленно клубился над толпой.

— Тише, гридь княжеская, — поднял руку Тур Орог, — послушаем Вышату.

Милостник князя поднялся со скамьи и встал так, чтобы его могли видеть все.

— Слушайте, браты, и не говорите потом, что слова мои прошли мимо ушей ваших! — заговорил он, оглядывая знакомые лица. — Обратился я с поклоном низким и просьбой большою к баеннику, что в баньке княжеской обретается. Некоторые воскликнули: «Знаем мы старика этого, веселый баенник…» — Так вот, — продолжал Вышата. — Старик в просьбе моей не отказал и сам в крепость отправился. А когда вернулся, то поведал мне вещи ужасные. Рассказал он, что колдовством черным поганый колдун Аваддон превратил всех, находящихся в крепости, в кукол безмозглых, которые стали почитать его, как своего господина.

— Да как же это?

— Гридь княжеская — на коленях перед колдуном?

— Да быть того не может?!

— Может, — сказал Вышата. — И доказательством тому — девушки эти, коих многие из вас лично знают. — Шум голосов несколько поутих, и Вышата продолжал: — Слушайте далее: нет у поганого колдуна своего воинства, и по стенам крепости на его охране стоят лишь други наши да сродственники! А князь наш светлый — Годомысл Удалой — в одрине своей почивает. И не понятно: жив ли князюшка или мертв, ибо ни дыхания слабого, ни стона тихого из груди его не вырывается. А о судьбе наследника — княжича Дагара, ничего не ведомо, ибо девицы, за ним приглядывавшие, сами видите, в каком положении.

Повисла напряженная тишина. Внимание всех обратилось на девушек, смотревших вокруг пустыми, ничего не понимающими глазами. И скрежет зубовный пролетел по шатру — то гнев свой справедливый пытались обуздать воины. А через мгновение тишина взорвалась криками:

— На штурм!

— Покараем поганого колдуна!

— Отомстим за кровь нашу, иноземцем пролитую!

Тур Орог поднялся со своего места и призвал всех к тишине:

— Тише, братья! Не пугайте криком своим девиц обеспамятевших. Послушайте слова мои. Гнев ваш и нетерпение понятны. Но подумайте: на кого штурмом идем? На своих же! А вина их только в том, что маг у них душу отнял да разум помутил. Разве поднимется рука на создание такое?!

— Что же делать?.. — послышались крики. — Научи, воевода, а мы не подведем!

— Непростой это вопрос, но скоро вы все узнаете ответ на него. А пока вернитесь к делам своим, службу справно несите. Наш князь с нами! Понятна ли речь, гриди?

— Верно говоришь, воевода!

— С нами князь Годомысл!

— Не уйти Аваддону от кары справедливой!..

Воины шумной толпой покинули шатер. Остались лишь двое: Тур Орог и Вышата, да девушки, которые по-прежнему безучастно взирали на события, происходившие вокруг них. Тысяцкий подошел к одной из них и взял за руку.

— Любава, неужто не узнаешь меня?

Вышата мягко коснулся руки Тура Орога.

— Она ничего не помнит, — сказал он. — Но я знаю, как помочь им… попробовать помочь.

Тысяцкий обернулся к нему. Надежда мелькнула в его глазах:

— Говори!

— Есть скит в двух днях пути отсюда…

— Ты о Нагине-чернокнижнике речь ведешь?

— О нем, воевода, только не спеши запрет вершить. Дедушка баенник говорил, что ведун этот способен память возвращать да бесов из тела изгонять силой молитвы.

— Князь не велел знаться с чернокнижником, — строго сказал Тур Орог.

— Знаю, воевода. Это все из-за пророчества волхва Стовита: Нагин его прилюдно обманщиком да шарлатаном обозвал, вот князь и прогневался на него. Нам-то до этого какое дело? Только верю я: поможет девицам Нагин встречался я с ним прошлым летом. Зело образован, а нравом кроток — не чета Стовиту. Так как решишь, Тур Орог?

Тысяцкий молчал. Ходил вокруг девиц, в глаза им заглядывал, да только почти сразу же и отводил свой взор — страшно было смотреть в черную бездну их глаз.

— Ладно, — наконец решился он, — отправишь их к Нагину завтра утром. Прикажешь Эдаму сопровождать и охранять в самом скиту. Может, чего и получится? — добавил он негромко. — Я за Любаву в ответе перед ее отцом погибшим. А слово, данное сотоварищу, нарушать зело тяжко…

Вышата молчал, не желая мешать течению мыслей тысяцкого.

— Бери девиц да ступай, — сказал Тур Орог. — Хочу один побыть…

Кальконис медленно, но верно из ранга «компаньона» переместился в разряд обыкновенного слуги, прислуживающего своему господину за трапезой. Он уже не сидел за одним столом с Аваддоном, а стоял за его спиной в позе самого преданного лакея. И был, между прочим, этому очень рад. А все потому, что ему так и не удалось выполнить приказ чародея отыскать следы Вышаты и Дагара. Поэтому вечером разгневанный Аваддон разжаловал его до лакея. Ну и без рукоприкладства, разумеется, не обошлось. Голова до сих пор, словно чугунная, — это следы того, как Аваддон вдалбливал (в буквальном смысле!) почтение к своей персоне и к своим приказам. Дело едва не кончилось еще более плачевно для сэра Лионеля. Однако Кальконису удалось убедить разбушевавшегося мага в своей исключительной необходимости и полезности, и Аваддон согласился.

Таким вот образом совершилось низведение сэра Лионеля де Калькониса, кудесника-целителя страны Рос до положения ничтожного лакея!

— Кальсонька, принеси еще сбитня, — проговорил Аваддон елейным голосом. — Нужно отметить твое «повышение».

— Сию минуту, магистр! — отрапортовал Кальконис и отправился за напитком, глотая слезы обиды и успокаивая выскакивающее из груди сердце.

Вернувшись, он наполнил бокал Аваддона и замер за его спиной.

— За что пьем мы сей хмельной напиток? — спросил чародей, внимательно прислушиваясь к реакции Калькониса за своей спиной.

— За мое повышение! — Голос философа был как у покойника.

— Изумительный ответ! — воскликнул довольный Аваддон. — Если ты себя и дальше зарекомендуешь достойным моей высочайшей милости, то года через два или три станешь… старшим лакеем! Как вам такая перспектива, сэр Кальсонька?